НАЗВАНИЕ: «Свободна»
АВТОР: Птица СИРИН
БЕТА: -
ЖАНРЫ: Dark, Angst
ПЕРСОНАЖИ/ПАРЫ: Канна\ОМС.
РЕЙТИНГ: я бы поставила PG-13, но т.к. здесь могут присутствовать неокрепшие детские умы, то поставим R.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: смерть персонажа.
ДИСКЛЕЙМЕР: Все права Х.Такею. Я прибыли не получаю, да и вообще размещаю данное «творение» всего в паре мест.
СОДЕРЖАНИЕ: Ну, очередной мини – так что быстрее прочесть… О Канне.
СТАТУС: окончен
ОТ АВТОРА: Мне нужна была смерть Хао (бедный мальчик, мне бы лишь бы его прикончить) – поэтому можно представить, что действие происходит с учетом сюжета аниме.

Свободна

Посвящается…

Канна сидела на ступеньках особняка и нервно курила, уставившись в одну точку. Рядом с матерью сидела двухлетняя девочка – чуть растрепанная и очень серьезная. В правой руке она сжимала куклу, а левой крепко держалась за мамину кофту.

Канна старалась не дымить на ребенка, поэтому горький голубоватый дым поднимался по левую сторону от лица, периодически попадая в глаз, отчего тот слезился.

Шаманка смотрела на порозовевшее небо на востоке и впервые за долгое время чувствовала себя абсолютно спокойной – не было судорожных раздумий, не было паники… только спокойствие.

Он был дня нее всем.

После того, как умер Учитель… после того, как у нее второй раз в жизни просто выдернули почву из-под ног, он был единственным, кто не отказался от нее.

Единственным, кто в чумазой, одичавшей девушке смог разглядеть человека.

Когда она попала в Исправительный Центр, Енц работал там штатным психологом. Как раз он и должен был присматривать за ней: разговорить для начала. Канна отказывалась называть свое имя и есть – пока ее не выпустят из этой клетки (по-другому называть это место она не могла даже про себя). Поэтому как минимум раз в день к ней входили два санитара и насильно вкалывали какие-то препараты – чтобы ненормальная девка не подохла от истощения. Так могло продолжаться еще долго, если бы в один прекрасный день на пороге не возник высокий темноволосый мужчина в очках. Очки первые и привлекли ее внимание – наверное потому, что это была единственная вещь, которая выделялась из его больничного облика: в тонкой, дорогой оправе они казались очень хрупкими. И очень шли их владельцу.

Серьезный мужчина, по возрасту подходивший к «молодости старости»*, Енц был молод душой. Так, по крайней мере, ей сначала казалось – цепкий, пытливый ум, точные замечания и ничего лишнего. Но за всем этим стоял еще и жизненный опыт, помогающий принимать правильные решения.

Канна доверилась ему. Основной причиной все-таки стало то, что он не считал ее сумасшедшей.

Непокорная шаманка рассказывала мужчине о своей жизни: о том, что значит быть шаманами, об Учителе, словом, обо всем, - а Енц внимательно слушал. Так между ними возник мостик взаимопонимания, позднее перешедший в любовь.

Как ей казалось.

Уже через пару месяцев Канна была полностью свободна и вольна делать то, что ей заблагорассудиться.

Она осталась с Енцем.

Она была счастлива: оглушающе, невероятно счастлива. И выражение «Меня не за что любить» было забыто как страшный сон.

Мужчина, находившийся рядом с Канной, был заботлив, галантен и мил. Шаманка не чаяла в нем души, и поэтому когда он предложил ей выйти за него замуж, не задумываясь, согласилась.

Первые месяцы супружеской жизни были для нее раем на земле. Девушка даже подумывала разыскать Мати и Мари, чтобы они могли разделить с ней ее счастье. Но Енц воспротивился данной идее.

«Они не особо торопились забирать тебя из Центра. Все, что вас связывало, давно погибло, Канна. Ты должна это понять – так тебе будет легче это принять».

И Канна согласилась – ведь ее муж был старше и опытнее ее. А еще она его очень любила.

Потом было резкое ухудшение самочувствия. Перепуганная девушка ничего не сказала мужу, – не хотела его пугать, - записалась к врачу и отправилась на прием. После первого визита молодой, улыбчивый доктор не сделал никаких прогнозов, но потом…

«Я стану мамой!»

Счастье стало не только оглушающим, но и лишающим последних остатков ума.

Но оно закончилось, как только она переступила порог квартиры… ТАКИМ своего Енца она никогда не видела – мужчина кричал, брызгая слюной во все стороны, а Канна узнавала о себе все новые и новые вещи: и потаскушка она – не успели пожениться, как уже на сторону пошла; и наблюдал он за ней все это время – в какой дом она таскалась…

Шаманка пыталась объяснить, что в этом небоскребе на первых этажах находится больница, но сошедший с ума супруг ничего не хотел слушать. Успокоило его то, что не выдержавшая напряжения Канна просто свалилась в обморок. Очнулась она на кровати, среди подушек и одеял. Енц тогда две недели просил у нее прощения. Но сказала она о том, что беременна только через месяц.

Мир восстановился.

Как она думала.

Енц носился с ней, как со стеклянной вазой, не позволяя ничего делать – Канна должна была отдыхать, смотреть мексиканское «мыло» и есть шоколадки. На ее невинный вопрос, почему все же шоколадки, а не соленые огурцы, например, или арбуз, муж покраснел, но ничего не ответил.

Когда родилась Герда, Канна была поглощена только дочерью. Милое создание с серьезными глазами («Это она в тебя, папочка!») единовластно правило ее сердцем. Когда дочка протягивала к ней свои маленькие ручонки, Канна готова была горы свернуть. А когда малышка потянулась к Эшкрофту, то Канна даже заплакала. Впервые после смерти родителей.

Она долго не могла понять: радуется она или нет тому, что дочь будет шаманкой.

Сначала дочурка занимала все время Канны, но муж, обеспокоенный тем, что жена не отходит от ребенка, нанял ей в помощницы няню – чтобы у Канны было хоть два часа в день - заниматься собой. Постепенно женщина поняла, что ей это действительно необходимо и временной промежуток увеличился до четырех часов: два часа, пока малышка спала, и два – что проводила с няней. Канна записалась в тренажерный зал, ходила в салоны красоты и с соседками пить чай. Ей казалось, что жизнь совсем переменилась: не было ужаса, ненависти, злобы.

И вот тогда снова начались упреки. Плавно они переросли в скандалы, а потом и в побои. Муж абсолютно прекратил сдерживать себя, обвиняя Канну в изменах, в том, что она «промывает ему косточки с подружками» и только что с чертом не водиться. Далеко не слабая женщина, она не всегда могла справиться с Енцем, и ей периодически приходилось замазывать тональным кремом синяки и ссадины.

Очень часто хотелось закурить, но Канна давно бросила эту привычку и начинать снова не хотела.

Когда Герде только-только исполнился год, ее мать попала в больницу. Диагноз – многочисленные ушибы, синяки, сотрясение мозга и перелом руки. На вопрос врачей, что именно произошло, женщина заявила, что упала с лестницы в особняке, запнувшись об ковер.

После этого она еще пару раз попадала в больницу, но так и не рассказала никому, что ее избивает муж. Что тут было больше – гордости или инстинкта самосохранения? Прежняя Канна никогда бы не призналась, что не смогла с чем-либо справиться, а нынешняя слишком зависела от Енца.

Сколько бы это еще продолжалось? До того, пока бы он не избавился от подозрительности или пока бы ее не убил?

Канна смотрела передачи о женщинах, попавших в затруднительное положение. Все эти посторонние люди утверждали, что мужчина, поднявший руку на свою жену, психически нездоров, и пока не поздно надо от него уходить.

Шаманка соглашалась с ними, но собрать вещи никак не могла. Все решил случай.

Муж вернулся с какого-то приема подвыпивший, и начал обвинять Канну в том, что она общается с Гертрудой у которой очень молодой любовник. А не устраивают ли они развлечения на троих?

Канна, привыкшая уже, кажется, ко всему, спокойно ответила, что ему необходимо отоспаться…

…ударившись об угол стола плечом, женщина опрокинула с него вазу, которая упала на пол и с грохотом разбилась. Это была уже не первая вещь за сегодня, что они уронили. Оба тяжело дышали и смотрели друг другу в глаза. Канна была готова защищаться, но не успела блокировать удар, направленный в живот. Согнувшись пополам от боли, Канна практически плакала  - настолько сильно Енц вцепился ей в волосы. Он размахнулся, намериваясь «наказать» жену, как он это называл. Но тут сзади раздалось робкое «мама», и, повернувшись, Енц ударил в источник звука.

Как все произошло дальше?

Ужас и холод.

Резко подскочивший уровень фуриоку.

Эшкрофт.

Кулак отца так и не достиг маленькой Герды. Теперь его тело лежало у ног Канны, а под ним на светлом ковре расплывалось алое пятно.

Енц был мертв – наученная бурной молодостью женщина могла это сказать и без ощупывания пульса.

Дочка сидела и смотрела на маму серьезными глазами:

- Па шпи?

- Да, дорогая, папа спит.

И вот теперь она с дочерью сидела на ступенях особняка, курила, наконец, сигарету и была снова счастлива.

Потому что была свободна. И она, и ее дочь.

Конец.

*Есть такой тост: «тридцать – старость молодости, а сорок – молодость старости».

Отредактировано Птица СИРИН (2007-03-04 09:51:12)