Shaman Kingdom Forum

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Shaman Kingdom Forum » Фанфики не по Shaman King » Где-то здесь и началась Дорога на Запад


Где-то здесь и началась Дорога на Запад

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

Фанон полнейший.
Но я так вижу. И несколько других существ так видят.
Возможно - увидите и Вы.

Фендом: Saiyuki
Жанр: AU, angst
Автор: Юки Эйри
Рейтинг: PG-15
Пейринг: Укоку Санзо/ Генджо (Коръю) Санзо, возможно в процессе - Санзо/Гоку
Саммари: Трудно сюда спойлерить.
Дисклеймер: Казуя Минекура имеет всех.

Предупреждения: поскольку АУ, то ООС.

От автора: Не бечено, не вычитано, просто проба пера на этот пейринг и попытка выдать AU.
Как вышло - сам толком не понял.
Во всем виноват ворон, что каркал под окном в пять утра и мое больное воображение.

***

За окном снова прокаркал ворон. И тишина безлунной ночи сразу  исчезла, ворон каркал громко, нагло и весьма нахально. Коръю  уныло заворочался и сел в постели, прикидывая – стоит ли  шугануть птицу. Но в Храме воронов любили, вернее – боялись.  Все же когда сам Санзо Хоши общение с людьми предпочитает  большим черным птицам с пронзительными немигающими  глазами…
Коръю воронов не боялся, просто от них был постоянный шум да  грязь. И вот по ночам спать было трудно.
Но сейчас ворон каркал несколько иначе – словно сообщал о  какой-то важной новости.
Неужели… Укоку-сама возвращается? – зачарованно  прислушиваясь к карканью ворона, подумал Коръю.

Укоку Санзо Хоши обладал многими недостатками, но самыми  главными, пожалуй, была любовь к исчезновениям и долгим  путешествиям, в которые он никого не брал. И тогда Коръю  оставался опять один. И снова были косые взгляды монахов,  бесконечные уборки и без того безупречного монастырского сада  – лишь бы убить время до возвращения Сенсея.
Комъё-сама погиб три года назад; три года назад дождливой  ночью перед этим Коръю стал тридцать первым Тоа Генджо  Санзо Хоши, как бы смешно это ни звучало. Но в этом Храме  никто не знал правду, и не узнает – такого было единственное  требование Укоку, ставшего для Коръю новым Сенсе.

Они встретились темной безлунной ночью, когда тридцать  первый Тоа Генджо Санзо Хоши был на грани самоубийства и  трясущимися руками приставлял револьвер к виску. Укоку просто  смотрел на эту сцену, а потом, усмехаясь, протянул руку:
- Отдай мне револьвер, Коръю-чан.
Его тихий голос заставил юношу поднять глаза и практически  утонуть в темных, почти черных зрачках монаха.
Тогда Укоку просто взял его за руку и повел за собой. Коръю  молчал три месяца после того, как Санзо привел его в свой Храм.  Молчал, сидя в темном углу своей комнаты, лунными ночами  чуть шевелил губами, а когда шел дождь – приходил к Укоку и так  же молча опускался перед его кроватью.

Менял пепельницы, подавал сигареты; только бы не оставаться  одному. Снова. Укоку это понимал – о прошлом не заговаривал,  имени покойного не произносил; если бы его спросили – зачем  он вообще подобрал Коръю – вряд ли бы нашлась действительно  уважительная причина. Хрупкий блондин с сиреневыми глазами,  полными печали и одиночества, просто показался Укоку  забавным. Не более. А вид его лишний раз доказывал – Комъё,  этот странный Санзо, был не прав. Потому что сейчас тридцатый  Тоа Комъё Санзо Хоши мертв.

Он спал, лежа на животе и что есть силы обнимая подушку. Он  казался таким хрупким в этот момент, таким несчастным и  совершенно далеким. Возможно, это и мешало Укоку отправить  блондинчика на свалку и найти себе новую забавную игрушку.
Порой Коръю о чем-то задумывался и уходил в свой внутренний  мир, который был только его. Тогда... тогда он становится  похожим на божество, сошедшее с Небес. И пусть Укоку не верил  ни в Небеса, ни в Преисподнюю, он видел этот странный теплый  яркий свет, что окутывал Коръю. Нет, тридцать первого Тоа  Генджо Санзо Хоши, если быть совсем точным. Тоже Санзо. И в  этом всем - тоже была загадка, которую Укоку стремился  разгадать. Он не любил, когда ответы долго не приходили на ум,  и начинал сердиться. Но упрямый юноша с проницательными  глазами цвета юной сирени лишь каждый раз давал Укоку повод  для новых загадок, которые было весьма непросто разгадывать.  Если Коръю и вел свою игру, то делал это слишком искусно, а в  такое Укоку просто не верил.

Небо продолжало заволакивать рваными темными, явно  грозовыми тучами, которые медленно наползали своими  неровными краями на яркий диск луны. Укоку широко  усмехнулся, наблюдая как фигура спящего Коръю погружается в  темноту.
- Так-то лучше, Коръю-чан.

Коръю спал крепким глубоким сном, когда холодные пальцы  прошлись по щеке и требовательно сжали подбородок.
- Ты непозволительно красив даже для монаха, Коръю-чан, -  слышится сквозь сон знакомый ехидный голос, так долго не  звучавший в стенах этой комнаты.
Юноша сонно приоткрывает глаза и чуть улыбается:
- Вы вернулись, Укоку-сама…
- Значит – скучал.
- Немного.

С Коръю всегда так – то он готов с преданностью смотреть в  глаза и чуть ли не щриться от радости того, что Сенсе рядом, то  сразу замыкается в себе и не понять – какие слова тому причина.

Не так уж и прост этот тридцать первый Санзо. Получить титул в  тринадцать лет и так гордо нести его бремя на своих плечах – это  уметь надо. Особенно когда тебе это совершенно не нужно.  Неужели Коръю нисколько не раздражает то, что его просто  поставили перед фактом, - часто думает Укоку и…не находит  ответа. Возможно, Комъё все-таки был неплохим наставником.  Того Кеннъю тоже не мог понять. Яблоко от яблони впрочем…

Укоку проводит ладонью по столь желанному телу, замечая в  глазах Коръю не то чтобы обожание, скорее восхищение.
- Вы такой красивый, Укоку-сама, - замечает юноша, не  предпринимая никаких попыток обнять или просто прикоснуться  рукой. Он так и сидит, задумчиво переводя взгляд на раскрытое  окно, откуда по лицу бьет сильный ветер и веет осенним холодом  ночи.
Опять. Каждый раз, когда Санзо кажется, что он почти разгадал  загадку, - все начинается снова.
- Сегодня была красивая луна, - говорит Коръю, словно и не  замечая жадного взгляда, каким на него смотрит Сенсе. – А теперь  – ее уже не видно за этими тучами. Опять будет Дождь.

Каждый раз, когда Коръю упоминает дождь, Укоку кажется, что  пространство вокруг юноши наполняется вполне ощутимым  одиночеством, которое превращается в невидимый барьер.  Сквозь него не пробиться, недостаточно протянуть руку и  схватить за плечо, резко притянуть к себе и насладиться юным  телом.

Отредактировано Yuki_Еiri (2009-06-10 19:55:27)

2

Часть первая.

Оно по-прежнему не бечено, АУ-шно и это... рейтингово немного. Где-то ПГ-13.

***

- Разве Комъё никогда не делал этого с тобой? - притворно  удивляется Укоку, небрежно стягивая с плеч Коръю одежду. Тот  лишь отрицательно качает головой, чувствуя как пылают щеки  под пристальным взглядом монаха.
- Выходит, ты совсем невинный, Коръю-чан? - продолжает  издеваться Укоку, обводя длинными пальцами контур подбородка  юноши.
- Это что-то меняет, Укоку-сама?
- Возможно.
Коръю чуть вздыхает и дрожащими пальцами развязывает пояс, -  тот блестящей черной лентой падает на пол. И юноша понимает,  что пути назад нет. Конечно он знал, что собирается сделать  Санзо, конечно он знал что многие монахи занимаются этим, но...  Все это было слишком неправильно. И…предсказуемо.

Тогда он часто не спал ночами, особенно когда яркий свет луны  заполнял собой все пространство комнаты. И совсем не  собирался выходить в сад, просто... Просто так получилось.
И конечно Коръю вовсе не собирался подслушивать разговор  Сенсея и его гостя, нового Хранителя сутры Матен. Но…так  получилось.
Мягкий голос  Комъё и хриплый - Укоку. Они о чем-то тихо  переговаривались.  А затем он увидел - они целовались. При  свете луны. Это было очень красиво. Но только для них двоих.
Тогда Коръю медленно закрыл бумажную перегородку и  отправился к себе в комнату, где на полу, стенах и потолке  разливался мягкий лунный свет.

Сейчас же, когда Укоку откровенно намекал на то, что у  Комъё-сама были какие-то отношения с учеником, Коръю было  неприятно. Потому что слишком много ночей подряд снились  тогда мальчику - сад, луна и двое целующихся мужчин. Комъё  всегда был для Коръю больше чем Сенсе. Он заменил ему семью,  он сам стал его семьей. И было очень неприятно, когда  выяснилось, что Сенсе принадлежит не только ему. Что есть  человек, который может позволить себе такое, а Комъё-сама будет  с улыбкой принимать эти вольности и сам отвечать тем же.

- Я могу пойти к себе, - холодным голосом отвечает Коръю,  отвечает явно с опозданием, но ответ этот - совсем не тот, что  ждет Укоку. И на секунду Коръю замечает тень растерянности на  лице Санзо, а потом на нем снова играет ухмылка:
- Значит ты все видел, Коръю-чан.

Тридцать первый Тоа Генджо Санзо отводит взгляд и делает вид,  что внимательно изучает комнату Сенсе, хотя видел ее не в  первый раз. Да и на что смотреть: на низкий столик у окна, на  темный сад за окном, на дощатый пол, натертый до блеска, на  стены, украшенные старинными свитками, на темное пятно двери  на противоположном конце помещения?
Сенсе только вернулся. Поэтому еще не успел развести  творческий беспорядок. И даже пепельница и сигареты лежали на  чистом столе, а не среди груды свитков, сутр и прочих рабочих  документов Укоку.

- Видел, - признается Коръю, резко поднимая голову и глядя на  Укоку с легкой обидой во взгляде. - И слышал.
Укоку улыбается, а уголки губ сами складываются в столь  привычную усмешку:
- Любопытный маленький послушник был все-таки у Комъё.  Он-то сам хотя бы знал?

Знал что? Что Коръю его любил? Конечно знал. Правда Коръю  никогда и не пытался выразить свои чувства к Сенсе. Это было  ясно и без слов. Или действий. Коръю никогда и не думал о  физическом контакте с Комъё. Дотронуться рукой, обнять, - все  это совсем не нужно. Вместо этого можно было подметать сад и  любоваться тем, как Комъё курит, или сидеть рядом с ним на  веранде и наблюдать, как Сенсе складывает самолетики из яркой,  обязательно оранжевой бумаги. Просто быть рядом. Зачем  лишний раз доказывать свои чувства, если Сенсе и сам все  прекрасно знал?
И потому сейчас жив Коръю, а не Комъё-сама. И потому сейчас  он - тридцать первый Тоа Генджо Санзо Хоши. И потому -  выбора у него той дождливой ночью не было.

Укоку же - совсем другой. Он презирает такие слова как любовь.  Он смеется над чувствами. Он не верит в них. Он верит лишь в  силу. И живет ради смерти. Коръю это немного неясно и  непонятно. А еще Укоку нужно постоянно что-то доказывать:  словами ли, действиями ли. Постоянно. Для него все это - игра. И  хороших актеров он ценит. Как свои любимые игрушки. Для него  это значит - собрать коллекцию образов, лиц, людей. Маски  Укоку презирает почему-то. Наверное, считает тех, кто под ними  прячется, фальшивками. А значит, недостойными быть в его  музее. Коръю такое отношение не нравится, но мириться с ним  вполне можно. Потому что иначе - Одиночество.

Вот только цена за это слишком велика. Коръю понимал - рано  или поздно это должно было случиться. И что Укоку так долго  ждал - самое удивительное и непонятное, что вообще можно  ждать от Сенсе. Он предоставил Коръю выбор. И оба знали, чем  все закончится. Выбор пусть и был, - выбирать не из чего было.

- Возможно, - отвечает Коръю после нескольких минут молчания.  - Только... какая теперь разница?
- Раз-ни-ца? О, Коръю-чан, ты слишком наивен, - Укоку  картинно делает неопределенный жест рукой. - А еще ты  слишком мил. Впрочем, это я тебе уже говорил.
- Да.

Всего одно слово. И неясно, какой смысл вкладывает в него  Коръю. Но Укоку на то и мастер игры, чтобы понять все,  возможно даже больше, чем пока понимает юный Санзо.
Слово как приглашение, как просьба, как выбор. А за окном  безлунная черная ночь. Даже звезд не видно. Да и зачем они  сейчас? Чем темнее - тем лучше. Не видно будет ни яркого  румянца смущения на щеках, ни чуть испуганно-отстраненного  выражения лица, ничего.

Укоку снова делает это,- жест, к которому Коръю никак не может  привыкнуть: длинными тонкими пальцами он приподнимает  подбородок воспитанника так, что невозможно уже отвести  взгляд, и смотрит. Блондин проигрывает первым, моргая. И в тот  же момент его дрожащие губы накрывают губы Сенсе. Внезапно,  стремительно, неожиданно.

Сенсе не стремится быть ласковым или нежным. Он привык  получать, не отдавая ничего взамен. Лишь брать и наслаждаться  результатом. Сейчас же - ситуация иная.
Под ним - юное невинное тело того, кто любит, но не его. И тем  интереснее будет взять этого наивного блондинчика с  сиреневыми глазами, вслушиваться в его стоны, следить за его  меняющимися выражениями лица и видеть в его глазах  сожаление. Потому что тот единственный, с кем бы он хотел  провести свою первую ночь - уже мертв. Забавной выходила эта  первая игра.

Отредактировано Yuki_Еiri (2009-06-10 19:52:59)

3

Часть вторая

Предупреждения все те же.

***

Каждый раз, когда Коръю украдкой смотрел как сенсей занимается совершенно обычными с виду делами, на ум невольно приходило сравнение с Комъё. Просто мысли начинали течь чуть в ином направлении и рядом с Укоку сам собой возникал образ погибшего Сенсе. А в последнее время это повторялось все чаще и чаще. Образ из прошлого смешивался, переплетался с настоящим, мучая по ночам, угнетая в дождливые дни.
Коръю становился еще молчаливее обычного, почти не выходил из своей комнаты; подолгу сидел на подоконнике у открытого окна, всматриваясь в проплывающие по осеннему небу белые пушистые облака, такие же далекие, как и Комъё. И даже если вытянуть руку - ничего не изменится. Так и будет - небо высоко-высоко, а он - на земле, где сильнее гложет одиночество.

А еще вечно прикрытый повязкой лоб порой начинал гореть словно огнем. Оставаясь один, Коръю снимал белоснежную ткань и долго глядел на свое отражение в зеркале: на светлые волосы, темные фиалковые глаза, тонкие бледные губы и на огненно-красную чакру, скрытую под челкой, - знак того что он Избранный. Тридцать первый Тоа Генджо Санзо Хоши. Хранитель сутр Сейтен и Матен. Забывший что такое долг.

- Или просто не желающий про это думать. - Укоку  появляется незаметно, неслышно подходя к Коръю и кладя руки ему на плечи. Коръю тяжело вздыхает и отодвигает от себя зеркало.
- Тебе стоит больше работать над выражением своего лица, когда ты один, маленький послушник, - отмечает Санзо, наблюдая за тем, как лоб ученика снова охватывает повязка.
Коръю кивает, затем поворачивается к сенсе и видит за его спиной Комъё. Как
- Да, Сенсе. Я постараюсь.

Укоку усмехается и приподнимает подбородок юного послушника длинными холодными пальцами:
- Времени для тренировок у тебя будет предостаточно.
Коръю моргает и внимательно смотрит на Сенсе:
- Снова уходите?
- Верно.
- Когда?
- Прямо сейчас.
- Понятно.

Укоку проводит рукой по светлым волосам юноши, лохматя и без того непослушные пряди, и приникает к губам резким требовательным движением, кусает губы, проводит языком по зубам, заставляя принять поцелуй.
Коръю закрывает глаза, несмело кладет руки на плечи Сенсе, ощущая  под пальцами тонкую ткань сутры, и послушно приоткрывает рот.
Может и правда он не хочет думать о похищенной сутре, о долге, о том, что произошло тогда, три года назад в один из таких вот осенних вечеров...
И словно в подтверждении этих мыслей вдалеке блеснула яркая вспышка молнии, а чуть позже по окрестностям тяжело и натужно прогремел гром.

Укоку часто куда-то уходил; порой внезапно, без предупреждения исчезал на пару дней, а иногда - и на месяц. Казалось что вне Храма он ведет еще одну жизнь, и не собирается никого в нее посвящать.
Коръю никогда не интересовался у Сенсе - куда тот пропадает с завидной регулярностью. Если посчитает нужным - то сам скажет. Укоку же молчал, а лезть в жизнь пусть и Наставника, не хотелось. В этом они: и Укоку и Комъё, - были похожи. О них знали лишь то, что они позволяли о себе знать. Остальное было либо сплетнями, либо слухами.

- Возможно все Санзо такие, - думал Коръю, засыпая под мерный шум капель, падающих с крыши как последнее напоминание о недавнем дожде. А каким Санзо будет он? Вернее - какой он уже сейчас? Собственное будущее, как и мысли о нем, почти не волновали Коръю, когда рядом был Укоку-сама. Но с тех пор, как тот стал пропадать все чаще и на более продолжительное время - юноша не раз возвращался к этой проблеме.

Да, он был благодарен Укоку за свое спасение, но возможно... Его путь был должен окончиться там? Чем чаще думал об этом юный Санзо, тем больше ему казалось что он живет чужой, не своей жизнью. Это тяготило, но еще противнее было то, что Коръю не мог никому об этом рассказать. Среди монахов друзей у него не было; а говорить на эту тему с Сенсе - значит усомниться в его помыслах и действиях.

Тридцать первый Тоа Генджо Санзо Хоши чувствовал себя как в клетке, которая открыта; и это пугало больше всего. Там, на воле, - слишком много страхов из прошлого. И вряд ли он стал сильнее, чтобы попытаться им противостоять.

***
В комнате было тепло, даже немного жарко. Яркий солнечный свет струился с улицы, где большими сугробами лежал снег. Коръю сидел рядом с Укоку за котецу и пил свежезаваренный чай. Сенсе улыбался, наблюдая за юным послушником; сейчас с небольшим румянцем на щеках от горячего чая, Коръю выглядел особенно милым. Впрочем юный послушник всегда был милым, когда сидел молча и не пытался донести очередную "великую" истину до своего сенсе. Курить и пить - вредно; долгие отлучки из монастыря - не совсем уместны, особенно когда совпадают с праздничными церемониями; беспорядок в покоях - не достоин того, кто носит звание Санзо. Просто не верилось что юный послушник был настолько рассудителен и беспощаден в своих суждениях. Неудивительно что монахи посматривали на него чересчур косо; да еще и одно то, что Укоку уделял Коръю слишком много внимания, - все это настраивало обитателей монастыря против Коръю. А его это казалось совершенно не волновало.

- Сенсе, вчера монахи снова собирались, чтобы распить вино, - невзначай сообщил Коръю, грея руки о чашку.
- Да? - Укоку выгнул бровь и посмотрел на него поверх очков. - Какой ужас. Мне стоит немедленно их наказать?
- Сенсе! - в голосе Коръю сквозит возмущение. - Я всего лишь подумал что это недопустимо.
- "Всего лишь"? - Укоку хмыкнул, проводя рукой по щеке послушника. - Тогда наверное стоит рассказать им о том,  чем мы с тобой обычно занимаемся? Чтобы все было справедливо и честно, -  так, как ты любишь.
Коръю испуганно посмотрел на сенсе и, отчаянно краснея, уставился в чашку с чаем; такой оборот событий как-то не приходил в голову юноше. Он привык считать что он и сенсе - не совсем обычные монахи, а значит - и правила у них немного другие. Теперь же Укоку очень красиво поставил его на место, и это было немного неприятно.
- Сенсе...
- Если в чем-то сомневаешься - действуй. Поступки можно исправить, а вот возродить ушедшие мысли в действия будет куда сложнее, - задумчиво протянул Укоку, поправляя очки на переносице.
Коръю несмело поднял взгляд своих больших сиреневых глаз на сенсе, а затем порывисто обнял за талию, сметая рукавом со стола чашку.
- Ой.... - тихо прошептал Коръю, все еще вцепившись пальцами в ткань хои сенсе, глядя как по дощатому полу разливается зеленоватая жидкость.
- Монахи уберут, - ухмыльнулся Укоку, приобнимая послушника поудобнее и притягивая к себе лицо за подбородок. - Должна же от них быть хоть какая польза, а то совсем от рук отбились - вино вон распивают целыми днями.

- Сенсе... - простонал юноша, ощущая губы Укоку на своей груди. - Ах... Сенсе..
- Ты что-то хочешь мне сказать, маленький санзо? - почти промурлыкал Укоку, чуть растягивая слова. Эта вальяжная манера говорить появлялась у сенсе редко, но после - Коръю еще долго не мог отдышаться; слишком нежным становился тогда Наставник, заставляя своего послушника раз за разом испытывать ни с чем не сравнивое удовольствие.
- Ни... ничего... - прерывающимся голосом заверил Коръю, позволяя увлечь себя на кровать.

Укоку усмехнулся, провел пальцами по спине мальчика, отмечая как тот выгибается и прерывисто вскрикивает. В солнечном свете кожа Коръю казалась почти прозрачной, а сам он - хрупким, точно фарфоровая статуэтка. Лишь глаза горели темным сиреневатым огнем да щеки покрывал почти алый румянец смущения. За то время, что Укоку его помнил - Коръю так и не удалось от него избавиться и создавалось обманчивое ощущение, что Коръю еще совсем невинен и чист.
Однако это выгибающееся сейчас под ним тело, изнывающее и просящее о запретных ласках, уже познало и н раз, греховное наслаждение, а губы, которым полагалось лишь произносить заученные молитв, шептали, а порой и выкрикивали вовсе не слова из текстов священных сутр.
Коръю тяжело и прервывисто дышал, ощущая на своем теле легкие быстрые прикосновения пальцев сенсе. Они холодили разгоряченную кожу, заставляли прогибаться вслед за рукой и тихо приглушенно просить еще.

Коръю и сам не понял как оказался перед Сенсе на коленях; щеки тут же залили румянец, а дыхание - прерывистым.
- Сенсе? - спросил юноша, глядя снизу вверх на Укоку. Тот лишь растянул рот в усмешке и, положив руку на голову послушника, чуть потрепал его по волосам.
- Да-да, Коръю-чан, ты все правильно понял.

Отредактировано Yuki_Еiri (2009-06-10 19:55:00)

4

Как же знакомо...))


Вы здесь » Shaman Kingdom Forum » Фанфики не по Shaman King » Где-то здесь и началась Дорога на Запад