Автор: GoldiDragvan
Бета: Kat
Название: Когда нет сил оставаться собой.
Фендом: Наруто
Жанр: повседневность.
Пейринг: Саске/Сакура.
Рейтинг: PG-13;
Сроки написания: 06.08.09 -
Текущий статус: в доработке
Дисклеймер: отказываюсь от всех прав на героев.
Самари: Занимаемся плагиатом. Затертая тема, но мне она нрава, а я делаю только то, что мне нрава =__=
Размещение: только с шапкой и уведомлять

Не знаю, как бы сложилась моя судьба, не встреть я этих двоих. Наверное, было бы до безобразия скучно. Они привнесли в мою жизнь какую-то значимость, став лучом надежды, доказательством, что все не так уж и плохо. Мой единственный друг, с которым я никогда не делился своими проблемами, но этого и не было нужно – он понимал все без слов. Человек, сохранивший в себе чистоту души, улыбку, от которой я забывал все свои проблемы и по-настоящему мог радоваться вместе с ним. Пусть злые языки твердили, что Узумаки туповат, но я продолжал с ним дружить на протяжении многих лет, потому как знал, что он меня никогда не предаст, и навечно останется единственным оплотом всего, чем я восхищался.
Наше знакомство и, по совместительству, начало дружбы, произошло еще в годы, когда я ходил в детский сад. Родители были вечно заняты своей работой, и меня всегда забирали слуги, что вызывало множество истерик с моей стороны. Постепенно осознав, что мое поведение в принципе никогда не интересовало родителей, я обозлился на весь белый свет. Да и разве может быть иначе? Я был ребенком, которого бросили самые важные люди в жизни. Впрочем, это помогло раньше повзрослеть и понять, что самостоятельность отчасти связана с вседозволенностью. Можно поступать, как только тебе заблагорассудится, жить для себя, без оглядки и угрызений совести. Приступы нравственности, нападавшие на меня в минуты осмысления, быстро отправлялись в самые глубокие и темные уголки подсознания, дабы не мешали осуществлению плана мести. Постепенно мне удалось добиться внимания, вот только окончательно повзрослев, я уже не смог измениться и «оправдать» все родительские надежды. Хоть меня и не должны были волновать проблемы, созданные мной же, я все чаще пытался убежать от реальности, напиваясь и употребляя слабо действующие наркотические препараты. Тогда мне казалось, что от нескольких таблеток вреда не будет. Обо всем произошедшем позже даже не хочу вспоминать. Я успел перессориться со всеми знакомыми, разорвать отношения и потерять примерно год жизни.
Помощь его неоценима - благодаря дружбе и поддержке Узумаки, свалившегося на мою голову в самую сложную минуту, я смог многое понять. Мое мировоззрение вновь поменялось. Все воспоминания смешались в ком мусора, где уже не разберешь, часть чего видна и чем оно было ранее. Мои поступки и причина, побудившая меня сделать их - все стало таким пустым и ненужным. Тем, что я без промедления оставил позади себя, устремившись вперед, пытаясь угнаться за взбалмошным блондином. Он был переполнен странными, порой чудаковатыми идеями, но его желание поймать свою собственную тень или попытки дотянуться до неба руками казались мне чем-то увлекательным, и я пошел за ним, цепляясь за дружбу, которою он бездумно дарил каждому.
Раньше я даже не представлял, что он способен скрыть свою боль за маской лучезарной улыбки. Однажды, выпив слишком много, Узумаки разревелся, рассказывая о причине своего поспешного исчезновения более двух лет назад. Впервые мне было жаль кого-то. Человек, который должен быть счастливей всех в мире, нес груз боли, о котором я даже не догадывался. Мог ли я представить, что мой друг столь несчастен, но все равно продолжает улыбаться так радостно, щурясь от яркого солнца, тем самым скрывая горькие слезы? Актер, обманувший меня, намного мудрее в отношении с жестокостью нашего мира, не закомплексованный эгоист, а добрый, открытый человек, луч света, что спас меня от одиночества.
За последний год наша дружба только окрепла, связав наши судьбы в прочный узел.
Второй человек, которому я мог бы доверить свои тайны - Сакурай. Наруто в шутку называл его Сакурой-тян, что вызывало яростные крики со стороны последнего. Странный, немного угрюмый парень, о котором я ровным счетом ничего не знал. Откуда, кто, какие мысли скрываются за грустными глазами цвета яркой зелени. Он не лез мне в душу и ничего не спрашивал, пока я сам не решал рассказать. Иногда казалось, что Сакурай похож на давно знакомого человека, но память отказывалась давать ответ, поэтому я никогда не спрашивал о его прошлом или жизни вообще. Да и зачем? Мы встречались, чтобы убежать от проблем, забыть хоть на мгновение и это нам удавалось. Напиться до обморочного состояния или ввязаться в драку и разбить кулаки в кровь, ведь боль притупляет все остальные чувства. Наши ночные прогулки, как холодный ветер, как глоток свежего воздуха, придавали силы жить дальше, и, возвращаясь домой, я засыпал, как только голова касалась подушки. Без снов, без кошмаров, без долгого рассматривания потолка. Моя жизнь, несомненно, изменилась с появлением этих двоих, и однажды я даже решил, что они мое спасение, возможность, которой я непременно воспользуюсь, сделаю все правильно, чтобы потом никогда не жалеть. Пока они понимают меня - я не одинок.

Никогда я еще не видел, чтобы в таком хрупком теле скрывалась сила, способная уложить четырех ребят. Его можно было перепутать с ребенком или подростком. У него были вызывающего цвета волосы, наверное, и ставшие причиной драки. Вздохнув, парень выпрямился, вставая с земли и упираясь руками в колени. Легкая ветровка разошлась по швам, а правый рукав, закаченный ранее, уже распустился, закрыв руку до хрупкого запястья. Просторные шорты чуть выше колена и массивные ботинки на двухсантиметровой подошве.
Парень переступил через лежащего человека, стараясь не наступить, словно брезгуя. Он совершенно не замечал нашего присутствия, продолжая обходить поверженных врагов. Под звук проносящихся скоростных экспрессов и гул движущихся вверху, по широкому мосту, автомобилей, он обшарил чужие карманы. Крупные купюры перекочевали в его собственную куртку, а мелочь упала в пыль. Все происходящее походило на отработанную схему, чем-то напоминающую старую привычку. Наподдав на прощание очухавшемуся, розововолосый двинулся в нашу сторону. По мере его приближения я смог рассмотреть безразличный взгляд без огонька злости, который я так часто видел в глазах Наруто во время драки. О чем-то думая и смотря себе под ноги, парень слизал кровь с костяшек кулака, но, заметив нас, быстро вытер об одежду, пряча руки за спиной. Опомнившись, он засунул руки в карманы, чем стал невероятно похож на нахохлившегося цыпленка.
-Чего вылупились? – Обозленный, почти девчачий голос, сорвался с пересохших, растрескавшихся губ. – Проблемы ищите?
Наруто, с интересом рассматривая постанывающих парней, спросил:
-Это ты их?
-А здесь есть кто-то еще? – Зло переспросил парень, с раздражением откидывая пряди волос со лба. – Валите, пока я добрый.
Наруто расплылся в улыбке, открыто провоцирую парня:
-Не показывай зубы. Я просто спросил…
С минуту, всматриваясь в наши лица, розововолосый холодно произнес:
-«Просто» в этой жизни ничего не бывает. Запомни. – Продемонстрировав всем своим видом, что не боится, парень обошел нас, направляясь к ступеням из оврага. Шум движущихся составов и электричек в который раз оглушил меня, а свет заходящего за горизонт солнца слепил как в середине дня. Все происходящее напоминало абсурд. Парень с дурацкой прической, которому под силу в одиночку уложить компанию уродов и отделаться всего парой синяков. И почему нас с Наруто занесло именно в эту минуту в окрестности вокзала, куда мы никогда еще не забредали? Не судьба ли свела нас сегодня?
-Как твое имя!? – Окрик Узумаки удивил даже меня.
Обернувшись, розововолосый вновь задумался, стоит ли продолжать разговор, но потом выпрямился, будто бросая нам вызов каждым словом:
-Меня зовут Сакурай. – Сообщил парнишка, вздергивая подбородок.
-Сакура тебе больше подходит! – Воскликнул Узумаки и рассмеялся, толкая меня в бок. – Правда же, Саске? Сакура-тян звучит намного лучше!
Я сдержано улыбнулся, наблюдая, как на лице нового знакомого появляется злостный оскал. Парень многозначительно хрустнул костяшками пальцев и быстрым шагом подлетел к Наруто.
-Я тебе щас все кости переломаю! – Розововолосый ухватил Узумаки за воротник и притянул ближе, грозно повествуя об увлекательных ощущениях, приготовленных моему другу.
Я склонил голову к плечу, с интересом рассматривая ноги привставшего на носочки парня. Ну не то чтобы Узумаки очень высокий, просто в парне было меньше метра семидесяти. Наруто удивленно моргнул, не совсем поняв, что его пытаются удушить воротником. Эта парочка выглядела непристойно комично и, не сдержавшись, я фыркнул, пытаясь не рассмеяться.
Тем временем пришедший в себя Узумаки расплылся в улыбке и одним движением ухватил Сакуру-тян за шею, притягивая к себе. Возмущенный вопль парнишки был заглушен словами развеселившегося Наруто:
-Мне он нравится! Давай возьмем его с собой!
Я лишь тяжко вздохнул и решил все же напомнить другу о некоторых нюансах:
-Он не животное, поэтому «взять» его мы никак не сможем…
-Эй! – Тщетно пытаясь отодрать руку блондина от подбородка, Сакурай пропыхте:. – Отвали, урод! А то я щас тебе руку отгрызу!
-Ух, какой злой! – Обрадовался Узумаки и растрепал розовые волосы свободной рукой. – Как волчонок!
Я скучающе осмотрел место побоища и решил, что угроза вполне реальна, но, несмотря на это, новый знакомый мне определенно понравился.
Наруто весело засмеялся, подхватив парня, будто щенка. Сакурай скорчил несчастную мину, махая ногами в воздухе в попытке заехать Узумаки ботинком. Лучи заходящего солнца играли бордовыми отливами на волосах розового цвета, а я вновь задался вопросом:
«Где же я мог видеть этого парня?»

Как часто мы желаем прожить жизнь другого человека? Достаточно, чтобы обдумать все плюсы и минусы нашей собственной жизни. Кажется, будто, поменяв окружение или переехав в другой город, ты сможешь начать все с чистого листа.
Это очень распространенное заблуждение. Ничего не поменяется, ведь дело совсем не в окружении, а в тебе самом. Привычки и дурацкая предсказуемость поступков - особенность характера, и, как бы я ни злилась на себя, измениться в лучшую сторону сложнее, чем сделать выбор всей своей жизни. Как в тот раз, когда у меня был выбор - остаться с матерью или уехать с отцом в другой город. Что ж, тогда я действительно верила, что с отцом будет лучше, да и выслушивать истерики матери уже сил не осталось. Впрочем, отцу не было до меня дела, как и последние пятнадцать лет. Мы виделись только вечером и утром за завтраком. Разговоры сводились до дежурных фраз, хотя я была немного благодарна, что он не лез в мою личную жизнь с расспросами. Свои проблемы я решала самостоятельно, так как мать тоже мало интересовалась моей жизнью, что стало причиной моей замкнутости. Найти друзей на новом месте я не смогла, и напоминала неформального индивида, которому наплевать на все писаные законы. Классная уже задолбалась орать на меня и грозиться вызовом отца в школу, поэтому в последнее время я без особых переживаний прогуливала занятия. Благо, осталось доучиться два года, и здравствуй, взрослая жизнь! Впрочем, и эта радостная перспектива вызывала оскому, но будь что будет, выбора-то мне никто не оставил.
Переезд вызвал только ворох проблем с поступлением и новыми друзьями, которых я так и не смогла завести. Вот так и жила я последний год, все ярче осознавая свое плачевное существование. Жизнь – дерьмо. Услышав от меня подобное выражение, Шизуне-сенсей даже прослезилась, и потом только для проформы ворчала о родительском собрании, на котором хочет увидеть моего отца. Папочка, занятый только своей работой, иногда даже не появлялся ночевать, хотя исправно отстегивал сумму деньг, на которую я могла прожить в его отсутствие. От чипсов и колы желудок постоянно напоминал изжогой и покалыванием в боку, иногда я даже задумывалась о самочувствии аппендикса, уговаривала его не воспаляться и не доводить дело до операции. Столь глубокомысленные вещи вызывали приступы жалости к самой себе, постепенно переходящие в глубокую, более запущенную стадию пофигизма. Поступали оригинальные мысли о суициде, которые я подолгу смаковала, но всегда отвергала. Я слишком сильная, чтобы вот так просто подохнуть, пусть уж помучаются мои любимые родители. Но по ночам было невыносимо одиноко в пустой квартире, и я не могла сдержать слез.
Когда же не осталось сил трепыхаться в попытках изменить что-то в себе, я самоотверженно плюнула на это дело, и звук забиваемых в мой гроб гвоздей даже начал нравиться. Почему бы не получать удовольствие от процесса?
Поздно ночью я обрезала волосы, и по-настоящему почувствовала облегчение, будто все проблемы, накопившиеся за годы моей жизни, упали на пол вместе с прядями розовых волос. Недолго думая, я обкромсала волосы до короткого каре, и даже ужасное творение на моей голове не могло стереть радостную улыбку. Припомнилось, как мать закатывала истерики, слезно умоляя не обрезать такие «чудесные волосы». Рукоприкладством я никогда не занималась, если не считать случаи травматизма по вине моей врожденной неуклюжести, а волосы стали чем-то, через что я переступила без особого сожаления. Еще один шаг, благодаря которому я поняла, что вещи, которые многие считают серьезными поступками, всего лишь мелочь, сковывавшая меня все это время.
Ну, а отец заметил перемены во мне на второй неделе - вполне свойственно для мужиков.
А потом многое изменилось. Приходилось участвовать в школьных соревнованиях городского масштаба, да и мать надавила на отца, чтобы меня записали в группу по легкой атлетике. Приползая обессиленная домой, я моментально засыпала еще до прихода отца. Спорт в некотором смысле заполнил всю пустоту, и гениальные мысли о самоубийстве теперь редко заглядывали в мою голову. У меня даже появилось несколько знакомых, хотя их с натяжкой можно назвать друзьями.
В жаркий день июня я поняла, что лето в самом разгаре, а я не помню, где была весной. Нагрузки на постоянных тренировках выматывали меня до смерти, и поэтому я забила на них, как ранее на школу.
Мне исполнилось шестнадцать. С запозданием отец подарил комп, сухо уточнив, что это от них с матерью. Странно, ведь я не просила о нем и даже не заикалась. Удивляясь родителям, я приписала к их характеристике еще несколько причуд.
На телефон названивали из школы и спортивного клуба в попытке поймать отца вечером, на что я лишь с превеликим удовольствием выдернула вилку из блокиратора, и благо цивилизации онемело на очень долгий период времени. В школе я появлялась регулярно, но не постоянно, потому как приходилось придумывать очередную отговорку и выслушивать недовольные речи Шизуне-сенсей. Классная в последнее время, как с цепи сорвавшись, грозилась нагрянуть ко мне домой, поэтому мое посещение уроков сократилось вдвое.
В очередной раз прогуливая школу, я побрела в сторону моста, решив посмотреть с него на проложенные внизу рельсы железной дороги. Машины с шумом проносились за спиной, а я свесилась над перилами, рассматривая открывшийся вид на город. Пятна зеленеющих деревьев вперемешку с крышами невысоких кирпичных домов, линии дорог и муравьи машин, застывших на них в нетерпеливом ожидании. Я зажмурилась. От жары немного кружилась голова, а, может, и от высоты, на которую я взобралась. В этот ничем не примечательный день я встретила двух придурков, впоследствии ставших моими друзьями. Жизнь. Странная она все-таки, сволочь! Преподносит подарки, когда их уже и не ждешь.

Допивая очередную бутылку пива, я искоса посмотрела на сидящую рядом девушку, смакующую коктейль. Ненавижу слабоалкоголку, пьешь как сок, а потом бьет по шарам хуже водки. Да и вообще, этот клуб, с его бацающей по мозгам музыкой и световыми вспышками, вызывал сплошную головную боль.
Миловидная девушка подмигнула мне, и, едва сдержав улыбку, я уткнулась взглядом в барную стойку. В последнее время девушки странно реагируют на мое присутствие, наверное, причиной всему одежда и короткая стрижка. Я неосознанно потянулась к волосам, поправляя растрепавшиеся пряди. Почему-то мне нравилась такая прическа, да и то, что люди попадали в неловкое положение, общаясь со мной, забавляло.
Раздумывая о своей жизни над бутылкой пива, я не заметила моих новых знакомых, по случаю судьбы оказавшихся именно там, куда случайно зашла я.
Два парня подошли ко мне, усаживаясь за стойку и заказывая выпивку.
-О! Снова встретились, розоволосый. – Блондин фривольно дотронулся до моих волос, создавая кипиш на голове. – Ты случайно не гомик?
-А ты случайно не хочешь стать инвалидом? – Доброжелательно поинтересовалась я, считая до десяти, чтобы после без угрызений совести покалечить придурка. – К тому же, каждый говорит о том, что у него болит…
Темноволосый фыркнул, сдерживая смех, а я довольно улыбнулась, чувствуя себя победителем. Правда, подшучивать над блондином, который умом не блещет - уж слишком жестоко для меня.
-Был бы ты девчонкой, точно бы влюбился. – Хохотнул блондин, вновь растрепывая мои волосы. – Наверное, не сладко тебе живется с такой внешностью.
-Да уж - живется. – Пробурчала я неугомонному знакомому и краем глаза посмотрела на брюнета, севшего слева от меня. Саске щеголял в стильной одежде раскрученных марок, а вот блондин предпочитал спортивный вариант, как впрочем, и я. Столь несхожие люди с разными характерами и из разных кругов общества все же имели общие интересы.
Учиха и Узумаки - старые друзья. Саске - представитель клана более элитного класса в городе, богач, одним словом. Изнеженный младший сын, которому благосклонные родители прощают многие проступки. Бог мой! Когда-то я была по уши влюблена в него. И что только можно найти в этом самовлюбленном остолопе? Хотя девушки табунами ходят за ним по сей день.
Ну а Наруто - безбашенный отморозок. Рано лишился родителей, подробностей я не знаю, а друг его наотрез отказался делиться чужими тайнами. В общем, родители Узумаки были не из бедных и после своей смерти оставили потомку немалое состояние. Если бы не крестный, то все денежки блондин спустил бы за считанные дни.
Знакомые мои очень интересные ребятки, любители помахать кулаками и снять новую девочку, чтоб поразвлечься. Именно с этим намереньем они и завалились сегодня в клуб. Меня мало интересовали разговоры о женских «достоинствах», поэтому я тихонько пила свое пиво, втыкая бездумным взглядом в стену напротив.
-А какие телки тебе нравятся? – Я невольно поморщилась от слов, так легко брошенных Узумаки, но не успела ответить чем-то остроумным.
-Ему парни нравятся. – С улыбкой проговорил Учиха, от чего я расплылась в злобненькой улыбочке и придвинулась ближе, подыгрывая начатой дискуссии о моих интересах:
-Да, Саске, ты как раз в моем вкусе.
Пока Учиха ухмылялся, Наруто с удовольствием ржал, как лошадь. Что сказать, мужики любят такого рода юмор, а по-другому в компании, где только парни, и не поговоришь.
-Знаешь… а я ведь не против. – Чего-то от его слов мне поплохело и в жар бросило, а глоток пива, которым я попыталась скрыть свой шок, лишь вызвал приступ кашля.
-Только без рук. – Серьезно проговорила я, отсаживаясь подальше от этого извращенца. Ну и пусть я на самом деле девушка, они же этого не знают, и хорошо, если вообще никогда не узнают.
-Ну как хочешь. – Буркнул Учиха и подмигнул хихикающей группе девушек за соседним столиком. – Пойду, погуляю.
Раскрашенные курицы радостно оживились, правильно поняв намеренья Учиха.
-А ты чего с ним не пошел? – С раздражением пробурчала я блондину.
-Мне и с тобой хорошо. – Весело объяснил Наруто. Проследив за действиями брюнета, он вновь повернулся ко мне и, ухватив под руку, выволок из-за стойки. – Пошли, вон столик освободился.

Бухать с Узумаки сплошное удовольствие. Как правило, он молчит, а если и вздумает заговорить, то излагает исключительно умные вещи. Я не раз намекала о странном влиянии алкоголя на его умственные способности, но Наруто всегда отмахивался, видимо, считая мои слова очередной шуткой.
-Надо будет вчерашнее повторить. – Без эмоций проговорил Наруто, наблюдая, как булькает взболтанная жидкость в стеклянной бутылке.
-У меня костяшки болят, и еще не затянулись ранки. – Я продемонстрировала руку, показывая место, где была счесана кожа. – И вообще, нас скоро узнавать начнут на улицах. Будет легче пересчитать, кого еще не избили…
Нахмурившись, Узумаки осмотрел мою руку и отодрал пластыри, налепленные на многострадальную конечность.
-Тебе нужно перчатки одевать. – Глубокомысленно изрек блондин. – Или терпеть, пока кожа не огрубеет, хотя с твоей рукой нужно кастеты таскать.
-А что не так с моей рукой? – Удивленно переспросила я, отдирая корку запекшейся крови, и быстро слизнула проступившие алые капельки.
-Девчачья слишком. – Хмыкнув, объяснил Наруто. – Ты вообще слишком мелкий для парня. В тебе хоть метр семсят будет?
Я попыталась выпрямиться, но, посмотрев на скучающего Узумаки, быстро расслабилась:
-Может, метр шестьдесят пять? – Заведомо зная о своем метре шестьдесят два, я все же попыталась приукрасить.
-Хорошо если шесят есть… - Пробормотал Узумаки, с жалостью воззрившись на меня, как на обладателя неизлечимой болезни. – И дохлый на вид. На тебя дунь и упадешь.
-Эй! – Ощутимо стукнув блондина, я напомнила об обещании переломать кости.
Пока мы препирались, Саске не менее весело проводил время в обществе симпатичных девушек. И, конечно, проблемы в лице парней этих самых девушек не заставили себя ждать.
-Сейчас будет весело. – Поспешно допивая пиво, я пристально, не отрывая взгляда, следила за разыгранной Учиха сценой. Обернувшись, Наруто усмехнулся, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Нам осталось только дождаться нужного момента.
Саске едва заметно скривил губы в язвительной улыбке, совсем не сопротивляясь в руках рогоносца, не уследившего за своей женщиной. И прекрасно же знает, что при виде его смазливой рожи у большинства парней случаются припадки и приступы ярости. Одна из девушек повисла на рукаве коротко стриженого парня, пытаясь успокоить дружка. Саске с усмешкой отворачивал лицо от орущего на него рогоносца, даже не пытаясь вывернуться из рук зажавших ворот водолазки. Учиха никогда не начинает первым, почему-то предпочитает доводить противника до белого каления, чтобы тот первым сделал шаг. Может, это снисхождение со стороны нашего «принца», ведь потом зацепить его невозможно.
-Чет их много сегодня. – Наруто поднялся, разминая пальцы рук, и в открытую наблюдая за тем, как Учиху окружала группа парней, а потом пролилась и первая кровь. – Может, нам пора вмешаться?
Пожав плечами и допив последний глоток, я подорвалась, перекрикивая звуки музыки:
-Лови, придурок! – Запущенная мной бутылка из-под пива попала в голову человека, стоящего рядом с Саске. Снаряд так и не долетел до цели, но осколки заставили отступить и на мгновение ослабить хватку парня, удерживавшего брюнета. Привычным движением, продемонстрировав прием техники карате, Учиха уложил парня на пол и пару раз ударил в живот ногой. Вот что значит десять лет тренировок и черный пояс! Пока Саске стирал кровь с разбитых губ, его успели сбить с ног, повалив на пол, и на некоторое время мы потеряли Учиха из виду. Тем временем началась возня и крики, визг, слезы, но меня мало интересовали подобные страсти. Я рванула вслед за Наруто, прытко метнувшемуся в свалку на помощь Учиха. Хотя он вряд ли нуждался в чьей-либо помощи, но вполне мог поделиться заваренной кашей, чем мы не преминули воспользоваться. Наруто опередил меня, врезаясь в толпу ногами, как спортсмены прыжком с разбега в длину. Мне пришлось догонять его. Саске, успев подняться, раздавал удары каждому желающему, и, похоже все шло по старой схеме, но толпа народа, рванувшая разнимать дерущихся, смешала все планы. Меня в прямом смысле унесло потоком людей в сторону, попутно чуть не затоптав, а потом я потеряла сознание от удара по голове. Наверное, это была бутылка, потому что я помню, как осколки осыпались на пол. Крови еще не было, но я четко услышала звук бьющегося стекла и просьбы вызвать полицию. Черт. Сегодня явно не тот день.

Мой котелок раскалывался от адской боли, глаза я пока не спешила открывать, так как даже сейчас видела радужные круги, как в калейдоскопе. Постепенно помимо боли я ощутила некоторое неудобство. Попытавшись потрогать, без сомнения, раскроенную голову, я поняла, что руки мои связаны и сижу я на жестком стуле. Мой предсмертный стон вызвал движения рядом, и вкрадчивый, суховатый голос задал вопрос:
-Голова болит? – Столько сочувствия было в его фразе, что я даже не поверила словам, а на языке вертелось остроумная колкость: «Нет. Просто пока непривычно, с дыркой в голове-то».
Любопытство взяло верх, и, собравшись с силами, я открыла глаза. Веки потяжелели раз в сто, а яркий свет резанул по глазам, будто ножом. Проморгавшись, я осмотрела помещение. Похоже, я в участке, к тому же на мне наручники, да и в боку болит нестерпимо. Наверное, после отключки по моему бездыханному телу все же пробежало стадо носорогов…
Дядя в форме полицейского убил последнюю надежду, что я в более приятном месте, чем показалось с перепуга. Озвучив еще один стон, я зажмурилась и попыталась сделать вид, что меня здесь нет, но, похоже, наши с суровым дядей желания кардинально отличались, потому как он продолжил разговор:
-Если очнулся, тогда рассказывай что произошло в клубе. – С видом крутого парня он скрестил руки, а я, проигнорировав вопрос, ближе рассмотрела наручники - настоящие видела только в кино. Напоследок подергав для проверки прочности, я опустила руки, чтобы не смотреть на проявляющиеся синеватые пятна на запястьях.
Успешно имитируя врожденную ущербность глухонемых, я попыталась улыбнуться, но дергающая боль подобно удару оглушила левую часть лица. Наслаждаясь волной приятных ощущений, я надеялась, что мой глаз не вылез из глазницы от боли.
-Чем быстрее во всем сознаешься и напишешь чистосердечное признание, тем быстрее тебя отпустят. Тогда ты получишь обезболивающее и сможешь уже этой ночью отправиться домой.
Я с тупым взглядом уставилась на него, думая, что боль не то, что может меня так просто подкупить. Я привыкла терпеть, заставлять себя ее не чувствовать, молча ждать, пока волны сойдут на нет, оставив после себя только воспоминание о боли. Тело человека способно выдержать многое, мне осталось только перетерпеть, а он пусть поговорит, если так хочется.
-Посмотри на себя, нет живого места, вся одежда заляпана кровью… - Я послушно осмотрела куртку, еще сегодня с утра считавшуюся новой. Действительно, так меня еще не избивали. Надеюсь, что это все же не моя кровь. И как меня угораздило попасть в участок, дать себя покалечить, а еще позволить вырубить во время драки? Похоже, моя жизнь удалась. Есть чем гордиться, ведь я переплюнула в тупости даже Наруто.
Выковыривая грязь из-под ногтей, я попыталась припомнить хоть что-нибудь, но слова копа меня отвлекли:
-Что скажут твои родители? – Похоже, дядя принялся за другую стратегию. Давить на жалость и запугивать родителями, но в изощренности угроз ему очень далеко до Шизуне-сенсей. Она настоящий эксперт в подобных делах.
А что до родителей? О, да! Мои родители, несомненно, скажут что-то типа: «Молодец, Сакура. Продолжай в том же духе». Меня даже улыбнуло, когда я вспомнила невозмутимую физиономию отца. А вот мать бы припоминала до смерти о моих «шалостях» при каждом удобном случае.
-У меня нет родителей. Я сирота. – С насмешкой солгала я, едва выговорив слова, похоже, мои губы разбиты и успели опухнуть, потому что я почти не чувствовала боли. Интересно, а как они найдут моего отца? Тем более что документы с собой я не таскаю, мобильный тоже, и к уголовной ответственности не привлекалась пока что, поэтому мои отпечатки ничего не скажут.
Тем временем мужик вздохнул, присаживаясь на стул напротив меня.
-Еще одна сирота? Тогда мы тебя оформим в детдом. Как такая перспектива? – С минуту поиграв со мной в гляделки, фараон не выдержал и, с ревом подорвавшись, стукнул кулаком по столу. - Никто играть с тобой не будет! Так что начинай говорить!
Пфф. Куда ему до моей классной? От криков Шизуне-сенсей окна из рам выпадали, а ученики постоянно жаловались на плохой слух после ее уроков. Журнал еще в начале года превратился в измятую тряпочку от слишком близкого общения со столом. После такого курса воспитательной терапии у меня появился иммунитет к громким звукам и поучительным монологам. Запугать меня могли разве что каленым железом, и то не факт. Но слова, сказанные раскрасневшимся дяденькой, оставили неприятный осадок, ведь действительно, игры кончились, и, похоже, придется отвечать по полной, вот только колоться я пока не собираюсь. Интересно, как там Учиха и Узумаки…
-Или ты расскажешь, или твои дружки, и уж лучше сотрудничать с нами, иначе будет тебе очень плохо. – Мужик вновь замолчал, выжидая моего ответа, но я поспешно уткнулась взглядом в свои, (блин!) опять сбитые колени, демонстративно отказываясь что-либо говорить. В сознании быстро проносились воспоминания о нашей доблестной полиции, где описывались разнообразные способы пыток за закрытыми дверями. И то, что я малолетка, меня мало чем утешало…
-Пока ты высыпался, несколько свидетелей дали показания. К тому же вы пытались скрыться с места учинения беспорядка и проявляли сопротивление, так что отмолчаться не удастся.
Со скрипом пошевелив извилинами, я не смогла припомнить, как убегала и оказывала сопротивление нашим доблестным правоохранительным силам. Неужели эти придурки потащили меня с собой? В такой потасовке меня вполне могли принять за пострадавшего…
-Я в драке не участвовал, меня случайно зацепило, когда началась драка… - С самыми честными глазами проговорила я, но голос сорвался на хрип.
-Показания свидетелей - говорят об обратном. – Важно проговорил он, помахав у меня пред носом бумажками, до этого лежавшими на столе.
-Да разве я могу хоть букашку покалечить? – Удивилась я, пряча руки, чтобы коп не увидел счесанную кожу на костяшках, но мужик прекрасно заметил мое движение и ухмыльнулся:
-С такой внешностью тебя трудно перепутать.
Я громко вздохнула, подтягивая ноги и упираясь пятками о сидение стула. Меня конкретно задолбали разговоры о цвете волос и девчачьей внешности, и я уже была готова перегрызть глотку каждому, кто хоть заикнется на эти темы.
-Не знаю что кому привиделось, но я в драке не участвовал. Меня злостно избили и больше ничего сказать не могу. – Монотонно проговорив эту тираду, я уткнулась носом в колено.
-А что скажешь про своих друзей?
-У меня нет друзей. Я случайно зашел в бар.
-Зачем?
-Купить минералки. – Пожав плечами, ответила я первое пришедшее на ум.
-Жажда мучила? – Скучающе спросил мужик, явно давая понять, что не верит ни одному моему слову.
-Ага.
Наш блиц-криг прервал вошедший в комнату коп, и дяденька вышел вслед за ним. Наверное, я полчаса проторчала в полном одиночестве. Минут через пять стало скучно, и я, протянув руки к столу, взяла листочки, решив почитать, что же про меня тут накропали. Похоже, за мной грешок только разбитой бутылки, остальное повествование рассказывало об Учиха и Узумаки. Вздохнув, я отложила бумажки, клятвенно пообещав себе, что устраивать разборки в общественных местах больше никогда не буду.
Покачавшись на ножках стула и чуть не навернувшись, я осмотрела потолок и заметила камеру в углу, над единственным входом в глухую комнату. Здесь даже не было стекла, за которым в зарубежных фильмах сидят следователи. Мои глаза окончательно привыкли к искусственному освещению, и тусклый свет лампы совсем не слепил как поначалу.
Устроившись на полу в позе лотоса, я попыталась выдернуть руки из металлических обручей наручников, за этим занятием меня и застукали, так некстати ворвавшись в мою обитель.
-Можешь проваливать. – Дяденька явно был в прескверном настроении, хоть и пытался это скрыть. Не веря своему счастью, я поднялась с пола, ожидая дальнейшего рассказа, но коп хранил молчание. Видимо, мои покровители не желали раскрывать свою личность.
Подумав, я решила, что если меня отпускают, то задерживаться не стоит. Проходя к дверному проему, я протянула руки невеселому, но все так же суровому дяде.
-А наручники можно себе оставить? – Наивненько спросила я, на что коп с грозным видом освободил меня от оков и вытолкал из помещения.
-Забирайте этого уголовника. – Буркнул он, сдавая меня на руки усмехнувшемуся офицеру. – Надеюсь, мы больше не встретимся.
Через минут десять мне выдали всю дребедень, раньше обитавшую в карманах. Я с интересом осмотрела свое богатство, совершенно оправдано недоумевая, откуда у меня могли взяться гвоздь и брелок-стекляшка в виде скорпиона.
Тепло распрощавшись с приютившими меня милыми людьми, я вприпрыжку спустилась по широким гранитным ступеням, с чистой совестью и прекрасным настроением посылая всех в хорошо известное место. Уже ступив на тротуар улицы, я заметила парочку избитых идиотов, подобно воронам умостившихся на низеньком заборе-ограде. Учиха что-то зло рассказывал блондину, брезгливо осматривая испачканную водолазку, а Узумаки глубокомысленно смотрел в мою сторону, и, совсем не замечая меня, потирал опухшую челюсть. Видимо, ребятки не горели большим желанием покидать окрестности участка. Оба выглядели достаточно жалко, но, припомнив, что мой собственный вид не лучше, я сочла своей святой обязанностью высказать им всю благодарность, накопившуюся в моей душе за этот вечер.
Когда я подошла ближе, пришлось больше минуты ждать, пока они обратят на меня внимание.
-О! Сакурай! – Глаза Узумаки подали признаки узнавания. – Хорошо выглядишь!
Его слова почему-то разозлили меня, и я со всей силы припечатала кулаком белобрысую макушку, а потом заехала ногой в Учиха, отчего тот свалился в клумбу за оградой.
-Дебилы. – На прощание бросила я, и с чувством выполненного долга отправилась к ближайшей автобусной остановке.

Моя жизнь не так уж прекрасна, как может показаться. Многое пришлось пережить, но сложнее всего было остаться прежним. Уже и не знаю, сломлен мой дух, или я действительно еще могу быть искренним с самим собой. Порой становится невыносимо от мысли, что я обманываю себя, ведь мое сердце чернеет с каждым днем, и очистить мысли от плохих воспоминаний не получается, как бы я ни старался. Моя грусть - старая затянувшаяся рана, шрам, как напоминание о пройденном пути, но почему, мучаясь от воспоминаний, я уже забыл о действительно важных вещах? Лицо моей мамы, ее голос и, удивительно, запах волос после шампуня с изображеньем ягодок земляники на этикетке. Подолгу рассматривая старые фотографии, я пытаюсь запомнить ее нежную улыбку, чтобы она никогда не стала лишь дымкой воспоминаний. Как бы сложилась моя жизнь, будь они живы? Был бы я так же счастлив, как в те, давно ушедшие дни? Мне кажется, что скоро я не смогу идти по этой земле. Все чаще хочется напиться, дабы забыться хоть на мгновение. Почему судьба так поступила со мной?
Когда я узнал о смерти родителей, то даже не поверил в это. Крестный позвонил часа в два дня, и впервые мне довелось услышать серьезность в его голосе. Новости на несколько минут оглушили, и только звук гудков в телефонной трубке помог прийти в себя. Саске тогда сказал очередную колкость - будто я призрака увидел, и мне пришлось улыбнуться, говоря вполне свойственную для меня глупость. Распрощавшись с ним, я направился в офис к моему крестному. Уже сидя в машине, я крутил телефон в руках, ожидая, что мне перезвонят и, смеясь, уверят, будто розыгрыш удался. Джирая встретил меня еще на входе в здание компании. Отец работал здесь и, сколько я себя помнил, занимал одну из руководящих должностей. Он постоянно пропадал в длительных командировках, но всегда привозил мне подарки, и после мы целые вечера проводили вместе. Мама готовила праздничный обед, и в этот день я должен был прийти раньше, чтобы встретить отца дома. Крестный говорил что-то о страшной аварии на дороге, о количестве пострадавших, а я думал, что мама зря вставала так рано утром и готовила дурацкий праздничный обед. Джирая вел себя удивительно тихо, скорбно потирая мое плечо в попытке поддержать, хотя его прикосновения напоминали удары тока, от которых кожа покрывалась мурашками. В следующую неделю после похорон мне казалось, что я сплю, и скоро, очень скоро этот кошмар закончится. Реальность преподнесла слишком жестокий урок, хотя я до сих пор не понимаю, за что.
Потом дни слились в один комок слов утешения, расспросов о моем состоянии и скорбных лиц. Впервые я не мог выговорить слова, и хотелось разреветься, вот только не получалось. Накручивая себя с каждым днем все сильнее, мучался кошмарами, видениями, где родителей вновь и вновь засыпали землей. Звук комьев, падающих на полированную поверхность гроба, и белые лилии в руках собравшихся людей, скорбное молчание и моя беспомощность. Я часто просыпался в холодном поту и подолгу смотрел в потолок, пытаясь унять дикий ритм сердцебиения.
Слезы пришли в одну из таких ночей, и в какой-то момент я даже не понял, что проснулся. Но память быстро вернула к реальности, и я уже не смог сдержаться. На следующее утро я с трудом открыл глаза. Тело жутко болело, и сил не хватило даже подняться с кровати.
Я все чаще прогуливал уроки, но учителя никогда не кричали, они пытались свести меня с ума разговорами за спиной и обсуждениями смерти моих родителей. Тихий шепот преследовал меня даже дома, и я закрывал ладонями уши, чтобы их голоса, наконец, исчезли. Друзья, компании людей, о которых я почти ничего не знал, моя комната, огромный опустевший дом – все казалось таким глупым и ненужным. Я сам стал оболочкой, внутри которой все давно умерло. Чувства, желания, мечты… Я будто заснул в ожидании спасительного звонка.
Спустя месяц Джирая оформил документы на мое усыновление. Пожалуй, мне никогда не отплатить ему за все добро, поэтому я пытался создавать как можно меньше проблем. Прошел месяц, и я выбросил мобильный, разбил его о стену, так и не дождавшись звонка. Не полегчало, но теперь я уже все решил для себя. Предложение крестного уехать на некоторое время показалось вполне удачной затеей и хорошим способом развеяться. Крестный вновь уладил дела без моего участия.
Некоторое время я жил в другой стране, и, даже не зная языка, смог обзавестись новыми друзьями. Спустя пару недель я умудрился выучить язык, по крайней мере, понимал большую часть сказанных слов. Удивительно, ведь я никогда не был прилежным учеником. Мне всегда удавалось находиться в центре внимания, хотя иногда я чувствовал себя препаршиво, понимая, что их внимание - не дружба, которой я желал. После громких пати я чувствовал себя ужасно опустошенным и одиноким, часто вспоминал старый дом и друзей, оставшихся в прошлом.
Вернувшись, я узнал, что Джирая продал мою квартиру, оставив только малую часть вещей, принадлежащих мне. Он хотел избавить меня от горьких воспоминаний. Крестный говорил, что жить прошлым - это способ похоронить себя заживо, поэтому я никогда не упрекал его за такой самовольный поступок, а может, мне уже было все равно. Джирая вновь шутил, разговаривая со мной, как со старым другом, и всегда заботился обо мне как о собственном сыне, но прожить с ним больше месяца я не смог. Что ж, у крестного тоже была нелегкая жизнь. Он часто напивался и не приходил ночевать, вел достаточно развратный образ жизни, хоть и пытался оградить меня от всех проблем. Старался развеселить и постоянно твердил о моем будущем, о передаче бизнеса по окончании моего образования и будущих внуках, которых он еще хочет понянчить.
Переехав в новый дом, я переступил порог с желанием начать новую жизнь, но это оказалось намного сложнее, чем просто бросить все или забыть. Пустая квартира, голые стены и незанавешенные проемы окон встретили молчанием. Я знал: стать счастливым можно, только приложив усилие. Вот только сил у меня уже не осталось, улыбаться было невыносимо больно, а тоска стала единственным другом, преследующим меня по пятам.
Некоторое время я безвылазно сидел дома. Это заставило меня обдумать многое. Встретиться со страхами и комплексами, переосмыслить себя как личность и, наконец, прийти к выводам, благодаря которым все встало на свои места.
Переборов себя, я набрал номер человека, которого считал своим другом. Дозвониться я так и не смог - видимо, он давно поменял номер. Но вскоре мы встретились совсем случайно на улице. И он заговорил со мной как ни в чем не бывало, будто не было двух лет молчания. Он сказал, что сегодня свободен и будет не против выпить со мной.
В тот же вечер мы ввязались в драку, а потом напились до чертиков. Многое вспомнилось в тот вечер, но мне полегчало и я снова понял, что не одинок.
Хотя, возможно, забота о других привела меня в чувства. Оказалось, что Саске давно сидит на игле. Проблемы с семьей, постоянные депрессии и срывы, посещение больницы с диагнозом астенического синдрома и, впоследствии, употребление медикаментов. Таблетки помогали избавиться от депрессии - так он говорил. Постепенно он перешел на сильнодействующие препараты. Наверное, Учиха был намного сильнее зависимости, потому как смог справиться со своими проблемами и завязать с наркотиками, но не без моей помощи. Пару раз я избил Саске до крови, каждым ударом вдалбливая слова в его пустую башку. Тогда мне было больнее, ведь я не хотел потерять своего друга, ставшего для меня почти братом. А позже все наладилось, и мир вновь наполнился яркими красками. Жизнь – это чудесный дар, к которому я могу прикоснуться.
И все чаще осмысляя все аспекты, я пришел к выводу, что ценность моей жизни не в количестве лет, а в моментах, которые мне пришлось пережить. А значит, я должен любыми средствами испробовать все возможности, предоставленные мне сегодня, ведь завтра может и не настать.
Прошло достаточно времени с момента смерти моих родителей, а я вновь могу улыбаться, и это не оттого, что я вычеркнул их из жизни. Просто… Я наконец понял одну важную вещь: только я могу решить, будет моя жизнь счастливой или нет.

Очень часто мне приходится испытывать это удивительное чувство. Ломота в костях, сведенные судорогой мышцы - они единственное напоминание о том, что я все еще жив. Только покалечив себя, ты начинаешь задумываться о каждой мышце, ноющей после давно зажившей раны, косточке и суставе, ломящих от резких перепадов погоды. В минуту покоя дышать, слушая стук сердца, заставляющего кровь бежать по венам, слушая ритм пульса, отбивающий барабанную дробь, как часы, отсчитывающие время, которое осталось прожить. Еще будучи ребенком я боялся смерти. Это было подобно внезапной остановке сердца, когда оно бьется так быстро, что в глазах темнеет, а потом резко замирает, пропуская два удара. Раньше я до безумия боялся этого момента, сейчас же с нетерпением ждал, думая, что мне не суждено дожить до глубокой старости. Может, оно и к лучшему - умереть молодым, а не засыхать постепенно, подобно цветку. Наверное, обо мне скажут: «Он так рано умер, как и его родители. Несчастная судьба была у этого ребенка».
Пусть говорят, ведь я больше не слушаю глупости, сказанные чужими для меня людьми.
Признание окружающих часто является для людей главной целью самореализации личности, и вполне закономерен страх, что они могут не одобрить сделанные тобой поступки. Существуют негласные законы общества, которые мы должны выполнять, чтобы не стать отщепенцами среди своих же собратьев. Ведь одиночество – это неспособность взаимодействовать с другими индивидами, и, как пришел я к определенным измышлениям, оно есть пассивная смерть. Наше безучастие не отличается от обычного состояния, когда мы покидаем этот мир. Но, думая об таких эфемерных тонкостях, я до сих пор чувствую ужас перед неизвестностью. Похоже, меня всегда пугало не само явление потустороннего бытия, а невозможность мыслить, видеть, чувствовать, существовать. Кажется, будто мы растворимся, рассеемся в потоке информации, который по глупости считаем вселенной.
Больше всего я боялся потерять индивидуальность и способность осознавать свой внутренний мир. Хотя по прошествии каких-то десяти лет я так устал от этой чертовой жизни, что смерть порой кажется спасением. Может, прожив такую долгую жизнь, мы уже не захотим мыслить, а решим просто скинуть груз прожитых лет, раствориться и упокоиться навечно. А пока мой час не настал, я буду мучаться догадками и думать о более приятных вещах.
Общество придумало интересную игру, называемую дружбой, и мне кажется, что только она может занять достойное место в моей жизни. Саске не раз говорил, что ценит дружбу со мной и никогда не забудет о своих словах. Мир его слишком большой, чтобы я смог понять своего друга, но я всегда останусь человеком, которому он может довериться. Помогу, если он попросит и не предам даже в самый тяжелый момент. Как часто мне приходилось его утешать? Саске никогда не рассказывал о своих проблемах, но было достаточно посмотреть на него, чтобы понять, как хреново моему другу. И тогда я улыбался, говоря очередную глупость, заставлял двигаться, тормошил до тех пор, пока он не выходил из апатичного состояния. Было достаточно легко отвлечь его, чтобы скупая, почти незаметная улыбка касалась губ, а в глазах появлялся тот странный отблеск надежды, похожий на звезды в затянутом темнотой небе. Его странная внутренняя красота, за которую я любил этого человека всем сердцем, - это то, что было достойно уважения. Он был слишком гордым, чтобы признаться в своих слабостях, поэтому я никогда не говорил слов утешения. Я помогал только безмолвной поддержкой. Это как рука, протянутая навстречу утопающему. Взаимовыручка, вот в чем мы нуждались в трудную минуту.
Семья Саске - слишком сложный союз, скрепленный брачным договором и завещаниями, составленными еще до рождения наследников. Мог ли Саске надеяться на любовь в столь холодной семье? Мне было по-настоящему жаль его, и я не понимал их взаимоотношения. Постепенно Саске обозлился на семью и часто проклинал свой собственный род.
Его жизнь напоминала судьбу заключенного в одиночной камере. Совершенно один в огромном доме. Я всегда удивлялся, как он только не сошел с ума, поэтому в свободное время пытался вытащить Саске на улицу. Попытки спасти его от одиночества напоминали, что я сам использую помощь как предлог, чтобы не сойти с ума в пустой квартире. Постепенно я разуверился в собственной честности. Ведь я тоже использую Саске, находя утешение в общении с ним. Все чаще я приходил к мысли, будто не могу быть хорошим другом, ведь мои поступки обоснованы эгоизмом.
Но, тем не менее, только в его компании я мог расслабиться и смеяться, не задумываясь о завтрашнем дне. После наших встреч становилось невероятно легко и спокойно на душе. Наверное, это и есть настоящая дружба.
Второй человек, ставший для меня почти братом - Сакурай. О нем я ничего не знаю. Но, впервые увидев его, я почувствовал тот ужасный запах тоски, который преследовал меня почти всю жизнь. Этот запах я слишком часто чувствую в людях, но помочь желаю единицам. По-настоящему честным и чистым людям, так как только они имеют право на жизнь. Они должны существовать, чтобы мир стал лучше, помогать отсеять лишнее, дабы искоренить все плохое в людях и объединить их в одну большую семью. Ведь люди одиноки, хоть и обманывают себя придуманными иллюзиями. Они приходят в этот мир одни и уходят так же. Наверное, наше бремя одиночества - единственное несправедливое наказание за способность мыслить. Мы живем только для себя, редко заботясь о судьбе ближнего. Наши родные - единственные важные люди, ради которых мы готовы пожертвовать своей жизнью.
Важные люди. Их так мало у меня осталось, но я буду до последнего вдоха держаться за них. Они нуждаются во мне, как и я в них, поэтому сегодня я не останусь дома. Мне нечего делать в пустой квартире в окружении одиноких стен, впитавших в себя всю мою грусть. Расставленные на полках книги, покрывшиеся слоем пыли, плакаты, расклеенные на стенах и потолке. Все те вещи, казавшиеся мне раньше ценными, теперь - мусор. Мне было тошно в этом помещении, и я постоянно пытался убежать от него как можно дальше.
-Пока. – Проговорил я закрывшейся двери и плотнее закутался в кожаную куртку. Уже спускаясь по ступеням, я услышал, как под звук щелчка замка отворились металлические двери. Наверно, это стало для нее традицией - провожать меня из дома и постоянно повторять одни и те же слова
-Снова уходишь на ночь глядя. – Ворчливо проговорила соседка, с опаской выглядывая из-за двери. – Джирая же говорил, чтобы ты не бегал по улицам ночью.
-Я только прогуляться! – Весело заверил я, быстро прошмыгивая через пролет площадки. Сейчас мне меньше всего хотелось говорить о крестном. – И скоро вернусь.
-Врешь, поганец! – Возмутилась женщина, а потом быстро окрикнула, остановив меня уже на первой ступени. – Стой! Пойди сюда. – Поманила она меня пальцем, и я послушно поднялся на площадку, дожидаясь, пока пенсионерка вновь высунет нос из-за двери.
Кряхтя и жалуясь на старость и боль в костях, она передала мне небольшой предмет, замотанный в листы белой бумаги. С интересом развернув сверток, я потянул носом воздух, признав в содержимом домашнюю выпечку.
-Спасибо! – Воскликнул я, с удовольствием откусывая горячую мякоть пирожка. – Мфф…
Женщина с умилением встретила мой возглас и быстро шмыгнула обратно в квартиру, шустро закрывая двери на замок, но я все равно услышал ее веселый старческий голос. – Ох, поганец! И как только Джирая с ним управляется?
Я с трудом проглотил сдобное тесто, еще с минуту постояв перед закрытой дверью. Почему-то было приятно, что обо мне волнуются, пусть и в такой странной манере.
-Горячие. – Пробормотал я, снова откусывая от сдобы с вишневой начинкой. Вообще я не очень люблю сладкие пироги и почти никогда их не ем, но я уже забыл, как это бывает, когда на кухне что-то готовят. От полуфабрикатов и покупной еды в последнее время начал болеть живот, да и самочувствие ухудшалось, как и настроение. Я слишком часто чувствую голод, но и еда не лезет, хотя пирожки я съел с удовольствием.
Выскочив на улицу, я поежился от ночной прохлады. Изо рта вырвалось облачко пара, и я поднял ворот куртки, попутно вспоминая об оставленном дома шарфе. В кроссовках тоже было прохладно, но я решил, что быстрый шаг спасет меня от обморожения пальцев.
Через несколько минут я удачно поймал такси и уже ехал по оживленным дорогам, отстраненно всматриваясь в картину за стеклом. Люди спешили, кто быстрее, кто медленнее, домой или по делам, а, может, просто прогуливались по вечерним улицам. Темнота скрыла лица, и только яркие огни ночного города отбрасывали блики, рисуя силуэты теней на асфальте.
-Наверно, сейчас кто-то умер. – Сам себе проговорил я. – И спустя секунду тоже, каждое мгновение, но всем наплевать, как и на родившегося человека. Я умру точно так же, и всем будет без разницы, кем я был и в чем причина моей смерти.
Да. Мир от этого не изменится, время не остановит свой бег. Все будет так же, как и до этого. Правила игры никогда не изменятся, как мы ни будем стараться обмануть смерть. Нам остается только побороть страх и сделать вид, что мы позабыли о лезвии, нависшем над нашей шеей. Судьба - бессердечный палач, она никому ничего не должна и вершит свой суд по давно придуманному сюжету. И почему-то мне не страшно, когда я закрываю глаза, чтобы открыто встретиться со своими мыслями. Наверное, я устал бояться.
Когда-то я спросил его:
-Ты вообще чего-то боишься?
И он ответил без раздумий, будто давно решил для себя.
-Смерти. – А потом, умолкнув и что-то вспомнив, добавил: – Раньше я думал, что боюсь. Теперь мне все равно.
-Это глупо. – Не поверил я. – Все ее боятся. Ты не можешь быть настолько смелым.
-Бойся того, что может случиться с тобой при жизни, а не после смерти. – Я впервые увидел его улыбку, и почему-то слова запали глубоко в сердце, как зернышко, которое проросло во мне. День ото дня оплетая погонами вьюнка мои мысли, они сплели прочную косу рассуждений, подавивших во мне страх, а мечты о бессмертии превратились в детскую глупость. Да и зачем жить вечно, если в свои шестнадцать мне опротивел этот мир? Мне не было радостно открывать глаза каждое утро, заставлять себя встать и идти чистить зубы, умываться, а потом есть свой завтрак, успевший чертовски опротиветь. Я утратил то странное желание жить, когда каждое мгновение было наполнено радостью. Грязь внешнего мира впиталась в меня через поры, и я чувствовал, что не только сердце и душа почернели, но сама кожа покрылась слоем несмываемого налета.
Что ж, его слова стали истиной, и я успел пожалеть о своих мыслях, изъевших мой внутренний мир. Мне оставалось только забыться, закрыв глаза, послать все в тартарары, и позволить судьбе самой править балом.
-Приехали. – Голос водителя меня разбудил. Дрема слетела, как спугнутая птица, и я зябко поежился, открывая дверь. Его тоже не волновала моя судьба, мои мысли, да и сам я. Ему была интересна только правильная плата за предоставленные услуги. Так всегда было и будет. Мы ведь не знакомы, нам незачем спрашивать о самочувствии или настроении, о событиях, произошедших за этот день. Очередной, мало чем отличающийся от других день. Но есть люди, которым не все равно, что со мной, и это замечательно. Каждый раз, когда я вспоминаю о них, на сердце становиться очень легко, и я не могу сдержать улыбку. Это тепло греет меня даже в такую холодную ночь, и кажется, что все плохое ушло.
Я осмотрелся, засовывая замерзшие руки в карманы куртки. Машины с гулом проносились по дороге, отравляя воздух выхлопными газами. Толпы уставших людей схлынули с улиц, и только редкие прохожие вроде меня, куда-то спешащие, брели по освещенным тротуарам.
Я быстро двинулся в сторону аллеи спального района, где обосновались высокие, красивые дома. Наверное, Саске удивится, увидев меня на пороге. Эта мысль меня развеселила, и я снова улыбнулся, напевая мотив старой песенки. Помнил я только припев, но и его было вполне достаточно для поднятия настроения. Земля промерзла, и ее холодные укусы я ощущал даже через резиновую подошву кроссовок, поэтому пришлось ускорить шаг, чтобы согреться.
Мне было неинтересно идти по тротуару, поэтому я пошел по центру дороги, ступая по белой разметочной полосе. Машин не было, как и прохожих, поэтому я уже в голос напевал песенку, чеканя шаг. На моих белых кроссовках красовались несколько царапин и бурые пятна. Я снова пообещал себе, что куплю новую обувь, а лучше несколько пар, но, скорее всего, к завтрашнему дню опять забуду об клятвенно данном слове. В голове сформировалась новая мысль, мелочь, которая отвлекла меня от опротивевших дум, и я счастливо улыбнулся, понимая, что все не так уж и плохо.
Незаметно даже для себя я добрался до нужного дома и, переговорив с охранником по домофону, вошел внутрь. На пороге меня встретила молодая девушка в темной форме прислуги и белом переднике. Смутившись моей улыбки, служанка быстро исчезла, сказав на прощание, что оповестит хозяина о визите.
В доме было тепло, и я поспешил снять куртку. Бросив ее на пол, я взялся за расшнуровывание кроссовок. И зачем было придумывать шнурки? То их завязуй, то развязуй! Одна морока! За этим неблагодарным делом меня и застал Учиха.
-Нафига приперся? – Скучающе спросил он, прислонившись плечом к дверному проему.
-Скучно стало! – Мое объяснение совсем не удивило Саске.
-Ладно. – Буркнул Учиха и, не дожидаясь меня, двинулся в глубь коридора. – Опять с ночевкой?
-Ага. – Довольно подтвердил я, но, поняв, что Саске давно смылся, крикнул ему вдогонку. - Эй! Учиха! У тебя есть что пожевать? – Быстро стягивая кроссовки, я поспешил вслед за Саске, издавшим непривычный для него звук, больше похожий на вой.
-Сейчас скажу, чтоб приготовили ужин. – Я услышал только его голос с нотками недовольства. В общем, как обычно, ничего не изменилось. – Ты вообще когда-нибудь думаешь о чем-то, кроме еды?
-Нет! – Весело воскликнул я и, уже догнав Саске, с силой хлопнул его по плечу, чем вызвал приглушенный приступ недовольства. – Я себя плохо чувствую, когда голодаю. Поэтому еда для меня - способ снять стресс.
-Когда-нибудь ты умрешь от обжорства. – Пробурчал Саске.
-А ты от желчи! Кстати. Как твои дела, мой друг? – Пафосно воскликнул я, а Саске скорчил кислую мину.
-Хреново. От родителей получил выговор, да и брат нотации читал. – Тихо бурча, рассказывал Саске, пока мы шли по коридору. – Еще и руку, кажется, повредил…
-А что случилось? – Услужливо спросил я, следуя за ним в огромную комнату, где находился камин. Огонь радостно встретил нас, взметнув сноп искр из-за витой ограды.
-Что-то с запястьем. Опухло. – Саске поднял руку, указывая на белоснежные бинты. – Теперь даже ложку держать не могу.
-Прикольно. – Констатировал я и упал на небольшой диванчик. Заметив недовольный взгляд Учиха, я попытался объяснить свою точку зрения: – Ну, типа, уроки делать не нужно. И с ложечки кормят, а если это еще та девчонка, что меня встречала - так вообще сказка. – Я блаженно замурлыкал, удобно устраиваясь на животе.
Саске снова скорчил кислую рожу, видимо, не оценив по достоинству мои слова.
Пока он копошился возле камина, разжигая огонь ярче, я закрыл глаза, сворачиваясь клубочком на неудобной софе. Глухой звук ударов кочерги по прогоревшим чуркам и странный сладковатый аромат вызвали удивительные ассоциации. Почему-то камин казался мне частью семейного уюта. Он источал тепло и успокаивающе рассказывал истории на своем непонятном языке. В детстве мы палили костры, бросая туда каштаны и другие, более опасные взрывающиеся предметы, пока я случайно не спалил брови. Но тогда я чувствовал странное удовлетворение, приходя домой весь испачканный сажей, а мама ворчала о том, что я сожгу полпарка и гнала ванну.
Только в этой комнате мне удавалось заснуть так легко, без долгого верчения, пока простыня не упадет на пол вместе с одеялом. Пусть для Саске это место было позолоченной клеткой, но я хотел бы, чтобы его комната стала моим домом.
Незаметно провалившись в объятия сна, я открыл глаза, осознав, что меня зовут. Резко подорвавшись, я врезался лбом в Учиха.
-Не брыкайся. – Буркнул он, я расслабился, и, вновь упав на диван и закрыв глаза, слушал его тихий голос. – Ужин уже принесли. Или ты не голодный?
Я прислушался к состоянию своего желудка и подумал, что после сна не очень-то хочется есть. Память услужливо, но с небольшой задержкой напомнила, что я сегодня уже ел.
-Меня сегодня угостили пирожками. – Вяло протянул я, потягиваясь и только одним глазом наблюдая за Учиха. – С вишней…
-Ты был в церкви? – Скучающе спросил Саске, усаживаясь на стул, и медленно коснулся столовых приборов пальцами левой руки.
-Нет. – Я привстал, не совсем поняв вопрос и уставился на Учиха. – А к чему ты…
-В церкви практикуют подаяния ущербным. – Лаконично ответил Саске, вертя в пальцах вилку и рассматривая ее на свет. Блики зайчиками-близнецами синхронно скользнули по металлической поверхности зубцов.
Я улыбнулся, вставая и медленно подходя к столу. Саске без интереса ковырялся в тарелке, изредка пробуя еду. Садясь за стол, я проигнорировал колкость, решив промолчать. Пусть он думает, что мне нечем ответить. Лучше уж так, чем довести наши взаимоотношения до края. Да и что я мог доказать парню, который всю жизнь делал все слишком правильно? Который живет этом дурацком картонном доме, где красивая мебель, неудобные стулья и столы размером с мою комнату. Все такое ненастоящее и, побыв тут чуть дольше, понимаешь, что и сам становишься похож на плоскую картинку - всего лишь отражение человека, которым был раньше. А ведь когда-то Саске умел улыбаться, но забыл это, и теперь только картонная фальшивка появляется на его лице. И глаза, они так редко теперь видят мир в ярких красках. Мой друг забыл, что такое радость, и мне больно от мысли, что помочь ему я ничем не могу.
-Вкусно. – Понюхав непонятное блюдо, констатировал я, положившись на свое обоняние. – А ты не голоден?
-Не хочется. – Буркнул Саске, откладывая столовый прибор, и уставился на меня, упершись щекой в кулак левой руки. Перебинтованная правая аккуратно лежала на поверхности полированного стола. Своей белизной она не отличалась от бинтов, и я решил, что Саске чаще нужно бывать на улице днем…
-Наруто…
-Я знаю. – Откинувшись на спинку неудобного стула, я с тоской посмотрел на уставшего друга, читая в глазах всю тревогу, терзавшую его. – Но завтра будет легче…
Завтрашний день будет лучше, он будет совсем не похож на те, что мне довелось прожить. Завтра я буду счастливей, все забудется, прошлое сотрет череда событий, и я даже не вспомню о сегодняшнем разговоре и том странном чувстве, поселившемся внутри меня.

Отредактировано GoldiDragvan (2009-08-29 13:13:50)