Ано... продолжение.
Спасибо моему замечатльному Инэйму и дорогой Диле, которая как следует меня пнула.
И отдельное - [color=CC99FF]Птице[/color]. Просто за то, что она есть.
Последние шаги навстречу
Из дневника Тамамуры Тамао.
5 июля 2008 года, суббота
Есть такие дни, когда хочется подводить итоги, вспоминать прошлое… не знаю, как лучше написать. Особенно, когда обычная цифра – черного, совсем не праздничного цвета – значит так много.
Наверное, я сентиментальна, раз так трепетно отношусь к шестилетней годовщине своего первого поцелуя. Лайсерг. Лайсерг Дител. Лайсерг-сама – для меня на целых полгода. Мой единственный роман. Смешно…
Прошло уже столько времени, а я вспоминаю до сих пор – ками-сама, какой глупой я была! Не следовало соглашаться вообще ни на какие отношения, но мне так хотелось любви! Я смотрела тогда на Анну, на Пилику, на Джун – все они были влюблены и любимы. Неважно, что отношения строились непросто, что у Джун, бывало, залегали темные круги под глазами, Пилика ходила мрачная, а от окриков Анны хотелось спрятаться под котацу – закутываясь в ватное одеяло и делая вид, что ничего не происходит. У них было это вот «МЫ». Которое не имело ничего общего с моим «мы», когда я упоминала в разговоре про поход в магазин в компании Рио или рассказывала Хоро-Хоро о том, как мы с Анной искали их во время Турнира. Даже когда я говорила «мы с Йо» это было просто местоимением во множественном числе. Слово как слово. Безо всякого подтекста.
А мне так хотелось, чтобы он был! Чтобы и меня обнимали, целовали, говорили, что я красивая – пусть бы даже я знала, что это не так. Когда тебе двадцать – уже понимаешь, что иллюзия, разбиваясь, приносит больше боли, чем жизнь до этого без нее. А в четырнадцать на несколько смущенное предложение Лайсерга стать его девушкой я ответила «да».
Я его любила – так мне казалось, по крайней мере. Да, когда мы были вместе, меня охватывало смущение: изначально молчаливая, я не могла произнести и двух слов, я была робкой и неуклюжей, скованной, нескладной и, наверное, жалко смотрелась со стороны, но… В те редкие минуты, когда я все-таки поднимала глаза на Лайсерга, то ловила что-то такое у него во взгляде, что заставляло меня судорожно сглатывать и отворачиваться. Пилика смеялась и говорила, что я дурочка, что надо быть смелее, что любовь это вихрь, это объятия до сжатой груди – так, что невозможно дышать… А я не верила. Мы гуляли в парке – почти всегда в молчании, Лайсерг изредка сам что-то рассказывал, а иногда я выдавливала пару слов, и снова воцарялась тишина. Попадавшиеся навстречу парочки странно на нас косились – мы ведь шли рядом, но не за руку, не в обнимку, просто рядом, пока однажды Лайсерг не взял мою ладонь в свою. Мне было непривычно и неудобно, да и спустя какое-то время рука стала мокрой, отчего на меня накатил дикий стыд, но я ни за что бы тогда не отпустила эту руку.
Я отчаянно, искренне, изо всех верила, что смогу забыть Йо. Мой дар предвидения молчал, подсмеиваясь над глупой коккури – я не знала, что в итоге все смешается, и что даже сейчас, шесть лет спустя, я до сих пор так и не смогу разобраться в собственных чувствах.
Интересно, а Лайсерг помнит о нашем первом поцелуе?..
- …Желаем вам приятного полета!
- И это называется первый класс! Кресло неудобное, а стюардессе я явно не понравилась. Может быть, она тебя приревновала? Ненавижу, когда так себя ведут! На лице улыбочка, а глаза злые-презлые. Бесят меня такие! Стерва. Натравить бы на нее моего Джека… И иллюминатор грязный. Ну вот, теперь я ничего не увижу… Лайс! Лайсерг, очнись! Ты меня вообще слушаешь? Хоть бы кивал из вежливости, - окончательно вскипела Мати и гневно посмотрела на даузера.
На самом деле Матисс не злилась. Ни капельки – ни на мерзкую стюардессу, ни на грязное стекло, ни на невнимание шамана. Англичанка боялась, что если она хоть на секунду перестанет говорить – хоть что-нибудь говорить – Лайсерг опять впадет в эту полупрострацию, из которой она пыталась вытащить его уже шестой час подряд. Матильда искренне недоумевала, как он в таком состоянии сумел до нее доехать. Видимо, сказалась привычка: Дител часто в последнее время ее навещал, и тело автоматически доставило само себя по знакомому маршруту. Когда англичанка открыла дверь (еще до того, как он принялся бы в нее звонить), то глазам своим не поверила. Если бы она не знала Лайсерга так хорошо, решила бы, что он пьян. Или обколот какой-нибудь дрянью. Бессмысленный взгляд с расширенными зрачками – так, что радужку вообще не видно и глаза кажутся черными провалами на бледном лице – нервно теребящие ключи руки и голос… чужой, безжизненный, неживой. И при этом абсолютно безупречный внешний вид: никаких тебе перекрученных рубашек или полузастегнутых брюк. Шнурки на ботинках аккуратно завязаны, рубашка явно выглаженная, пальто, шарф – все, как полагается. Чуткий нос Мати уловил даже привычную смесь запахов из травяного шампуня, зубной пасты и терпковатого аромата одеколона.
Лайсерг практически сразу же заговорил – едва войдя в квартиру. Почти спокойно рассказал о звонке Анны и о страшной новости. Сообщил, что утром закажет билет и… Посередине фразы он замолчал и уставился в одну точку, а Матильде захотелось закричать. В голос. Так, чтобы стекла задрожали – потому что Лайсерг ее пугал. Своей неестественной позой, своим пустым взглядом, своим молчанием. Ей не верилось, что всего несколько часов назад он от нее уехал: веселый, довольный, такой родной и знакомый. А вот этого мужчину Мати впервые видела…
- Конечно, я тебя слушаю. Если хочешь, можем потом подать жалобу на плохое обслуживание – когда приземлимся, - безучастно отреагировал даузер, игнорируя встревоженную девушку.
- Не собираюсь я писать никаких жалоб… Нет, ну как она на тебя смотрит! Точно запала…
- Может быть, ты прекратишь эти свои дурацкие шуточки? – вдруг взвился Дител.
Фиолетовые глаза Матисс удивленно расширились – на ее памяти Лайсерг впервые вышел из себя.
- Если тебе не нравятся мои шуточки, даузер, ты мог сказать об этом раньше, и я бы никуда не полетела. И если я тебе так мешаю, то могу сразу по прибытию в Токио отправиться восвояси – вот только к Мари загляну на минуточку. Будешь жить в тишине и спокойствии, - Матильда отвернулась к окошку и тихо закончила, - я просто пыталась хоть немного тебя отвлечь.
Лайсерг устало потер виски и откинулся назад, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза.
- Извини, - помолчав с минуту, он договорил. - Я не хочу, чтобы ты уезжала. Просто мне очень… не по себе. Я не так давно видел ее – последний раз в конце сентября, когда приезжал на день рождения Анны. Мне до сих пор не верится, что ее больше нет. Странно, ведь я видел немало смертей, должен был привыкнуть, но…
- К смерти привыкнуть невозможно. Даже Учитель так говорил.
- Тебе было очень плохо, когда мы убили Хао? – даузер чуть повернулся в сторону шаманки.
- Плохо? Шутишь? Фактически, был разрушен весь мой мир: я потеряла не только человека, который был мне дорог, которого я любила, которым я восхищалась, но и себя саму. Мне казалось, что я умерла вместе с ним – и, наверное, отчасти так и случилось. Та Матильда не могла бы сейчас сидеть с тобой рядом. Ни при каких условиях.
- Тогда я тем более рад, что мы его уничтожили.
Матисс промолчала. Ей полагалось бы обидеться – по меньшей мере – но обиды не было. Напротив, слова Лайсерга почему-то показались ей очень приятными. Но измученный мозг уже не слишком хорошо соображал: недосып и неожиданный стресс отрицательно сказались на девушке.
- Лайс, не хочешь подремать? Лететь довольно долго, а ты ночью почти не спал.
- Не думаю, что смогу уснуть…
- Сможешь. Тебе надо отдохнуть, - Мати чуть коснулась фирменного, в бело-зеленую клетку, плаща даузера. На плече Дитела ярко блестела глазами подаренная ею заколка.
- Не думала, что ты будешь носить мою ящерку, Лайс…
- Она мне нравится, - неожиданно признался шаман, смутившись. - Я к ней привык. Красивая… И, между прочим, это саламандра, а не ящерка, и я не Лайс, а…
- Ох, заткнись и спи, Дител.
Лайсерг действительно быстро уснул, поддавшись настойчивым уговорам Матильды. Англичанка и сама удобно пристроилась на его плече, убедившись, что измученный даузер спит. А перед тем, как самой погрузится в объятия Морфея, Матильде вдруг показалось, что глаза ящерки ярко блеснули, а морда расплылась в подобие улыбки. С мыслью, что у нее начались глюки, шаманка провалилась, наконец, в сон.
«У-у-у-у-у! Тоже мне, нашли малявку… Да я старше их обоих на века! Да что там века – тысячелетия!» - оскорбленно думал Венто, бросая косые взгляды на веселящихся мужчин.
- Мик, твой хозяин просто сволочь. Ну почему мне не разрешили выпить вместе с ними? Какая разница, сколько лет этому телу?
- Уймись, пацан, сиди и не чирикай, - хохотнул Токагеро. – Уж такие они оба правильные.
- Какой я тебе пацан? – сердито блеснул глазами мальчик. – Ты же знаешь, кто я такой…
- Знаю. А Шутник-то наш, кстати, в курсе? Или ты его пока втемную используешь?
Венто замялся.
- Ну, кое-что я ему рассказал. Не все, конечно, но…
- Так я и думал. Долго еще собираешься скрывать?
- Понятия не имею. Пока не дождусь знака. Видишь ли, Зова еще не было… Токагеро?
- Что?
- Мы не враги, и не хотим смертей. Все зависит только от них.
- Я не отдам вам Рио просто так. Он, конечно, с тараканами парень, но я к нему привязался, мне другого хозяина не надо. Ты уверен, что он один из…
- Конечно. Иначе я бы не привел сюда Джоко. Просто моя сестрица не торопится – она одна из самых терпеливых среди нас.
- А ты, значит, нет?
- Такова природа моей Стихии, - усмехнулся Венто, отворачиваясь от Токагеро.
-… После этого я и принялся бродяжничать. Пожалуй, самое счастливое время за последние десять лет. Идешь, куда глаза глядят, и не знаешь, что будет завтра – как во времена Турнира…
-… В общем, я не рассчитывал на успех – это все заслуга сначала Найта, классный парень, кстати, надо будет вас познакомить, а потом и Шароны…
-… До сих пор не понимаю, какой идиот сделал его директором зоопарка. Крунел ненавидел животных, понимаешь? И он бы бросил их там одних, наплевав на торнадо, если бы я не вмешался…
-… Мне сразу не следовало соглашаться – еще тогда, когда приперся тот фотограф. Я же знал, что все это плохо кончится. Но разве же я мог сказать ей «нет»? Хотел, чтобы она была счастлива. Идиот…
-… Вот и я говорю…
Что говорил Джоко, Рио узнать не пришлось. Телефонный звонок прорезал шумные излияния приятелей и разрушил доверительно-теплую атмосферу гостиной.
- Рио, мать твою, опять будешь делать вид, что глухотой страдаешь? – возмущенно заговорил Токагеро, материализуясь рядом с шаманом. Дух ненавидел звонки в любом их проявлении, чем Рио частенько пользовался, когда желал позлить собственного хранителя.
- Иду, иду уже, - чуть пошатываясь, Умемея подошел к телефону и снял трубку. – Слушаю.
Никто не заметил, как вздрогнул и расплылся в улыбке сероглазый мальчишка, сидящий в дальнем углу комнаты. В конце концов, Венто так устал ждать…
- Марион? Рад тебя слышать, любимая. Ты не представляешь, как я счастлив. Мне удалось его уговорить – полное финансирование наших исследований! Это успех! Надо будет сегодня вечером обязательно отметить – предупреди Намако-сан, пусть она сегодня задержится подольше, присмотрит за Акико, а мы с тобой…
- Хоро, да замолчи ты хоть на секунду, слово вставить не даешь! – возмутилась итальянка, пытаясь собраться с мыслями. Звонок Анны и так выбил ее из колеи, а уж как сказать мужу она и вовсе не понимала. Тем более сейчас – когда Юсуи говорил без передышки.
- Что-то случилось? – тут же встревожился шаман, уловив в голосе жены смутно знакомые истеричные нотки. Марион нечасто так разговаривала, но Хоро всегда угадывал это ее состояние.
- Да, случилось, - Мари набрала в грудь побольше воздуха и выпалила. - Только что звонила Анна. Тамао сбила машина. Насмерть.
Хоро-Хоро резко ударил по тормозам и включил аварийный сигнал, не обращая внимания на яростно сигналящих сзади.
- Ты уверена, что правильно поняла ее, Марион? – нарочито спокойно поинтересовался шаман.
- А как можно было понять по-другому? – тихо спросила итальянка. – Тами умерла. Несколько часов назад, прямо на глазах у Анны с Йо – в нескольких метрах от Фунбари Онсен… - Мари тихо всхлипнула.
- Кои, не плачь. Я сейчас приеду. Пилика знает?
- Нет, Анна просила, чтобы мы сами позвонили. Ей еще Лайсергу сказать надо…
- Бедный Дител, ведь они с Тами…
- Да.
- Мари, просмотри мой список дел, отмени все, что можно или перенеси. Ближайшие несколько дней мы будем нужны Асакурам. А Пилике я сейчас сообщу. Все, скоро буду дома. И не говори пока дочери…
Хоро завел двигатель и набрал номер сестры.
- Он уже уснул, Рен. Все-таки ты здорово вымотал его тренировкой.
- Если хочешь, я могу уменьшить нагрузку.
- Нет, не стоит. Думаю, ты знаешь, что делаешь.
- Конечно, знаю. Пилика…
- Да?
- Спокойной ночи. Мне пора идти.
- Рен…
- Что?
- Тебе не обязательно уходить.
- Если я останусь сейчас, потом тебе не удастся меня выгнать.
- Я понимаю.
Шаман медленно подошел к девушке – Пилика не смотрела на него, отвернувшись чуть в сторону и разглядывая узор на занавесках. Только когда Рен медленно обнял ее, северянка посмотрела в знакомые, до боли родные золотистые глаза. Тао очень изменился с тех пор, как они познакомились, но сейчас Пилика видела давнишнего угрюмого мальчишку, так отчаянно нуждавшегося в любви и нежности. Захлебнувшись неожиданно в приливе собственных эмоций, шаманка уткнулась лицом в теплую шею и теснее прижалась к мужчине.
- Никуда тебя больше не отпущу, - чуть слышно прошептала она. – И не отдам никому. Пусть подавится твоя Исар, - внезапно гневно закончила Пилика, поднимая глаза.
Рен прижал ее к себе покрепче и рассмеялся.
- Ты сейчас похожа на одну из ваших северных богинь, Юки. А насчет Исар… Я что-нибудь придумаю, – лицо шамана стало вдруг очень жестким. – Не беспокойся о ней. И вообще, не стоит сейчас вспоминать об этой… женщине.
Тао чуть отстранился от Пилики – как будто хотел получше ее рассмотреть. Растрепанные волосы, пронизанные оранжево-красными заходящими солнечными лучами, распахнутые голубые глаза, подернутые хорошо знакомой Рену дымкой, приоткрытые губы и легкий румянец на скулах. Смущенная пристальным взглядом, Пилика чуть запрокинула голову назад, нервно облизнув губы, невольным движением отбрасывая назад тяжелые пряди волос и открывая светлую, нежную кожу шеи. Тао на секунду прикрыл глаза – как перед боем, когда собирал в кулак всю свою выдержку – и потянулся губами к впадинке у плеча. Руки жадно заскользили по телу – совсем не такому, как его помнил Рен, новому, изменившемуся. На шамана накатило ощущение, чем-то похожее на ярость – она менялась без него, он так долго был лишен возможности видеть ее, чувствовать, прикасаться к ней. Поэтому Рен прибывал в состоянии полубезумия – хотелось наверстать упущенные годы прямо сейчас, стереть эти чертовы семь лет… Горячие дорожки поцелуев, влажные темные отметины на бывшей только что белоснежной коже, тихие вздохи – Пилика кусает руку, ведь в соседней комнате спит ребенок – шорох снимаемой одежды. Рену хочется порвать в клочки и мешающую блузку, и дурацкую юбку, но какая-то сила все же продолжает контролировать его действия. Он не будет груб с Пиликой – никогда. Грубость, злость и жестокость предназначены для другой, это ее тело можно терзать, кусать и оставлять синяки. А Юки он будет любить так, как нравится ей – доводя до изнеможения их обоих, топить в ласке и удовольствии, целовать, пока она не взмолится о пощаде. Кроме того, у них впереди целая ночь… Нет, множество ночей.
- Мама! Ма-а-а-а-а-а-а-ам! Ну, мам, же!
«Киран. Ками-сама!» - Пилика резко открыла глаза и села на постели, испуганно взглянув на сына.
- Я голодный, мам! Мужчину надо кормить, - надулся мальчик. - Ты же сама говорила, что настоящий воин должен хорошо питаться и…
Северянка слушала вполуха, удивленно разглядывая пустую половину кровати.
«Мне что – причудилось?» - мелькнула дикая мысль, но нега во всем теле подсказывала ей, что это не так. - «Тогда где же Рен?»
- Пожалуй, я хочу омлет. Большой. Мам!
- Я тоже хочу омлет, - пряча улыбку, согласился появившийся в дверях Рен. – Киран, оставь маму в покое, сейчас она оденется и приготовит нам завтрак. Иди пока, поиграй.
- Пап? А ты почему не уехал? – переключился мальчик, забыв на секунду о голоде.
- Потому что я уже опять приехал. Не задавай глупых вопросов. Ты мне не рад? – сурово поинтересовался Тао. – Я могу уйти, знаешь ли… Просто подумал, что тот удар…
- Нет-нет-нет! Не уезжай! Ура! – Киран засиял как начищенная монетка в сто йен.
- Так ты дашь матери одеться?..
- Уже ушел, - весело отозвался Киран и, хлопнув от восторга дверью, отправился к себе, привычно сопровождаемый Басоном.
- Я подумала, ты уехал…
- Мне показалось, ты не захочешь, чтобы Киран застал нас в постели.
Пилика вдруг покраснела – как девчонка – вспомнив подробности прошлой ночи. Рен попытался скрыть улыбку, заметив заалевшие щеки северянки.
- Хватит ухмыляться с таким довольным видом, Тао, - взъярилась Пилика, - и вообще, отвернись. Мне одеться нужно…
Рен закусил губу, пытаясь сдержать смех, и опустил глаза – потому и не смог увернуться от летящий в него подушки.
- Вон из моей комнаты. Иначе кормить не буду… - рассерженно заявила северянка, так и не сумевшая справиться со смущением и злящаяся на себя за это.
- Иногда мне кажется, что ты нисколько не повзрослела, - отозвался Тао, берясь за дверную ручку. – Юки…
- Да?
Рен внезапно посерьезнел и внимательно посмотрел на девушку.
- Знаешь, я люблю тебя, - и закрыл за собой дверь.
Пилика возилась на кухне, занятая приготовлением обеда, когда зазвенел телефон. Руки девушки были испачканы, и взять трубку сама она не могла – поэтому шаманка продолжила стряпать, кивком указав Рену на аппарат. Тао послушно протянул руку.
- Да?
- Рен, ты не представляешь, какой ужас! Нашу Тами задавила машина, Анна говорит – насмерть. Я до сих пор поверить не могу. Сам только что узнал – Мари позвонила и попросила сообщить Пилике, поэтому я…
Тао почувствовал, что по спине у него течет холодный пот. Он узнал голос звонившего – Хоро-Хоро ни с кем спутать невозможно. Даже спустя много лет, когда они не общались, он остался прежним. А еще Рен мгновенно понял, что Юсуи, находясь в состоянии шока от смерти Тами, забыл на секунду обо всем и…
«Тами мертва?» - Рен вдруг отключился, поэтому не сразу отреагировал на возникшее в трубке молчание и неверящий шепот, спустя несколько секунд.
- Тао?.. Тао? Но ведь… Пилика… Ублюдок, что ты делаешь у моей сестры?
Северянка выронила в раковину тарелку, услышав через мощный динамик голос брата.
- Хоро? – не смотря на побелевшего Рена, она забрала у него трубку.
- Пилика. Что. Он. У тебя. Делает?
- Хоро… Где ты сейчас? – взяла себя в руки, наконец, девушка.
- Домой еду, - отрывисто ответил ее брат.
- Мы сейчас приедем к тебе…
- Мы? Пилика, что значит «мы»? Не смей бросать трубку! Пилика…
- Ну зачем он позвонил?.. – устало опустила голову Пилика.
- Он звонил рассказать о смерти Тамао, - отстраненно ответил Рен.
Северянка вскрикнула и тут же зажала себе рот рукой, а спустя мгновение оказалась в объятиях любовника.
- Рен… Рен, этого не может быть…
Тао поцеловал девушку в макушку и спокойно произнес:
- Не похоже было, что Хоро шутит. Надо будет потом позвонить Анне… Впрочем, нет, не нужно. Сейчас все и выясним у твоего сумасшедшего братца.
- Не называй его так… Рен, обещай мне, что…
- Не буду обещать. Вряд ли мы сможем удержаться от драки. Но это нормально – в конце концов, мальчишками мы дрались постоянно. И вообще, я даже рад, что все это закончится – Хоро имеет право знать, что ты снова моя.
- Рен! Что значит – «твоя»? То, что произошло ночью, еще не делает меня…
- Пилика. Разумеется, ты моя. И всегда была – даже на протяжении этих лет. Иначе ты бы давно выскочила замуж или, на худой конец, завела любовника. И не отдалась бы мне вчера так, как ты это сделала. Так что давай ты не будешь врать самой себе и мне заодно и разыгрывать из себя неприступную крепость. Ты принадлежишь мне – с того самого момента, как первый раз сказала «да». Ты любишь меня – нравится тебе или нет. Ты – мать моего сына. И ты – моя истинная Избранница, что подтверждает амулет моей матери на твоей шее. А временные трудности, с которыми мы столкнулись, будут решены. Я говорю про Исар, разумеется, и про твоего брата, который хочет сейчас меня на ленточки порезать. Так вот: мы сейчас приедем туда, и я сам поговорю с Хоро. А ты дашь мне слово, что не будешь вмешиваться, слышишь?
Если бы у Юсуи еще остались силы спорить, она непременно бы это сделала. Но события последних суток настолько вымотали ее – и физически, и эмоционально, что все, что ей хотелось сейчас, это кивнуть и сделать, как сказал Рен. В глубине души она понимала, что сказанное им – правда. Она действительно всегда принадлежала Рену и толком не умела сопротивляться его влиянию на себя. И пусть ее задевало неприкрытое собственничество шамана, было в этом нечто притягательное – покориться воле любимого мужчины. «Впрочем, - лениво подумала она, - я тебе потом это припомню, Тао…». Да и вообще, сейчас ей было не до этого – северянка все еще пыталась осмыслить новость, сообщенную Реном.
«Тами… Наша бедная маленькая Тами…»
Анна сидела на кровати в своей комнате и бездумно смотрела в сторону. Рядом валялась телефонная трубка и большой блокнот с прикрепленной к нему ручкой – медиуму приходилось составлять список предстоящих дел. Обзвонить родных – сообщить Йомею и Микихисе, рассказать Кино, попытаться оповестить ребят: Хоро, Мари, Рена, Пилику, Лайсерга, Рио, Джоко… причем, где найти последнего Анна представляла с трудом. Договориться со священником, связаться с похоронным бюро, организовать сегодня карицуя*, а завтра – хонцуя**, посмотреть, есть ли у Тамао белое кимоно, в противном случае – заказать… Киояму удивляла собственная бесчувственность – она не плакала, не была в шоке, и истерикой ее состояние тоже назвать было нельзя. Но ведь Анна искренне любила Тами, а уж за последние месяцы настолько к ней привязалась, что с трудом представляла Фунбари Онсен без нее! Что же с ней не так? Почему ее глаза сухие, а голова ясная?
«Ты привела Тамао в этот дом, чтобы она однажды занялась подготовкой твоих похорон, а вместо этого…» - Анне не хотелось додумывать мысль до конца. У девушки появилось иррациональное ощущение, что это она во всем виновата… хотя это было, по меньшей мере, глупо – так думать.
Тихо скрипнула дверь, и в комнату вошел Йо – непривычно тихий, серьезный, без обычной своей широкой улыбки.
- Манта сказал, что в храм съездит сам – можешь об этом не беспокоиться. Еще он предлагает послать за Кино машину, говорит, что бабушка уже очень стара и не стоит ей добираться синкансеном…
- Он прав. Сенсей будет, конечно, ворчать, но… - Анна не договорила и потянулась к блокноту, ставя галочку рядом с пунктом о священнике. – Йо, позвони, пожалуйста, в похоронное бюро, а я пока пойду посмотрю, все ли у нас есть для предстоящего… погребения.
Последнее слово далось медиуму с явным трудом, и она слишком сильно чиркнула по бумаге, оставив жирный след, почти прорвавший бумагу. Йо внимательно посмотрел на девушку и неловко проговорил:
- Анна, ты такая бледная… Может быть, тебе не стоит этим заниматься? Мы с Мантой сами вполне справимся и…
- Тамамура Тамао была моей подругой, Асакура, и организовать ее похороны по высшему разряду – единственная возможность в последний раз проявить все то уважение, которое я к ней испытывала, - резко ответила Анна, стремительно поднимаясь с кровати. - И уж, конечно, я не доверю столь важное дело двоих охламонам вроде тебя и Оямады.
Прежде чем Йо успел что-либо возразить, дверь громко хлопнула, выпустив медиума из комнаты, так что внезапно появившийся Амидомару только покачал головой и пристально взглянул на шамана.
- Я бы предпочел истерику, - тихо проговорил Йо. - Сейчас она держит себя в руках, но потом… Страшно даже представить, что с ней будет после похорон.
Амидомару встревоженно вздохнул и приблизился к Асакуре.
- Ничего не произойдет – если ты будешь с ней рядом. Анне скоро понадобится твоя помощь, Йо. Но вообще-то я хотел поговорить не об этом.
- Что еще случилось? – вяло поинтересовался Йо, погруженный в собственные мрачные предчувствия.
- Эта смерть… она ненормальная.
- Любой несчастный случай кажется ненормальной смертью, глупое стечение обстоятельств и…
- Я не об этом. В момент смерти шамана идет огромный выброс фуриоку, который потом постепенно растворяется, чтобы по прошествии двух дней – когда состоится кремация – присоединиться к энергии Короля Духов. То есть, обычно так происходит…
- А сейчас?
Амидомару замолчал, как будто раздумывая, должен ли он продолжать.
- Выброс фуриоку действительно был, - медленно произнес он, - но вот дальше произошла очень странная вещь: весь этот всплеск исчез в одно мгновение. Как будто вся высвобожденная энергия была поглощена в ту же секунду – знаешь, даже твой брат не смог бы моментально впитать такое огромное количество фуриоку. А ведь он объективно был сильнейшим шаманом за последнее тысячелетие…
- Может, это все-таки был Король Духов?
- Я бы почувствовал его присутствие. Здесь была какая-то другая сила – гораздо более могущественная.
Йо замер, пытаясь осмыслить слова Хранителя.
- Более могущественная, чем Король Духов? Но это невозможно!
- Ты так в этом уверен, Йо? Что ты знаешь о Короле Духов? Если разобраться – он лишь наиболее сильный дух-хранитель за счет фуриоку, сосредоточенного в огромном количестве. Если разделить все те души, что соединены в нем, останется пустота, ничто.
Амидомару замолчал, решив, что больше он пока ничего говорить не будет. Да и он не чувствовал себя вправе продолжать: если сказанное до этого было довольно достоверной информацией, то дальше уже следовали его собственный домыслы, которые могли были быть не верны. Кроме того, самурай придерживался мнения, что каждый должен искать свою истину в одиночку – и совсем не нужно, чтобы чужие ошибки мешали на этом пути.
Асакура достаточно хорошо знал собственного Хранителя, чтобы правильно расценить воцарившееся молчание.
- Амидомару… А где Кончи и Пончи? – вдруг вспомнил он про неугомонных лисицу и енота. - Куда они делись? Не могли же они…
- Они растворились в той вспышке вместе с ней.
*карицуя - временные поминки, а на следующий день проводятся настоящие поминки — **хонцуя.
Отредактировано Saraby (2007-12-16 19:18:24)