Не знаю, как она, но вот главка)))
Глава 8. Встреча с братом. Что такое душа. Как её не потерять. Чему научил Скар.
-Ты, кажется, с братом хотел увидится? – ехидно спросил армеец с плохо скрываемой долей сарказма в голосе.
Меня это раздражало. То, что они знают больше. Знают то, чего не знаю я. Ненавижу. Так больно всё время испытывать это чувство: ничего, кроме ненависти, ни радости, ни тепла… Рой, я тебя ненавижу, ненавижу за то, что сделал меня таким.
Прости меня, младший брат, а так перед тобой виноват… Прости за то, что не смог сберечь не только тебя, но и себя, хотя поклялся со дня смерти матери, что буду тебя всегда защищать… Прости меня, брат… Но мы ещё в опасности, мы ещё потеряны, надо идти вперёд.
Я вздохнул. На пороге стояли мои знакомые Тони и Норис. Сразу, как я подошёл к выходу, армеец без всяких разговоров пошёл вперёд, я же, выказывая к ним неуважение, пошёл впереди громил. Мы вышли в коридор, тёмный, длинный, казалось, без дверей, но, если приглядеться, то двери можно было увидеть. Много всяких поворотов, ещё больше разных коридоров, потом мы поднимались на лифте, где меня всё-таки заковали в наручники. Однако удалось им это не без боя: Тони я полоснул когтями по лицу, но при виде препарата затих. Чем ближе мы были к цели, тем страшнее мне становилось: а вдруг брат не простит меня? Вдруг не поймёт, как раньше? Чем ближе мы подходили, тем страшнее мне становилось, и мне уже было не просто страшно, я хотел убежать, спрятаться куда-нибудь, свернуться клубочком и не выходить из темноты. Но путь не может быть вечным, каждая дорога когда-нибудь кончается и вот армеец уже отыскивает на ходу ключ. Мы зашли в последний коридор и остановились у одной двери, которую я не сразу заметил. Поворот ключа… Моё сердце начинает биться быстрее, а затем и вовсе замирает…
С меня снимают треклятые наручники, которые мне уже порядком надоели, всё кожу содрали.
Меня пихнули в темницу и закрыли дверь. Сначала было темно, но постепенно глаза привыкли к темноте и я смог осмотреться. Я оглядел темницу: Альфонса я пока не находил, стал сильнее присматриваться, надеясь увидеть отблеск старых доспехов, и в углу сидел…
У меня на глазах выступили слёзы… Слёзы радости. В углу сидел Альфонс, он радостно мне улыбался… Разве доспехи могут улыбаться? Нет, не могут. Это просто кусок металла. Но Альфонс больше не пустые доспехи, он выглядит так, как должен выглядеть в пятнадцать лет. Длинные светлые волосы, невысокого роста, но всё-таки повыше меня, голубые глаза. Ноги у меня подкосились и я осел на пол.
-Братишка! – Ал вскочил и кинулся мне на шею.
Тепло… Я впервые за несколько дней почувствовал такое тепло. Мне вдруг стало хорошо и уютно. Но всё же я виноват перед тобой, брат, и не могу этого забыть. Я с самого начала потянул тебя за собой… Тогда… Когда мы бросили вызов солнцу и чуть не сгорели, подойдя слишком близко… Я виноват, но ты и тогда меня простил. Когда все меня называли армейским псом, ты всегда был со мной, поддерживал. Ты посмотрел мне в глаза, увидев лишь тень былого брата, твои глаза налились тоской, ты снова меня обнял, но уже не как после долгой разлуки, а как мать, которая утешает ребёнка, когда его обидели, всем сердцем желая защитить своё дитя. Я прижался к тебе ещё сильнее, жалея не себя, эгоиста, а тебя, брат. Твои глаза наполнились слезами: ты всё понял, тебе не надо объяснять. Вот так всегда: ты понимаешь меня с полуслова.
-Я так виноват перед тобой, мой младший брат…
-Мне не в чем тебя упрекнуть, нии-сан, мы не собираемся сбиваться с пути, который сами же выбрали.
-Брат, я мёртв…
-Нет. Не говори так! Пока твои глаза золотые, пока ты тёплый, у тебя ещё есть душа! Ты слышишь?! – закричал он, как в истерике, со слезами на глазах.
На этот раз я прижал брата к себе, как ребёнка, который не хочет понять, что всё строится по закону Бога, и нарушать его нельзя, ибо, подлетев слишком близко к солнцу, можно сгореть. Я не хочу вновь отпускать брата, потому что знаю: за этим последуют новые расставания.
-Пора, стальной, - в дверях уже стоял армеец, поджидавший меня. Я медленно поднялся и направился к выходу, а брат, снова бросившись ко мне, закричал:
-Не теряй душу! Слышишь? Не теряй! Ты жив! Пока еще жив!
-Ну, что застыл, черепаха что ли? Или от брата отлипнуть не можешь? – съехидничал подчинённый Мустанга. Меня начало трясти от гнева и ярости. Я сжал руки в кулаки, проткнув плоть когтями, из ран полилась кровь. Я уже не могу держать всю ненависть в себе, я должен на ком-то отыграться. Зарычав, я кинулся на армейца, царапая и избивая его. Я не мог остановится, дошёл до того, что вспорол ему живот.
Тони и Норис уже бежали мне навстречу с готовыми препаратами, но они были недостаточно ловкими: я перепрыгнул через них, полоснув одного когтями, а при приземлении ударив левой ногой второго так, что, кажется, сломал ему ногу. Альфонс смотрел на всё это с беспокойством в глазах, он волновался за меня.
-Братишка! – он хотел подбежать ко мне, но я оказался проворнее и уже стоял рядом. Однако слушать Ала я не собирался, оттолкнув его, я вырубил брата, чтобы он мне не мешал. Я не хотел, что бы с ним что-нибудь случилось, особенно теперь, когда я понял, что мою душу хранит брат, рядом с ним я человек, мне есть ради кого быть собой… Я приготовился сражаться.
Норис сидел, встать он не мог: я все же сломал ему ногу. Тони был готов к атаке.
Наконец-то я смогу использовать алхимию, впервые за столь долгое время. Я хлопнул в ладоши, почувствовав, как энергия разливается по всему телу. Я вздохнул и сконцентрировался, затем снова хлопнул в ладоши, и, сделав выпад, ударил Тони…
Я чуть не упал в обморок, меня замутило, одолела жуткая слабость… Я посмотрел на свои руки, они были в крови. Сначала я плохо соображал, но, собравшись, понял, что произошло. Тони разорвало. Вокруг была одна кровь, я сам стоял весь в крови… Я упал на бок. На звуки сбежались остальные армейцы, и, увидев, что здесь произошло, стали уносить Нориса и того парня, которому я вспорол живот когтями. А меня стали избивать ногами, из носа брызнула кровь. В последний раз взглянув на брата, я отключился…