Глава 2. Муки.
У окна сидела рыжеволосая девушка. Она всматривалась голубыми глазами далеко вдаль, словно кого-то ожидая. Каждый день она сидела и смотрела. Её сердце было полно тоски и печали, и одновременно надежды. Возможно, она вспоминала свою жизнь, которая уходит, как песок сквозь пальцы. Или же она думала, что случится, когда придёт он. Или когда же он придёт. Девушка не сомневалась в том, что тот, кого она ждёт, явится. Придёт, и снимет печать тоски и грусти. Боль снимет рукой. Надо просто подождать.
-Бежать… бежать, не останавливаясь…. Как только остановишься – начинаешь задумываться: а правильно ли ты поступаешь?.. Что, если всё напрасно?.. И так и застываешь на месте… - по щеке скатилась одинокая слеза, что принадлежала ему и только ему.
Розетта Кристофер. Так звали эту девушку. Она давно уже потеряла счастье в этом мире. Она через силу улыбается. Она старается казаться весёлой, непринуждённой и беззаботной. Хотела выглядеть такой же бойкой, но… все, кто навещал её, видели её насквозь. За плохо скрываемой маской таится ожидание, мучительно долгое ожидание. И безграничная вера, основанная на доверии лишь к одному человеку.
Но не только ожидание съедало её сердце, заставляло мучаться вновь и вновь, не давало без слёз уснуть по ночам. Хотя на душе и был тугой клубок тоски, боли и печали, есть что-то, чего она боится. Розетта боится… нет, он придёт. Но вовремя ли? Вдруг, тот, кого так ждёт Розетта Кристофер, не успеет прийти к ней вовремя? «Вовремя… вовремя… Прошу…» - она изо дня в день, из ночи в ночь представляла, как умирает. Одна… как умирает одна-одинёшенька.
«А если он не успеет, и я… Боже, - её голубые глаза поднялись молящем взором к небу, - Боже, дай мне сил… дождаться» Мольба…. Во взгляде, на всём лице. Вот почему она не любила стоять на месте. Вот почему ожидание съедало её жизнь быстрее, чем бег. Розетта не могла избавиться от таких мыслей вот уже восемь лет… восемь долгих, мучительных лет ожидания, борьбы со смертью. Может, она и казалась молодой красивой, Розетта понимала, что жить-то ей осталось совсем не долго…. Потому, что контракт забрал у неё много лет. И только благодаря ожиданию, только благодаря тому, что её вера и надежда сильны, Розетта Кристофер продолжает жить. Она всё время повторяет про себя: «Мне ещё рано уходить. Ещё рано»
Что бы не думать, не думать о том, что он не успеет, не думать о том, что ей не хватает времени, и что она в любую секунду может проиграть в борьбе со временем, Розетта стала… рисовать. Рисовать цветные картинки из своего прошлого.
Картина первая. Мальчик с нечеловеческими глазами.
На жёлтоватом листе бумаге нарисованы дети. Трое детей двенадцати лет. Брат и сестра слушают мальчика, который рассказывает им сказку. У сестры рыжие неопрятно заплетённые в две косички волосы, большие голубые глаза и маленькое детское личико. На ней одет изрядно потрёпанный, старый клетчатый сарафан. Кое-где он был испачкан, но, похоже, девочку это ничуть не волновало. Она сидела на траве босиком – чуть поодаль опрометчиво брошены старые босоножки. Девочка внимательно слушала мальчика.
Брат тоже внимал рассказам их нового друга, так же, как и сестра, с широко распахнутыми глазами. У него были светлые волосы, более нежного цвета, нежели у сестры, мягкие, тёплые голубые глаза. На мальчике одета поношенные и потрепанные вещи, но более ухоженные, чем у сестры: коричневые брюки на подтяжках закатаны до колен и белая рубашка, совсем потерявшая свой вид от частой стирки, рукава засучены до локтей. По лицу мальчика было видно, что рассказы третьего ребёнка его очень завораживали, кажется, ничего вокруг он не замечал. Брат сидел на траве, рядом со своей сестрой.
И напротив них обоих сидел мальчик. Да, он рассказывал им сказку, сем по-турецки. Но… он отличался от других ребят. У него были длинные, повыше колен, иссиня-чёрные волосы, две пряди свисали с плеч. Широкая красная повязка с орнаментом прикрывала лоб, чёлка, не прижатая повязкой, свободно спадала на лицо, слегка прикрывая глаза. Кончики ушек были слегка заострены, на это было невозможно не обратить внимания. На шее висели часы. Нельзя было просто так увидеть время: их для этого нужно было открыть. Но время ли они показывали?..
На мальчике был одет бежевато-серое, порванное к подолу пончо. Кажется, дотронешься до него, и оно вот-вот порвётся. Из-под балахона виднелись такой же ткани довольно свободные брюки, кое-где испачкавшиеся и очень потрёпанные. Чуть ниже колена ноги обматывали широкие кожаные полоски, заменявшие обувь. Такие же полоски обматывали руки от локтя до запястья. Поверх изодранного пончо коротенькая накидка, покроя, давно вышедшего из моды. По краям - бахрома, которая уже немного осыпалась. Накидка застёгивалась двумя железными застёжками у самой шеи.
Лицо мальчика… мальчика, с глазами полными вечности, которые так завораживают. Взгляд хищной птицы, не может у ребёнка быть такого взора. Как, впрочем, и у человека. Да и не могут быть у людей радужная оболочка тёмно-красного цвета. Глаза слегка прищурены, тонкие брови опущены. Кажется, что обладатель такого взгляда не может улыбаться. Он и не улыбался. Он рассказывал детям сказку, а на лице, кроме непоколебимого спокойствия ничего не отражалось. Такое непроницаемое лицо… даже немного хладное.
Трое детей сидели на большом лугу прямо перед озером, которое так искрилось и переливалось на солнце. Это место, с лугом и озером, окружали высокие деревья с густой листвой. Глаза наслаждались красотой природы, а слух – красивыми историями приятного, мелодичного и очаровывающего голоса. О чём же он ведает, чем этот голос пленил брата и сестру? Сейчас, мы сможем услышать сказку, что рассказывает демон…