Таки это свершилось))) Мы его дописали
Глава 7
Фауст
Стоим перед домом Гретхен. Мефистофель со скучающим видом изучает серые облака, поддернутые черной краской, плывущие по темно-синему небосводу, а я не могу себе найти места. Я просто… Я не могу больше так. Я поговорю с моим ангелом, узнаю, в чем дело… Я помогу ей… Я обязательно помогу ей… Чувствую, как холодный пот выступил на лбу, как ком встал в горле при мысли о том, что это я во всем виноват, только я. Господи, что же я наделал?..
- Иди уже.
Кошусь на демона. Пожалуйста, я сейчас меньше всего нуждаюсь в твоих советах. Хотя, ты прав… Чем больше я откладываю этот разговор, тем хуже становится Гретхен. Делаю глубокий вдох и уверенно толкаю дверь. Не заперто, как обычно. Мефистофель остается ждать меня снаружи, это и хорошо на самом деле… Мой ангел не слишком адекватно на него реагирует, сейчас им лучше не видеться. Как назло - стоило переступить порог дома, как путь мне преградила Марта. Хорошо я хоть дверь закрыл за собой, она не успела увидеть, что Мефистофель тоже здесь.
- Зачем Вы пришли?
Зачем? Я ухажер твоей подопечной, если ты еще не забыла. Обеспокоено, даже как-то обреченно смотрит на меня, но мне не до нее сейчас. Обвожу взглядом комнату, закусив губу. Все стены увешаны простыми деревянными крестами, в доме стоит невыносимый запах. Эдакое смешение ладана с какими-то сухими или полусгнившими травами, пучками свисающими с потолочных балок. Да что происходит в этом доме?!
- Мне нужно поговорить с Гретхен. – Слабо отодвигаю Марту в сторону, но женщина вцепляется в мою руку, да так, что синяки останутся дня на два как минимум.
- Вам лучше не видеться с ней, господин Иоганн. Гретхен… не в том состоянии.
Я прекрасно знаю, что мой ангел ведет себя странно, не нужно было мне об этом напоминать. Но неужели ты думаешь, что меня остановит осознание того, что Гретхен больна? Улыбаюсь, освобождая запястье. Милая моя Марта, остановить меня сейчас не способен никто, будь это хоть сам Сатана. И уж тем более тебе это не под силу.
- Не мешай, ты все равно не способна меня сейчас задержать.
Отступает, в тревоге теребя полы накрахмаленного передника и в отчаянии кусая губы. Не смотря на нее, прохожу мимо, иду по лестнице на второй этаж. Этот запах совершенно невыносим, как они его выносят только… Поднимаюсь по скрипучим деревянным ступеням, уже заранее подготавливая себя к тому, что могу увидеть… Не важно. Я должен поговорить с моим ангелом. Я должен помочь ей… Я обязательно смогу ей помочь! Дверь в спальню Гретхен мне кажется вратами в Преисподнюю, но я без раздумий распахиваю ее. В ужасе застываю на пороге, не в силах сделать еще хоть шаг. Бог ты мой… Что же здесь случилось?.. Комната словно перевернута кверху дном: вещи разбросаны по полу, постельное белье кучей свалено в углу. И всюду распятия и эти жуткие травы… Гретхен сидит на голой кровати, с которой скинута перина, поглаживая уже большой живот и глядя в одну точку. Кажется, я навсегда лишаюсь дара речи. Боже мой, неужели это мой ангел?.. Спутанные волосы раскинулись по плечам грязными сосульками, платье словно не менялось уже недели две, на лице выражение полного безумия, глаза выделяются уродливыми синяками на желтой коже. Комната пропахла не только запахом ненавистных трав, но и застарелым потом…
- Гретхен, милая моя…
Поворачивает ко мне голову и улыбается, а глаза словно стеклянные. Жутко… Губы растянулись в дружелюбной улыбке, но в карих безднах не отразилось ни одной эмоции.
- Иоганн…
Господи, что с ее голосом?.. Где те мелодичные интонации, те звонкие нотки, что я так часто слышал? Неужели этот скрипучий, словно у столетней старухи, голос – ее?.. Подхожу к ней, опускаюсь на колени, беру исхудалую руку и целую, а девушка никак не реагирует, лишь все так же улыбается, глядя куда-то вдаль и явно видя что-то, что не доступно моему взору.
- Золото мое, милая, да что же с тобой происходит? Скажи, умоляю тебя, почему ты стала такой, Гретхен?..
Кажется еще немного, и я тупо разревусь, как маленький мальчик. Я не могу видеть, что стало с ней, с тем ангелом, которого я так люблю! Встаю на ноги, наклоняюсь к девушке, крепко прижимаю к груди ее головку, но она не отвечает мне, как бывало раньше - руки все так же безвольно висят вдоль тела.
- Уйдем вместе. Уйдем туда, где нас никто не найдет. Если ты так боишься позора, то я смогу оградить тебя от него. Только, пожалуйста… - Шепчу ей на ушко, но Гретхен лишь улыбается еще шире, скаля пожелтевшие зубы. Господи, прошу, отреагируй хоть как-нибудь!!.. Осторожно провожу ладонью по ее животу.
- Как наш малыш?
Вот теперь она вновь смотрит на меня, улыбаясь совершенно безумной улыбкой.
- Это не твой ребенок. – Говорит, не переставая улыбаться. Как ты можешь?! Ты готова отречься от всего, что есть между нами?! Гретхен!
- Что ты говоришь, милая? Этот малыш – наш будущий ребенок…
- Это не твой ребенок, Иоганн. Нет, не твой.
Поднимается на ноги, скидывая мои руки с колен, и показывая пальцем в стену напротив.
- Это не твой ребенок. Нет, вовсе нет. Совсем нет. Не твой. Не твой, а его.
Испуганно гляжу на девушку. Господи, ты же не могла настолько сойти с ума?! Протягиваю к ней руки. С таким отчаянием утопленник пытается уцепиться за берег, когда мощный поток относит его все дальше и дальше, но Гретхен смеряет меня презрительным взглядом.
- Это все ты виноват, Иоганн!!! Это твоя вина, только твоя!!!
- Гретхен…
Пытаюсь обнять ее, но она отшатывается от меня, словно от чумного. Кажется, я уже плачу, чувствую, как по щекам что-то течет. Я схожу с ума.
- Убирайся из моего дома, Иоганн! Убирайся и никогда больше не приходи! Я не желаю тебя видеть!
- Гретхен! – Я уже не сдерживаюсь, кричу, не пытаясь скрыть отчаяние. Ты не можешь так запросто все уничтожить! Я не позволю тебе! – Это не так, я люблю тебя!
- Зато я тебя не люблю. – Вновь поворачивается ко мне, растянув губы в презрительной усмешке, а у меня от ее слов перехватило дыхание. – Я тебя ненавижу, Иоганн. Просто ненавижу.
Мефистофель
Раньше я думал, что нет ничего хуже речей влюбленного и счастливого человека. Неправда – речи влюбленного и отвергнутого человека гораздо хуже. Точнее, это даже скорее бесконечные истерики, а не связная осмысленная речь. Впрочем, когда дело касалось Гретхен, мой дорогой смертный никогда не отличался особой осмысленностью в словах и поведении. Как же меня это…
- Достало! – заявляю я, захлопывая Библию и прерывая Фауста на полуслове.
- Сделай уже что-нибудь, - как-то устало и обреченно говорит мой подопечный, и я вижу, как белеют костяшки его пальцев, когда он сжимает подлокотники кресла. Да ты уже на грани, правда?
- Я ничего не могу сделать. Ты приказал не помогать тебе в этом деле.
- Я отменяю приказ.
Громко фыркнув, стараюсь найти потерянную страницу в книге.
- Невозможно. Это противоречит правилам. Это противоречит договору.
Молчит. Поднимаю глаза, и встречаюсь с его непонимающе-испуганным взглядом.
- Ты… - Он запинается, облизывая пересохшие губы – у меня мурашки от этого – и тихо, но твердо продолжает. - Ты не говорил про это правило.
Моя рука в привычном жесте убирает прядь волос за ухо – надо успокоиться, тут стало вдруг слишком холодно. Или наоборот – жарко? Открываю рот, чтобы сказать уже какую-то колкость и разрушить странную напряженность, но в итоге выдавливаю из себя лишь что-то вроде «А ты и не спрашивал» и остервенело смотрю на обложку Библии. Вид весьма заметных борозд на обложке от собственных когтей напоминает мне о том, что это уже третья книга за последние два месяца, которую я испортил. Может быть, я зря затеял эту игру – но отступать некуда. Скоро кульминация.
Тихий скрип – он поднялся с кресла. Мягкий ковер почти заглушает звук его шагов – он идет сюда, ко мне. Я отчего-то крепко зажмуриваюсь и прижимаю Библию к груди, про себя считая шаги. Пять, шесть… десять – до моего кресла. А мне всегда казалось, что гораздо больше. Мне не нужно смотреть, чтобы знать – Фауст склонился надо мной, опираясь руками о подлокотники. Теплое дыхание слегка щекочет кожу, когда он наклоняется ниже и шепчет мне на ухо:
- Что еще ты мне не сказал, Мефистофель?
- Из того, что написано в договоре? Только дату твоей безвременной кончины, драгоценный мой. - Я стараюсь говорить как всегда беззаботно. – А говорить про правило касательно приказов причин не было – до сего момента.
Тихий вздох в ответ, и ощущение его близости пропадает – один, два… шесть, семь… десять шагов. Только после этого я открываю глаза.
- Я тебя ненавижу.
Ну и что? Я тебя тоже. И Гретхен теперь тебя ненавидит – это уже я помог в некоторой степени, конечно. Но разве она не пыталась тебе все это время сказать, что ей плохо? Не прямо, конечно, но поступками и взглядами. Женщины. Они все так поступают – дают целую гору намеков, которые еще надо осознать и понять, а в итоге оказывается уже слишком поздно, и вот тогда они говорят прямо... Впрочем, ты все равно ее не слушал. Так кто виноват?
- Ты не ходил к ней больше? – Со вздохом откладываю Библию на низкий резной столик из красного дерева. На вилле во Флоренции есть точно такой же – специально заказал у одного мастера. Когда ты умрешь, Иоганн, я точно отправлюсь в Италию на пару месяцев.
- Она не примет меня. После последней-то встречи… Я не пойду.
Проклятье, как же достало это все – ну сколько можно себя жалеть и прятаться?
Уже собираюсь высказать все, что думаю, как чувствую резкий порыв ледяного ветра, слегка взъерошившего волосы. Холодный ветер в комнате с наглухо закрытыми окнами – значит, через несколько часов прекрасная принцесса родит наследника прекрасному принцу. И они будут жить долго и счастливо. Или нет…
- Чему ты улыбаешься?
- Пойдем, мой друг. Рождение новой жизни – это прекраснейший из моментов любого существования.
«Ладно, про прекраснейший момент – это я погорячился», - мелькает мысль, когда я искоса кидаю взгляд на бледное до синевы лицо Фауста. Да, ей больно – это только тебе все в удовольствие было.
Мы тут уже несколько часов – моя драгоценная Марта в спальню не пустила. Оно и правильно – я и пострашнее вещи в камерах у Вельзевула видел, а вот мой друг точно не выдержит. С другой стороны, это была бы тренировка перед тем, как…
- Боже, да что же это, - выдыхает Фауст, зажимая ладонями уши. Да ну тебя – не так уж сильно девочка кричит. Неплохо держится, кстати. Вот только судя по продолжительности происходящего и концентрации запаха крови в воздухе - дело плохо. Разумеется, знаю об этом наверняка только я. Может, еще повивальная бабка с Мартой догадываются.
Стою, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, задумчиво считая завитки узоров на ткани обоев. Темно-синее на сером… Мрачновато, но для нынешней ситуации в самый раз. Запах крови стал настолько сильным, что я почти чувствую ее соленый привкус во рту. Узоры на стенах набухают и из темно-синих становятся багрово-фиолетовыми. Это все от того, что в воздухе слишком много крови… Это все от подрагивающего света восковых свечей. Еще немного, и узоры превратятся в безобразные кровавые кляксы. Новая жизнь в мире смертных пахнет кровью и воском. И ко всему этому примешивается дурманящий аромат цветов из распахнутого в сад окна.
Улыбаюсь, заслышав плач ребенка. Розы – это совсем неплохо для начала, правда, малыш?
Фауст вздрагивает, как от удара, и со смесью страха и надежды смотрит на дверь спальни Гретхен. Минуты томительного ожидания вознаграждаются появившемся в дверях Мартой и сутулой седой женщиной. Повивальная бабка, кивнув на прощанье служанке, идет в конец коридора. Ее шаги стихают и через пару минут хлопает входная дверь.
- Вы можете войти, господин. Она сейчас спит.
Прекрасный принц не заставит ждать прекрасную принцессу – даже если она в объятиях Морфея. Марта, проводив взглядом Иоганна и закрыв дверь, твердым шагом направляется ко мне. Я вижу слезы и боль в ее глазах, когда она поднимает взгляд.
- Она отказалась, - шепчет Марта срывающимся голосом, в страхе сжимая пальцами маленькое распятие на груди.
- Может, она поспит и все пройдет?
Медленно качает головой.
- Моя девочка не в себе. Я не знаю, что с ней будет… и что будет с ребенком.
Ты что-то от меня скрываешь, милая. Не зря узоры на стенах все еще пульсируют, разгоняя кровь по каменным жилам дома.
- Скажи мне, что не так? – Привлекаю ее к себе, обнимая за плечи и почти касаясь губами щеки.
- Это ребенок Дьявола, - сдавленно говорит Марта, прижимая сжатые в кулаки ладони к груди.
- Это она так сказала?
- Я и сама видела… бордовое родимое пятно под лопаткой. С ноготь размером. И точно такое же в области сердца.
Всегда любил суеверия. Ну и что, что иллюзия – кто об этом знает?
- Ты ведь знаешь, что делать, правда? – Провожу пальцами по щеке, касаюсь подбородка, заставляя поднять голову и посмотреть мне в глаза.
Неуверенно качает головой, а я улыбаюсь в ответ, одной рукой обняв женщину за талию. На какой-то момент в ее серо-зеленых глазах мелькает что-то неясное, едва уловимое – я не могу понять, что – и страх сменяется решительностью.
- Иди, милая. Возьми младенца из колыбели и иди. Если это сделаешь ты, то все будет в порядке – скажешь, что он умер при родах. И тогда с Гретхен ничего не случиться.
Проводив взглядом уходящую в сад Марту со спящим ребенком на руках, я думаю о том, что максимум через несколько дней нас тут уже не будет. Этого следовало ожидать, конечно, но почему-то жаль, что все закончилось. Провожу пальцем по ставшими вновь синими завиткам узоров на стене, ощущая пристальный взгляд Фауста на себе.
- Мы уходим, - тихо говорит он, и я киваю в ответ, беря смертного за руку.
Мы уходим. Куда ты захочешь в этот раз?
Фауст
Я думал, что все в моих руках. Я честно считал, что все под контролем, пока не услышал тот плач… Почему я был настолько самоуверен? Когда Марта вынесла из спальни ребенка, моего сына… Я даже не взял его на руки - мне не дали подержать малыша. Это верно. Я никудышный отец, из меня ничтожный родитель. Мефистофель был абсолютно спокоен, когда женщина унесла младенца, верно и мне не нужно было волноваться. Я очень надеюсь на это. Бедная Гретхен. Бедная, бедная моя девочка, милый мой ангел… Когда я вошел в ее комнату, увидел простыни, заляпанные кровью, увидел ее изможденное, покрытое потом личико, увидел чернильные синяки под глазами… Боже, за что ты так с ней? С этой невинной девушкой? Гретхен вполне могла бы стать одним из Твоих ангелов там, на небесах, тогда почему?.. Мефистофель еще до этого обвинил во всем меня. Как он прав, чертов демон. Я был так слеп, когда ей нужна была помощь, и теперь я остался один. Я отдаю ребенка Гретхен, с ней ему будет лучше, чем со мной. Я больше не потревожу их. Только надеюсь, что все-таки мой сын будет знать обо мне, что ему в свое время скажут имя отца…
- Ты опять за свое?
Вздрагиваю, поворачиваюсь к Мефистофелю. Демон недавно таки дочитал Библию, теперь же он занялся живописью. Его зарисовки прекрасны – с точки зрения сумасшедшего. Выполненные преимущественно в черных тонах, изображающие иногда непонятные для меня вещи, а иногда даже пугающие…
- Эй.
- Что?
- Прекращай.
Ну чего тебе опять не нравится, а? Только сейчас понимаю, что сижу в кресле, уткнувшись лицом в ладони.
- Что тебе надо?
Мефистофель усмехается, и, встав из-за стола, подходит к кровати, ложится на нее, положив согнутые в локтях руки за голову. Тоже мне. Весь такой расслабленный, удовлетворенный… Удовлетворенный?
- Ты знаешь, что если будешь и дальше продолжать уходить в свои мысли, то в скором времени сойдешь с ума?
- В этом и состоит одна из твоих обязанностей, демон. – Пожимаю плечами, и, подойдя к кровати, сажусь на ее краешек, заставляя подвинуться Мефистофеля. – Не позволить, чтобы со мной что-нибудь случилось.
- Не то, чтобы я против того, чтобы ты спятил, просто своими ненормальными поручениями ты меня в конец достанешь, - с сарказмом проговаривает он, закрыв глаза. Черт, как же хочется взять подушку и задушить ею тебя… Хотя я прекрасно понимаю, что мне не убить демона, но… Господи, как же хочется.
- Сходи к ней. Я говорил тебе это уже миллион раз. Наведайся к своему ангелу, узнай, как там твой сын.
- Нет.
- Трус.
Думаю, своим видом я бы сейчас напугал Дьявола. Но Мефистофель, как обычно, никак особо не реагирует на переполняющую меня ярость.
- Предлагаю тебе уговор, Фауст.
- Что? – О чем он? Мне не до уговоров сейчас!
- Да, именно так. Вот ты, правда считаешь, что своим бездействием сделаешь лучше и Гретхен, и новорожденному мальчику?
К чему он клонит? Я не понимаю. Господи, как же я устал от него. Как же я устал от всего этого… Мефистофель ни на миг не отводит от меня взгляда, буравя своими рубиновыми глазами. Ненавижу тебя.
- Да. – Странно, но мой голос звучит довольно твердо, во всяком случае, не дрожит, как до этого. Мне показалось, или на миг по лицу демона скользнула усмешка?.. Хотя нет, всего лишь иллюзия. Он абсолютно равнодушен и спокоен.
- Тогда вот мой уговор. Спустя неделю мы наведаемся к Гретхен, пусть даже не открывшись ей, и посмотрим, как она поживает. Согласен?
Не думаю. Я буду не в состоянии вновь увидеть безумие в ее глазах, а если еще и увижу личико ребенка, то точно не сдержу слез… Киваю. Да что же я, в самом деле?! Губы сами дают ответ вопреки моим желаниям.
- Да.
Через неделю мне снова придется увидеть мою девочку. Зачем это ему нужно? Впрочем, не важно. Я уже принял решение и не отступлюсь от него. Что бы там не придумал себе Мефистофель.
Кто же знал, что ждать придется всего три дня…
Я едва поспеваю за демоном. Уверенно идет вперед сквозь поле, колосья пшеницы сами раздвигаются перед ним, мне же приходится расчищать себе путь. Снова в этой своей черной коже. Хотя, должен признать, выглядит довольно впечатляюще.
- Куда мы идем?
Молчит. Это что еще за новости? Пытаюсь догнать его, но тщетно. Может быть, он даже не слышал меня? Хотя это невозможно…
- Мефистофель!
Ни слова в ответ. Да что вообще здесь происходит?! Мефистофель, сукин сын!
- Мефистофель!!
- Фауст, нам не придется ждать неделю.
Что?.. Черт, чтоб тебя!! Прибавляю шаг, уже бегу, и, наконец, хватаю демона за плечо. Оборачивается, а я столбенею от его взгляда. Что с ним творится?.. Что?.. Глаза демона приобрели темно-бордовый оттенок, а губы растянулись в торжествующей улыбке, обнажив клыки, которые всегда пугали меня. Ты что-то подстроил, друг мой?..
- Да что ты?..
- Тшш.
Прикладывает палец к губам, кивком указывая мне идти вперед. И почему я подчиняюсь?.. Почему-то мне страшно. Даже не так. Я в ужасе. Я едва иду, с трудом переставляя ноги. Так тихо, только колосья мерно шелестят, перебираемые ветром. Луна ярко светит в небе - я хотя бы вижу, куда идти. Наконец, травы расступаются, и мы выходим на открытое пространство. Впереди я вижу очертания одинокого накрененного вправо дерева. Сердце лихорадочно стучит в груди, страх становится все сильнее с каждым мгновением. Но я продолжаю идти, приближаясь к дереву. Чувствую, что Мефистофель идет за мной.
- Зачем мы здесь? – спрашиваю, остановившись под раскидистой кроной. Молчит, пальцем указывая мне наверх.
- Смотри. Вот он – результат твоего бездействия.
Я поднимаю глаза.
Сердце стучит так, что я едва слышу, что происходит вокруг.
Ветер мерно теребит одежду и волосы трупа, висящего в петле на ветви. Пустое безжизненное лицо смотрит на меня закатившимися глазами. Почерневшая распухшая кожа, распахнутый рот…
Я словно издалека слышу свой вопль. Падаю на траву. Кажется, я потерял способность нормально соображать. Боже, я… Я…
- Вот к чему привело твое бездействие… нет, трусость. Нам не пришлось даже ждать эти семь дней.
Я не понимаю, что происходит, я ничего не слышу... Гретхен… Гретхен…
- Боже мой, нет!!
Ветер медленно раскачивает труп. Я слышу скрип веревки. Я чувствую мерзкий запах мертвой плоти.
- Почему… Почему?! Почему?!
- Она убила ребенка, Фауст. А потом повесилась. Вот уже день, как она висит здесь.
Рыдаю. Меня трясет, как в лихорадке, я задыхаюсь от душащих меня слез. Демон сказал что-то про моего сына… Оборачиваюсь, и вновь вопль вырывается из моего рта. Мефистофель держит на руках труп младенца. Я не понимаю, что делаю. Кидаюсь на демона, пытаясь воткнуть ему в горло взятый с собой нож, но Мефистофель с легкостью уворачивается, и я вновь оказываюсьна земле, не удержав равновесия. Тела младенца больше нет. Всего лишь иллюзия. Боже, за что?! Не надо, пожалуйста, не поступай настолько жестоко! Я плачу, а Мефистофель затыкает уши.
- Это все ты виноват, Фауст. А еще меня это все достало. Да перестань ты, голова раскалывается…
Значение его слов практически не доходит до моего сознания. Я не могу больше выносить это. Окружающий мир канет во тьму, и я падаю в бездну, не пытаясь спастись, уцепиться хотя бы за что-то. Нет смысла больше. Я больше ни в чем не вижу смысла.
Мефистофель
Он почти ангел, когда спит. Впрочем, во сне даже лица моих братьев приобретают кроткое выражение. Пришлось, конечно, использовать магию, чтобы Фауст смог уснуть, но зато теперь нас тут определенно больше ничего не держит.
Мне интересно, что он будет делать теперь, когда ее не стало? Замкнется в себе, превратится в чудовище, сопьется?
- Увези меня отсюда… куда угодно. Как можно дальше.
Эти слова, сказанные моим дорогим смертным перед тем, как сон взял вверх над его разумом, дали мне пищу для размышлений. Подальше, говоришь? Надоела Германия… А в Америке сейчас такое, что в ближайшие лет двести лучше и не соваться в этот бурлящий котел.
Мне так хочется в Италию… Я хочу сидеть на берегу, чувствуя на лице дуновение теплого средиземноморского бриза, смотреть, как смуглые итальянки в ярко-красных платьях танцуют сальтарелло. Хочу слушать хор Ватиканского собора – пожалуй, единственный храм в мире, где не пахнет этим жутким ладаном. Хочу, лежа в гондоле, смотреть на бесконечное звездное небо над головой и представлять себе такую же бесконечность темной воды под тонким дном лодки… В конце концов, я хочу итальянского вина – этот немецкий суррогат, которые тут выдают за благородный напиток, мне уже порядком осточертел.
А вместо этого я должен увезти тебя куда-то, где ты не будешь предаваться воспоминаниям и постараешься все забыть.
Мне кажется, что я слышу твой возмущенный голос:
- Зачем мы приехали сюда, в Италию? Мы здесь были до того, как я встретил ее…
Что угодно, чтобы оборвать нить воспоминаний, Иоганн. Иначе ты замучаешь меня до смерти. Это будет весело, конечно, но я не планирую умирать раньше тебя.
Решено – мы едем в Китай. Оттуда в Индию и дальше – на острова, в огромном количестве разбросанные в океане. Целой жизни будет мало, чтобы исследовать их все… А у тебя и так мало осталось от этой жизни. Под конец мы вернемся сюда – я позволю тебе умереть на родной земле, дорогой друг.
Кто после этого скажет, что я законченное чудовище?
Фауст
Какой черт потащил его в Китай? Впрочем, мне сейчас куда угодно, лишь бы подальше от Германии, подальше от всех этих воспоминаний… Я не могу смириться, что ее нет. Наверное, я никогда не смирюсь. Дни слились в одну сплошную серую полосу, я не живу, а существую. Я ем, не чувствуя вкуса пищи, пью, не ощущая сладости напитка. И ничего не могу поделать с этим.
- Фауст, ау!
Из полузабытья меня выдергивает Мефистофель. Правильно. Ты не должен дать мне сойти с ума, я давал тебе такой приказ, когда она еще была жива… В первый день той роковой недели… Оглушительный треск хлопушек, яркие цветные огни, рассыпавшиеся по небосклону. Мир окрашивается в травянисто-зеленый, кроваво-красный, золотисто-желтый цвета… Красиво.
- Я не зря привез тебя в Китай именно в дни проведения Чуньцзе. Где бы ты еще увидел подобное зрелище? – усмехаясь, проговаривает Мефистофель, глядя в небо, в котором распускаются причудливые цветы огней, окрашивая тучи во всевозможные радужные оттенки. Надеешься, что я поблагодарю тебя? А я действительно близок к этому. Демон и правда не дает мне ни минуты покоя, занимая меня чем угодно, не давая погрузиться в собственные мысли. Пожалуй, польза от него все-таки есть. Люди поют и танцуют, разодетые в яркие шелковые одежды, а мы словно чуждые всеобщему счастью. Я просто не в состоянии сейчас предаваться веселью, когда моя девочка… Моя милая девочка… Слезы все-таки текут из глаз, и я поспешно стираю их со щек рукавом, пока Мефистофель не заметил.
- Ты правильно делаешь, что не держишь слез в себе.
Проклятье. Что ж ты такой глазастый, демон… Меньше всего на свете я хочу, чтобы он наблюдал приступы моей слабости, участившиеся в последнее время.
- Иначе ты сошел бы с ума еще давно, и даже я был бы не в силах предотвратить этого.
Вот как… Грохот взрывающихся фейерверков болью отдается в голове. Мне хочется уйти отсюда, но я шагу не могу сделать, словно завороженный наблюдая танец разноцветных искр в темном синем небе. Мефистофель пристально глядит на меня, я едва ли не физически ощущаю его взгляд. Да что же тебе надо-то сейчас от меня…
- Если хочешь – мы можем уйти.
Да. Хочу. Уведи меня отсюда, пока голова не раскололась от этого невозможного шума. Он понимающе кивает, беря меня за запястье и выводя из толпы, умудрившись никого не задеть. Один из его излюбленных приемчиков, по-видимому. Когда мы, наконец, сравнительно далеко отходим от праздной толпы, Мефистофель отпускает меня, скрещивая руки на груди.
- Куда теперь, душенька моя?
- В бордель.
Демон изумленно выгибает бровь, но мне совершенно все равно, что он сейчас думает. Я хочу в бордель. Хочу забыться в объятьях развратных красавиц, опьяненный ароматом дурмана. Я уже и так пропащая душа, что же мне мешает окончательно удариться во все тяжкие? Только воспоминания о ней… О моей дорогой девочке…
- Да как пожелаешь.
Хватает меня за руку - и уже привычный полет сквозь вихрь красок. А спустя полчаса я ухожу в отведенную мне комнату в компании двух грудастых китаянок. Интересно, что будет делать Мефистофель все это время, ведь я собираюсь провести с ними всю ночь… Красавицы держат вино и трубку, набитую какой-то травой. Демон лично договорился об этом с хозяином борделя, отсыпав ему приличную сумму. Я постараюсь забыть о Гретхен хотя бы сегодня ночью… Я вложу все силы, чтобы не вспоминать всего того, что случилось. Куртизанки зажигают трубку и дают ее мне, что-то предупреждающе проворковав, но я не слушаю их, набрав сразу полные легкие сладкого дыма. Тотчас окружающий мир рассыпается на сотню частей, а возрождается уже в ином свете. Приятная нега окутывает тело, и я расслабленно откидываюсь на простыни, позволяя двум темноволосым нимфам делать со мной что угодно. Если я уже сгубил свою душу, продав ее Мефистофелю, то почему бы не повеселиться перед смертью?
Китай, Малайя, Сабах, теперь вот Индия… Бесчисленное множество женщин, бесконечные часы, проведенные в компании выпивки, дурмана и продажных девиц. Сколько же прошло лет с момента нашего путешествия? Шесть, семь?..
- Фауст, может быть уже достаточно?
Чего он там говорит? Ничего не достаточно! Еще вина! Я хочу много вина! Я слишком сильно размахиваю рукой, которой держу полный кубок сладкого напитка, и забрызгиваю Мефистофеля. Тот что-то шепчет в раздражении, смахивая влагу с костюма одним движением руки, словно пыль с оконного стекла.
- Знаешь, я, конечно, знал, что человек может быть настолько жалким существом, но не до такой же степени.
Говорит тихо, и хотя все звуки в голове давно слились в один сплошной неразборчивый гул, его слова я слышу совершенно четко. Жалким, говоришь? О да, совершенно верно! Все именно так и я чертовски сильно хочу еще вина! Залпом опустошаю еще кубок, еле удерживая его в руках. Индийская девочка, снятая на сегодняшнюю ночь, подливает мне еще, дает приложиться к трубке, и я без раздумий вдыхаю дурман полной грудью. Она улыбается, беря мои руки и прикладывая ладонями к своей обнаженной груди, а я краем взгляда замечаю, как в отвращении отворачивается Мефистофель. Что, не думал, что я способен опуститься так низко? А я способен, уж поверь! И я не остановлюсь на этом!
- Красавица, налей мне еще!
Она беспрекословно подчиняется, пролив пару капель мне на штаны, но меня это совсем не волнует. Новая порция вина сладким водопадом хлещет в глотку, и я сразу же прикладываюсь к трубке. Как хорошо…
- А как же Гретхен? – Голос Мефистофеля вновь звучит в голове.
Гретхен? А кто это? Сейчас, когда мое тело сотрясается в лихорадке экстаза, в затуманенном мозгу даже близко не возникает образ Гретхен… Да я и не помню ее. Гораздо важнее девица, расположившаяся у меня на коленях, и трубка в моих руках, и полный кувшин божественного напитка в ее.
- Налей мне еще.
Я и не сразу замечаю, что Мефистофель исчез.
Мефистофель
Ненавижу Германию. Ненавижу это холодное море на севере страны – его едва колышущаяся поверхность отливает ртутью. Ни в какое сравнение не идет с лазурью и легким бризом Средиземного… Или с теплым спокойствием восточных морей. Последние лучи солнца догорают и растворяются в непроницаемой бездне, и теперь только лунная дорожка позволяет определить, где заканчивается небо и начинается вода.
И тебя тоже ненавижу – хотя бы за то, что приходится тут торчать вместе с тобой, Фауст.
- Фауст, - тихо произношу я вслух. Кажется, мой голос растворился в тихом шелесте морских волн – ты не обернулся, все с таким же скучающим видом продолжая разглядывать горизонт. Что там интересного? Мнимая бесконечность?
Из всех возможных последствий того, что случилось много лет назад с той бедной девочкой… как же ее звали? Гретхен… Да, именно это имя ты иногда произносишь во сне – даже сейчас. Из всех последствий ты выбрал самое неинтересное – окончательно замкнулся в себе. О, я пытался расшевелить тебя – калейдоскоп стран Востока, сменяющие друг друга города, нации, праздники. И мне казалось, что почти получилось – но нет, ты предпочел упиваться своим горем, эмоциями и вином. Иоганн, ты же творенье Божье…
Неторопливо подхожу со спины и опускаюсь на колени позади тебя, медленно веду пальцами вниз по позвоночнику. Ты вздрагиваешь и наконец оборачиваешься – в твоих глазах мелькает удивление пополам со скукой.
- Фауст, - улыбаюсь я. – Ты сидишь тут с утра весь день. Неужели ты ничего не хочешь?
Пожимаешь плечами, снова бросая взгляд на холодную бесконечную массу воды. Тихий шепот волн, и изредка глухой рокот – сегодня ночью будет буря. Или нет? Или…
- Корабль. - Я слышу какую-то заинтересованность в твоем голосе?
Киваю и обнимаю его за плечи. Я все понял, дорогой мой. Сегодня ночью будет буря.
Твой тихий смех и едва слышные крики с тонущего корабля – прохладный ночной ветер доносит их сюда – не заглушают рев бушующей стихии. Сегодня мы с морем устраиваем бал-маскарад. Всем гостям велено прийти в тине и изображать утопленников. И много-много соленой воды вместо вина и шампанского…
- Тебе нравится? – улыбаюсь я, обернувшись.
- Я так и знал, что ты выкинешь что-то в этом роде, - на секунду на твоем лице мелькает что-то от тебя прежнего. Что-то такое, что когда-то очень давно сподвигло меня заключить контракт. Что-то такое, что еще удерживает меня от последних шагов, хотя я знаю, что все сроки уже вышли; стоит помедлить еще – и мне тоже придется несладко за несоблюдение условий сделки.
- Что там с моим контрактом, демон? - Ты смеешься, и мне кажется в этот момент, что не только Баал и Хозяин могут читать мои мысли.
- Завтра, - торжественно заявляю, шутливо поклонившись. – Мы устроим роскошные незабываемые проводы, мой друг.
Киваешь и ложишься на песок – тонущий корабль тебе уже совсем неинтересен. Почему? Я оборачиваюсь к морю и понимаю, что бал закончен и гости разошлись. Может быть, я слишком торопил события?
Как и обещал – роскошные и незабываемые. Все твои многочисленные друзья, и много женщин, и вся самая дорогая еда и выпивка – сегодня твой особняк превратился в огромную таверну. Я на верхнем этаже – решил, что не стану портить тебе праздник своим присутствием и просто почитаю в тишине. Чуть дрожащий свет восковых свечей, и книги от пола до потолка – все началось библиотеке, все в ней и закончится. Символично, правда? Надеюсь, ты оценишь, Иоганн.
Ледяное дуновение в наглухо закрытой комнате, и свечи гаснут, погрузив все во мрак, чтобы через секунду вспыхнуть снова.
- Фауст, - тихо зову я, захлопывая трактат Галилея и аккуратно кладу тонкую книжку в пергаментной обложке на низкий столик. Откидываюсь на спинку кресла и медленно считаю про себя в обратном порядке – сорок шесть… тридцать четыре… двадцать… пятнадцать… восемь… четыре. Ноль – дверь в библиотеку бесшумно отворяется, и ты заходишь, уже привычным для меня за столько лет движением поправляя волосы.
- Надеюсь, что все будет быстро и не очень больно, - говоришь, бросая взгляд на книжные полки и слегка морщась. Оценил – я знал это.
- В принципе, именно так и будет. - Киваю, жестом приглашая занять кресло напротив меня. Садишься, расслаблено закидывая ногу на ногу и глядя прямо мне в глаза. Ты совсем перестал бояться. А может быть, ты никогда не боялся?
Не разрывая зрительный контакт, я наполняю вином два пустых бокала, все это время дожидавшихся своего часа и протягиваю один тебе.
- Кажется, я сегодня выпил более, чем достаточно, - усмехаешься. – Этот будет последним.
- Как пожелаешь, - отвечаю я.
Молча киваешь и подносишь бокал к губам, на секунду опустив веки. Я пью медленно, глядя поверх твоей головы и думая о том, что завтра тут наверняка будет полно народу: служители закона, обязательно священник, кучка твоих приятелей, у которых с похмелья голова будет варить туго и которые, конечно же, ничего толком не вспомнят. Тут будет много кого – не будет только нас двоих.
Бокал выскальзывает из твоих пальцев, и хрупкое венецианское стекло с мелодичным звоном рассыпается сверкающими брызгами на полу. Сгибаешься, прижимая ладони к груди, и что-то пытаешься мне сказать, но я не слышу. В моем бокале тоже был яд, и сейчас у меня кровь шумит в ушах, а сердце бьется так часто, словно я влюбленный под балконом своей пассии, и она вот-вот появится и сделает меня самым счастливым на земле… Ты уже задыхаешься, твое тело корчится в судорогах, когда яд в моей крови растворяется, унося с собой это ощущение так и не наступившего чуда.
Тебе не так больно, как могло бы быть, Иоганн – как ты и хотел. Опускаюсь на корточки рядом, беру за руку и медленно притягиваю к себе, заставляя поднять на меня глаза.
- Как только перестанет болеть, вставай и иди во вторую дверь справа. – В который раз за всю жизнь я это произношу?
Впрочем, какая разница – ты меня уже не слышишь.
Эпилог
Италия, Рим.
Наши дни
Нет ничего лучше итальянского кофе и классической музыки в рок-обработке, звучащей в наушниках. Как же я люблю прогресс… В Италии даже сваренный в забегаловке кофе кажется райским нектаром. Музыка, громыхнув на какой-то уж совсем невероятной ноте, резко оборвалась.
- Твою мать, - с чувством произношу я, вытаскивая из кармана плеер и глядя на севшую батарейку. Мигнув на прощанье дисплеем, плеер выключается, и волей неволей приходится выныривать обратно в реальный мир.
Маленькие толпы туристов среди развалин мертвой империи – вокруг меня говорят на десятках языков, и я не успеваю уловить нить одного разговора, как ее тут же пересекает другая.
Японская, русская, английская, французская, немецкая… Немецкая?
В эту секунду кто-то толкает меня в бок, и я, на секунду потеряв равновесие, чуть не падаю в один из сотен римских фонтанов. Немыслимо извернувшись, поворачиваюсь к толкнувшему, чтобы наградить его как минимум порчей до конца жизни, и застываю на месте.
- Поцарапался, - по-немецки мрачно сообщает мне стоящий прямо передо мной парень лет двадцати с пепельными волосами и карими глазами, с недовольным видом растирая запястье. Эти глаза я уж точно не забуду еще лет триста. А запах этой крови я буду помнить до конца жизни. Темно-синие кокетливые завитушки на сером фоне, превращающиеся в пульсирующие багровые вены… Гретхен…
- Ну, извини, что толкнул, - смеется парень, хлопая меня по плечу. Видимо, мой ошарашенный взгляд он истолковал по-своему.
- Генрих! – К нам подлетает красивая девушка в легком кремовом платье и буквально виснет на руке парня. – Пойдем скорее, мы там такое нашли! Возле Колизея!
Махнув мне рукой на прощанье, он разворачивается и уходит, а я все так же недоуменно смотрю ему в след. Через секунду, когда толпа очередных туристов скрывает от меня эту парочку, я сгибаюсь пополам в приступе хохота. Марта?! Тот твой взгляд, когда что-то такое мелькнуло на секунду в твоих глазах… Как ты… как тебе удалось провести меня вот так?! Честное слово, я бы расцеловал тебя сейчас, не будь ты уже не первое столетие кучкой праха и парой костей, старая ведьма. Не переставая смеяться, сажусь на парапет фонтана, в который чуть не рухнул минуту назад.
- Генрих, значит, - шепчу я.
Отсмеявшись, подношу стаканчик из плотной бумаги с давно остывшим напитком к губам, в этот момент включается плеер, и после парочки оглушительных органных аккордов я слышу голос Хозяина:
- Единственная просьба – не заиграйся, как в прошлый раз.
- На этот счет можешь не волноваться, - отвечаю, одним глотком допивая кофе.
Сминаю стаканчик и, с самым наглым видом бросив его в фонтан, встаю, на ходу разрабатывая план действий. Куда там они пошли? Колизей? Вот и замечательно.
Генрих, скоро у тебя будет все, что ты пожелаешь. И даже больше.
Отредактировано Мефистофель (2009-12-17 21:40:56)