БОЛЬШОЕ СПАСИБО за отзывы! Обязательно учту Вашу справедливую критику, Марика, непременно буду работать над собой и своими персонажами.
Shigga, Ваше сообщение согревает мне сердце!   Увы, без негатива в фанфе не обойдется (об этом говорит само название). А писать романтику я просто ОБОЖАЮ и к этой теме в "Триллере" вернусь еще не раз! Постараюсь Вас не разочаровать ~blush~

4. НЕНАВИЖУ!
Вернувшись в Англию, Рум снова взялся за учебу, но, чертов обряд не шел у него из головы! Ведь все как нарочно сходится: болезнь матери неизлечима, Рум – её сын (родная кровь), он владеет двумя видами оружия: легкими саблями «Сёстрами» для обеих рук одновременно, бой тяжелым двуручным мечом давался ему не так легко, но если потренироваться… Оружие, добытое в бою у него есть: «трофейный» скальпель он всегда брал с собой в дальние поездки, захватил и в Лондон. Даже имя обидчика известно. Рыдания матери в больнице он не забудет никогда: «Марко! Это Марко! Он тогда меня ударил!»
Но то, чего требовал обряд, было страшной жестокостью, чудовищным преступлением! Отречься от всего, во что верил, убить в душе все человеческое, стать орудием мести («орудием очищения», как говорилось в манускрипте)… Страшно представить наказание, которое за этим последует. Рум думал даже не об уголовном преследовании (это само собой), все чему его учили с детства, все святые заповеди, все моральные нормы и принципы придется отбросить ради одной цели. А если цель окажется недостижимой?! Насколько силён его противник?!
«Нет, нет! Это средневековая дикость. Бред! Мало ли что мог выдумать престарелый, чокнутый алхимик более 500 лет назад! Не всему же надо верить. Может этот рецепт давно не работает! Да и работал ли вообще? Выкинуть его из головы, да и всё!» - уговаривал себя Рум. «Конечно! Сдавай скорее курсовую – пора к экзаменам готовиться!» - поддакивал Могрим. Однако копии, сделанные с манускрипта продолжали лежать в чемодане под кроватью, растравляя душу.
Но все же надо было разузнать подробнее о том случае с мамой и о Марко. Дома часто велись разговоры о турнире шаманов: долгими тихими вечерами, сидя у горящего камина зимой или на просторной веранде летом, родители вспоминали свою бурную молодость. Иногда в гости заходил дядя Калем, и тогда волшебным историям не было конца! Дети с замиранием сердца слушали их, и каждый представлял, как бы он повел себя в таких ситуациях. В правдивости этих историй сомнений не возникало, так как их героями были все друзья их семьи, до сих пор писавшие им длинные письма. Рум обожал такие вечера! 
Имя Марко упоминалось довольно редко и вскользь. О нем Рум не знал почти ничего, кроме того, что этот неприятный субъект возглавлял какую-то организацию или секту, принимавшую участие в турнире. Вроде бы дядя Лайсерг тоже туда входил.
Мама не любила говорить об этом, всякий раз произнося: «командир Марко» с недоброй усмешкой, и видя как хмурился Силва, переводила разговор на другую тему.
Так, кого бы об этом расспросить? О родителях, естественно, не могло быть и речи, дядя Лайс будет необъективен – должно быть ему неприятно такое вспоминать. Помочь могла, пожалуй, только тётя Айя.

И вот в один из редких для Лондона солнечных дней Рум слинял из института и устроился на скамейке в парке, который находился недалеко от дома Дителов. Раннее солнышко весело припекало, весенний ветер пах морем. Рум листал новенький хрустящий учебник по истории средних веков. На спинку скамейки рядом с ним присела маленькая птичка, важно распушила перышки и строго взглянула на незваного гостя. Руммик обернулся и подмигнул ей:
-Толково написано. Только вчера в библиотеку привезли. Не всем эта книга досталась – я успел!
Озадаченно чирикнув, птичка попрыгала туда-сюда, потом вспорхнула Руму на плечо и тоже уставилась на страницы книги, где Рум осторожно делал пометки на полях карандашом, выбирая материал для семинара.
-Здесь говорится о том, как люди жили в этом городе много лет назад, понял, Чижик?
Чижик потоптался по его плечу и, недоверчиво поглядев на Руммика, коротко пискнул, как бы восклицая: «Неужели?!»
-Да! - подтвердил тот и кивнул головой, серьёзно глядя на нового знакомого.
Через несколько минут Рум поймал себя на том, что отмечает абзацы в книге наугад. Мысли его были далеко – дома. На ум вдруг пришел давно забытый разговор, услышанный им незадолго до того, как стало известно о болезни мамы.
Как-то раз после очередного «вечера воспоминаний» детей отправили спать, но Рум снова спустился за чем-то в гостиную. Проходя мимо входной двери, он увидел, что Силва и Калем всё еще сидели на веранде. Руммик знал, что подслушивать нехорошо, но на этот раз не смог удержаться – разговор шел о нем! Он притаился за дверью и навострил уши.
-Так куда ты думаешь отправить Рума учиться? – Калем вертел в руке  деревянный брусочек  размером не больше его ладони.
-Да думаю попробовать пристроить в Лондоне, – сидя в плетеном кресле, Силва  закуривал сигарету.
-Так далеко?! Одного в чужую страну?
-Ну почему одного? Там живет Лайсерг. Он – человек надежный, думаю, не откажется нам помочь.
-Ты считаешь – надежный? – Калем неопределенно пожал плечами и принялся скоблить деревяшку перочинным ножиком.
-Да. А почему нет?
-Я бы не был так уверен – все же он бывший Х-Судья. Они – очень мутные люди.
Силва отрицательно покачал головой:
-То-то и оно, что – бывший! И потом, ты его плохо знаешь. Он и когда Х-Судьёй был – очень от них отличался. В лучшую сторону! Нет, Лайсерг – свой парень. На него можно положиться. Ты вспомни, как после Решающей битвы он Марко выхаживал. Это ведь Марко устранил тогда Люциуса, который не пускал наших в пещеру, где Зик должен был объединиться с великим духом. Надо отдать должное командиру – хоть раз в жизни сделала что-то полезное! А Лайс отвёз Марко тяжело раненого на корабль и не отходил от него, пока тот не поправился. И не потому, что долг обязывает, а просто потому, что человека жалко. Ну, с Люциусом командир конечно жестко разобрался.
Калем усмехнулся:
-Ох уж эта парочка – Марко и Люц!
-В каком смысле – парочка? – Силва удивленно взглянул на друга.
-Да в том самом! Они - бывшие любовники, вот что!
Силва чуть не выронил сигарету:
-Да ладно! Что за чушь!
-А ты что, не знал?
-Нет, подожди, они ведь из враждующих команд! И потом разница в возрасте…
-В том-то и дело. Марко вырос в сиротском приюте при церкви, а Люциус был в этой церкви священником. Слыхал по радио, что они иной раз с детьми вытворяют? Католическим  священникам ведь строго запрещено иметь жен, вот они, и кидаются на мальчишек. За Марко-то заступиться было некому – сирота, а духовного отца ослушаться страшно – грех великий! Но Люц его не бросил, воспитал, в люди вывел. Конечно, взимал периодически определенную плату за свою доброту. Потом Люциус создал организацию Х-Судей. Марко там был отличником боевой и идеологической подготовки, как говорится, всегда готов к «труду», - по лицу Калема скользнула мрачная ухмылка, - и обороне.
-Вон оно как… - задумчиво протянул Силва.
-Да, а потом Люц взял, да и переметнулся к Зику. За неимением лучшего командиром Х-Судьи избрали Марко. И он всю жизнь не мог простить Люциусу предательства.
Калем замолчал, сосредоточенно вырезая что-то из дерева. Немного погодя Силва спросил, кивнув на деревянную заготовку:
-Что это?
-Руте куклу обещал…
Очередная кукла. Силва улыбнулся. Все его дети выросли на игрушках,  сделанных Калемом.
-Ну а ты откуда знаешь всю эту историю?
-Нихром один раз Магне рассказывал, а я краем уха слышал. Конечно не факт, что это правда, но…
-Странно, я не знал.
-Да ты бы во время турнира почаще бывал на советах, а не торчал целыми днями на кухне в больнице – не пропустил бы столько интересного!  – шутя, упрекнул его Калем.
-Завидуешь? – усмехнулся Силва.
-Завидую…- печальным эхом отозвался друг.
Не замечая горечи в его голосе, Силва весело отмахнулся:
-Поздно! Раньше надо было её отбивать!
-Где уж мне с тобой ровняться… – Калем поставил на перила веранды готовую фигурку озорно улыбающейся девушки в сарафане до колен. Правая рука её лежала на стройном покатом бедре, левая теребила одну из роскошных кос, спускавшихся до пояса.

Тогда Рум не придал значения этому разговору, но теперь каждая крупица информации о Марко была очень важна для него. Интересно, что может рассказать тётя Айя?
Но тут на дорожке парка бесшумно возник Могрим:
-Порядок. Он ушел. – Сообщил волк.
-Так. Отлично! - Рум захлопнул книгу и не спеша, стал укладывать её в сумку. Чижик вспорхнул с его плеча и мгновенно оказался на ветке рядом стоявшего дерева. – Пусть дядя Лайс отойдет подальше. Кто еще дома?
-Только Айя. Дети пока в школе.
-Совсем хорошо! Поговорим наедине.
Руммик поднялся и кивнул на прощанье Чижику головой.

Не обращая внимания на кнопку дверного звонка, Рум, как всегда постучал в дверь этой гостеприимной квартиры. Открыла Айя – жена Лайсерга.
Почему-то принято считать, что со временем любовь и взаимопонимание между супругами постепенно угасают. Чета Дителов наглядно опровергала это распространенное мнение. Они повстречались на турнире шаманов. Юный Х-Судья, мечтавший отомстить за смерть своих родителей, установить в мире гармонию и порядок. И девушка, семью для которой заменил Зик, растил её, как мог оберегал от бед, развивал в ней способности шамана (не для боёв, к этому он Айю близко не подпускал, а чтоб могла за себя постоять, когда его не будет рядом), был для неё почти родным. Смерть Зика Асакуры стала для Айи страшным ударом. Воспоминания об этом до сих пор отзывались болью в её сердце.
Внезапно вспыхнувшее между двумя Айей и Лайсергом – такими несхожими людьми (еще почти детьми) чувство помогло преодолеть все преграды, разногласия и выдержало самое тяжелое испытание – испытание временем. Всякие сомненья в этом мгновенно исчезали, стоило лишь заметить, с какой теплотой и нежностью Лайсерг смотрел на жену. Её глубокие серо-зеленые глаза всегда  отвечали ему тем же.
Как известно, погоду в доме делает хозяйка. Айя прекрасно справлялась с этой трудной, неразрешимой для многих задачей. Тепло, уют в их семье были во многом её заслугой, кроме того, Айя была активным членом общества охраны природы, прилагая немало усилий, чтобы мечта Зика о возвращении первозданной гармонии окружающему миру когда-нибудь осуществилась, но не столь радикальными методами, как планировал её могущественный «старший брат».
Наблюдая за Дителами, Рум всегда думал: «Когда-нибудь и я встречу свою единственную, такую как Айя, или как мама! Она будет прекрасна, потому, что любима!». Когда-нибудь – возможно, но сейчас нужно думать о деле.
-А, Руммик, это ты. Проходи!
Рум шагнул в просторную светлую прихожую.
-Здравствуйте, тётя Айя! Томас дома?
-Ты сегодня рановато – он еще в школе.
-А-а! - раздосадовано протянул Рум. -  У нас занятия в институте отменили, а мне надо было с ним поговорить.
-Опять что-то замышляете? – Айя лукаво улыбнулась
-Да нет! Что вы! – замялся Рум, пряча глаза. - Так, пустяки… Ну, раз его нет, я пойду – не буду вас отвлекать.
-Знаешь, я и сама рада отвлечься! -  Работала она в основном дома, за компьютером. -  Не выпьешь ли со мной чайку, раз у тебя всё равно нет  сегодня занятий?
-От вашего чая невозможно отказаться! – развел руками Рум и послушно пошел за ней.
Через десять минут они сидели на уютной кухоньке и запивали душистым горячим напитком румяные пирожки с повидлом.
-Прямо как дома! – Рум грел руки, бережно обхватив чашку.
-Соскучился? – покачала головой Айя.
-Да, давно родных не видел! Иной раз вспоминаю, как сидели по вечерам на веранде, беседовали обо всем на свете: о домашних делах, о нашей учёбе (тут Рум смущенно улыбнулся – ему частенько доставалось за «успехи» в школе), о турнире. В детстве истории о нем казались мне сказками и только, став постарше, я понял – всё было реально, участники турнира – наши добрые друзья, с детства знакомые дядя Рен, дядя Рио, Фауст. Но ведь участвовали не только они…
-Да, участников было очень много, мы знакомы далеко не со всеми. Просто в деревне сложилась определенная группа людей – крепкая дружная компания. И там были не только участники соревнования: например Морти, Анна, Пилика, Тамао и другие – своего рода группа поддержки. Твоя мама, как бы это сказать…, - Айя замялась, подыскивая нужное слово.
-Сотрудница больницы… - подсказал Рум.
-Да какая сотрудница – хозяйка! И не совсем больница это была, а, как правильно заметил Фауст, скорее реабилитационный центр.
-Ну, это громко сказано! – отмахнулся Рум, - Видел я на фотографии: небольшое, ветхое строение. Какой уж там центр!
Айя посерьёзнела.
-Дело вовсе не в стенах, а в помощи, не только и не столько в медицинской. Под этой, как ты сказал, ветхой крышей обретали покой неприкаянные души. Я сейчас не о духах, а о живых - пояснила она, и улыбнулась  - хотя духи тоже не оставались без внимания. Друзья приходили к Лё, чтоб поделиться с ней новостями, своими радостями и бедами, а то и попросить совета. Правда у неё всегда был свой взгляд на вещи, и происходящее она комментировала довольно нестандартно, но иногда только такой подход помогал, например, помирить тех, кто в ссоре.
Айя, погруженная в воспоминания, устремила на Рума отрешенный взгляд.
- Мы с Лайсергом тогда были совсем еще детьми…с недетскими судьбами, - добавила она грустно, но тут же справилась с собой и, улыбаясь, продолжила, -  иногда прибегали к ней, провести вечер за чашкой чая и интересной беседой. Я пользовалась определенной свободой и частенько ходила в деревню за продуктами. Лайсу реже удавалось вырваться, ведь он тогда был одним из Х-Судей.
Рум нахмурился:
-Я почти ничего не знаю о них. Слышал только, что эта организация доставляла на турнире немало хлопот.
-Да. По своей жестокости и беспощадности они могли сравниться лишь с Зиком и некоторыми его приспешниками. Хорошо хоть Лайс не успел себя запятнать, когда был в их рядах. Он до сих пор иногда о них вспоминает. Подожди, я тебе кое-что покажу. – Она поднялась и вышла из кухни.
Рум сидел как на иголках: разговор направлен в нужное русло. Он был почти у цели!
Через минуту Айя позвала его в гостиную. Она держала в руках широкий фотоальбом в мягком кожаном переплёте. Они присели рядом на диван, и Айя развернула перед ним «хранилище воспоминаний».
-Смотри, вот они все, - она указала на старую фотографию, бережно вставленную в картонные уголки, - Денбат, Кевин, Мина, Лайсерг («И правда, совсем еще ребенок» - подумал Рум), Венстар, Марко, - Айя неприязненно поджала губы, - «командир Марко» - их лидер. Тебе про него не рассказывали?
Рум неопределенно пожал плечами. Айя усмехнулась:
-Ну да. Они с Лё сильно конфликтовали. Она была наслышана о нём, обо всей этой организации. Иногда ей приходилось исправлять последствия «идеологической обработки», следы которой оставались на телах самих Х-Судей, и что хуже того, в их душах. А вот последствия их правосудия в действии зачастую было уже не исправить – всё, что она могла сделать, это привести в относительный порядок изуродованные тела «осужденных» и передать их родственникам для похорон, если конечно там было что хоронить.
И надо же было твоей матери пересечься с Марко однажды на берегу моря! Лё всегда была остра на язык, а Марко – принципиален до фанатизма. В общем, дело кончилось… дракой. Ты можешь гордиться своей матерью – думаю, что в рукопашном бою без правил ей не было равных! Прибавь к этому немалую физическую силу – ведь всю тяжелую работу в больнице выполняла сама. Но всё-таки где ж ей выстоять одной против здорового, сильного мужчины, к тому же шамана. К счастью отделалась побоями, ничего…больше Марко сделать не успел – на выручку Лё во время подоспел Рио. Всегда такой вежливый, приветливый, даже немного сентиментальный, для друзей мог горы свернуть, а уж к Лё и вовсе был неравнодушен! И всё же после этого побоища на неё было страшно смотреть. Два дня пролежала пластом, кровью истекала, но  выкарабкалась.
Надо сказать, что Марко после этой стычки тоже пришлось несладко. Лайс мне потом рассказывал: «Представляешь, весь день его на корабле не было. Вечером, как стемнело, вышел я на палубу воздухом подышать. Вдруг, слышу – кто-то по трапу взбирается. По грохоту и сдавленным ругательствам можно было понять: раза два он чуть в воду не оборвался, но всё-таки до палубы долез. Смотрю – Марко! То есть я его сначала не узнал, потому что таким еще ни разу не видел! Волосы дыбом, вместо правого глаза кровавое месиво, левый тоже порядком расцарапан, как и всё лицо! Изо рта кровь течет, с левой ладони тоже. Рубашка изодрана в клочья, сам весь в грязи с кровью пополам! Очков нет и в помине! Он без них и так плохо видел, а теперь, да ещё в темноте, шатаясь, как пьяный,  с проклятьями натыкался  на всё, что было на палубе». Лайсерга он так и не заметил, а  рано утром уехал в город. Когда еще такой случай представится – Лайс на весь день ушел в деревню и давай мне про него рассказывать, и удивляться – что же с ним случилось?! Ну,  мы с Аленкой и Рио быстро прояснили для него ситуацию! Кстати Рио утверждал, что  столь необычный «внешний вид» Марко – это полностью Аленкина работа, а сам Рио пришел позже и лишь прогнал его, когда тот уже вызвал духа-ангела.
-Ага! Знай наших! – гордо приосанился Рум.
-В следующий раз пришлось нам с Лайсергом увидеться лишь через неделю, и он досказал мне конец этой истории. Вернулся Марко из города с многочисленными швами на лице, повязкой на руке (Лё, видишь ли, ему левую ладонь почти насквозь прокусила) и несколькими запасными очками. Тут-то Жанна – их, так сказать, духовная наставница и призвала его к ответу: что, мол, произошло? И Марко, поведал ей и остальным Х-Судьям, которые мигом собрались на палубе (как понял Лайс, не он один видел Марко той ночью!), как на берегу моря он попал в засаду, отчаянно сражался и выстоял один против…всех людей Зика!
Руммик со смехом откинулся на спинку дивана.
-Ничего себе! 
-Да-да! И пока этот герой красочно, чуть ли не в лицах описывал свои злоключения, а все слушали, затаив дыхание, Лайсерга разбирал смех и он еле сдерживался, чтоб не спросить: не забыл ли Марко сделать прививку от бешенства, всё же укус на руке – совсем  не шутки, вдруг этот «Зик» был заразный! Глядя на то, как Марко потом несколько дней за обедом неловко присаживался на краешек стула, Лайс пришел к выводу, что он её всё-таки сделал! Кроме того, командир два месяца после этого воздерживался от спиртного – пил только кофе.
Вдоволь насмеявшись, Руммик спросил:
-А что ж отец? Никак на это не отреагировал?!
-Кроме меня, Лайсерга и Рио никто не знал об этом побоище. Лё запретила нам рассказывать  кому-либо, особенно Силве! Он – парень вспыльчивый, пошел бы с Марко разбираться. А Х-Судьи навалились бы, пожалуй, всей командой. Силве против них в одиночку не выстоять.
-Ну, это спорный вопрос! – нахмурился Рум.
Айя, смеясь, взъерошила его черные как смоль волосы.
-Но когда сам Марко к Лё в больницу угодил, с пробитым плечом в бреду метался, она, несмотря на прошлые обиды, поставила его на ноги, а он даже «Спасибо» не сказал – всё время, пока в больнице пробыл, трепал Алёнке нервы, а за день до выписки разругались окончательно. Не знаю, что там у них произошло. Духи потом рассказывали, что слышали ссору на заднем дворе больницы. Марко кричал что-то вроде: «Ведьма проклятая!», а она ему: «Пошел вон! Выздоровел, я смотрю!». Потом он выбежал оттуда: бледный,  в глазах ужас, по губам будто кровавой ладонью мазанули. Мигом собрался, и с тех пор ноги его больше там не было! На следующий день Токагеро поинтересовался у Лё: «Что ж это ты, к пациентам так строга?! Марко-бедняга, после разговора с тобой чуть кровью не истёк!» - ну подшучивает, как обычно! Она сердито буркнула в ответ: «Моя это кровь», Токагеро и побоялся дальше спрашивать.
-А к чему это она? Не понял.
-Ну, это ты у неё спроси.
Айя закрыла альбом и понесла на место – в кабинет Лайсерга. Рум перегнулся через спинку дивана и проследил, куда она его положит. Альбом хранился в нижнем ящике письменного стола. «А ящик- то не запирается!» - машинально отметил Рум про себя. Но тут входная дверь открылась, и вошел Томас.
-Здорово! – Рум вскочил на ноги и крепко пожал руку друга, - А что это ты без Майи?
-Привет! Да она, как всегда в школьной библиотеке сидит, - безнадёжно махнул рукой Томас, и тут же окинул приятеля подозрительным взглядом - Ты к ней?!
-Каверзные вопросы задаёшь! – прищурился Рум и, рассмеявшись, мгновенно соврал, - Я к тебе. У вас случайно нет книги «Сто советов будущему оратору». Что-то из области юриспруденции.
-Даже если книга случайно и была бы, я б тебе её не дал – ты и так кому угодно голову забьёшь, а уж после этой книги от тебя вообще спасу не будет!
-Ничего себе! – возмущенно подбоченился Рум. – И это я слышу от друга! От моего бывшего лучшего друга! Тетя Айя, где справедливость?!
-О! сразу жаловаться! –  обиженно надул губы приятель.
Айя, проходя мимо, заметила:
-На голодный желудок справедливость искать трудно, поэтому через пол часа жду всех к обеду!
Томас благодушно улыбнулся.
-Мамочка, как я тебя люблю! Ладно, что ж с тобой делать! – обернулся он к Руммику, - пошли, посмотрим у отца.
В кабинете Лайсерга, бывшем одновременно и библиотекой Рум сел за широкий письменный стол старинной работы, а Томас взобрался на лестницу, приставленную к книжным полкам.
-Кто автор?
-А я, что, знаю? – пожал плечами Рум и незаметно подмигнул Могриму. Волк кивнул и быстро шмыгнул в гостиную. Через минуту оттуда донеслись странные звуки, напоминавшие сдавленное кудахтанье вперемешку с сердитым рычанием, и Рум недовольно покачал головой - Слушай, унял бы ты своего богарда, который раз уже Могрима задевает.
-Опять богард виноват?! Держи волка подальше от моего духа! – Томас, кряхтя, спустился с лестницы и вышел из кабинета. – Ну, сколько можно?! Что на этот раз?! – раздался из гостиной его раздраженный голос.
Рум быстро достал альбом. Раскрыв его у себя на коленях, аккуратно вынул одну фотографию Х-Судей, положил её на стол и вернул альбом на прежнее место. Затем вытащил из сумки учебник истории, спрятал фотографию между страницами книги и с криком: «Могрим! Ты опять?!» выскочил в гостиную.

Тем же вечером Рум отсканировал фотографию, увеличил и распечатал изображение Марко. Пригляделся: «Черт, лицо знакомое! Где же я мог его видеть?! Стоп! ЭТО ЖЕ ПРЕПОД СО СТЕНДА В ИНСТИТУТЕ, КУДА Я НЕ ПОСТУПИЛ! Надо проверить».
На следующий день съездил в тот институт, нашел стенд. Точно – он! «Так, Марко, теперь я даже знаю, где тебя искать…».
На следующий день Рум позвонил Томасу и напросился к ним на ужин. Дождавшись удобного момента, он незаметно вернул фотографию на прежнее место.
Со дня возвращения Рума из Германии прошла неделя. Промозглым мартовским вечером он  сидел в своей комнатушке в общаге и клевал носом над учебниками, водя по строчкам скальпелем. Было около десяти вечера – еще бы учить и учить, но вчерашней ночью он почти не спал (готовился к семинару). Теперь впереди были контрольные, а сил становилось все меньше. Смысла прочитанного он уже давно не воспринимал, буквы расплывались перед глазами. Рум на мгновение прикрыл веки, чтобы дать глазам отдохнуть от света лампы, казавшегося слишком ярким и вот…
Он стоял на крыльце своего дома.  Из-за леса выползала тяжелая грозовая туча, солнца уже не было видно. Кругом тишина и безветрие, как обычно бывает перед грозой. Рум привычно толкнул дверь и вошел. Прихожая была пуста. В гостиной в кресле возле окна сидел отец и просматривал какую-то бумагу. Он поднял на Рума тяжелый, строгий взгляд, затем, ни слова не говоря, опять углубился в чтение. Рум шел дальше. Обходя комнату за комнатой, он видел братьев и сестер. Они так же молча, и, как показалось Руму, с укором смотрели на него и продолжали заниматься своими обычными делами. Только маленькая Рута, увидев брата, изменилась в лице: глазки её наполнились слезами, она закусила губу, отбросив учебник, вскочила из-за стола и выбежала из комнаты.
Обойдя весь дом, Рум вышел во двор. Внезапный порыв ветра поднял с дороги облако пыли и запорошил ему глаза. Рум снова обернулся к дому. Там что-то было неестественно и странно. Это уже был не тот дом, в котором он вырос, к которому привык, всегда наполненный теплом и заботой. Теперь в нем чего-то не хватало! Что-то было утеряно, упущено. И по глазам домашних было понятно – потери не вернуть! Семья и дом никогда не будут такими, как прежде! Внезапно захлопнулись створки входных дверей, всегда приветливо и гостеприимно распахнутые, сулившие защиту от всех бед и неприятностей, словно объятья матери. Матери?! Вот, кого не хватало в доме! МАМЫ! В этот момент грянул первый раскат грома! Рум проснулся, жадно хватая ртом воздух…
Он долго не мог прийти в себя, унять дрожь в руках. По стеклу вовсю барабанил дождь, но даже этот ритм не мог сравниться с бешеным стуком сердца. Казалось, оно готово было выпрыгнуть из груди. Немного успокоившись, Рум вытащил заложенную между страницами книги фотографию Марко, вгляделся в холодные голубые глаза. Мысли вихрем неслись в голове: «ТЫ! ВСЕ ИЗ-ЗА ТЕБЯ! ТЫ ИЗЛОМАЛ МОЕЙ МАТЕРИ ЖИЗНЬ – ЛИШИЛ ЕЁ ЗДОРОВЬЯ И РАДОСТИ!». И тут откуда-то из глубины сознания словно послышался чей-то настойчивый шепот: «Её может не стать в любую минуту! И ты еще сомневаешься – как поступить?! Всю жизнь ведь себе потом не простишь – мог что-то сделать и не сделал!».
Да! Решено! Рум схватил скальпель! «БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, ГАД! НЕНАВИЖУ!». Стремительным рывком он всадил лезвие в ухмыляющееся лицо! Скальпель вошел точно в правый глаз, крепко пригвоздив фотографию к столу и…

И стекло треснуло! Множество ломаных, сверкающих нитей, словно молнии, мгновенно пробежало от центра к краям линзы, заставив Марко вздрогнуть всем телом от неожиданности. Тишину его маленькой квартиры нарушало только тиканье часов, да шелест листков курсовых работ, которые он проверял весь сегодняшний вечер. Справа на столе лежала стопка уже проверенных и, надо сказать, что гордой надписью на первом листе «Допущено к защите» могли похвастаться немногие из них. Очень немногие.
За окном шел дождь – обычная погода для Лондона. Настроение у Марко тоже было обычное – соответственно погоде за окном. Проверка студенческих «шедевров» оптимизма не предавала: «Очередной бред, содранный из Интернета! Не могут думать самостоятельно! Нет, скорее не хотят! Ну конечно – молодость: погулять бы с друзьями, снять девчонку посмазливее! Благо – денег достаточно: папа с мамой и за обучение заплатят и «на жизнь» своему ребенку отстегнут! Когда уж тут сидеть за книгами?! А вот я в своё время сидел! И вы у меня посидите, прежде чем тройку в зачетке увидите!». В общем, все было как всегда и вдруг ни с того ни с сего, на тебе!
Марко медленно снял очки, недоуменно взглянул на них. «Что за чёрт?! Треснули сами?!». Он положил очки на стол, и правая линза тут же осыпалась мелкими стеклышками. С чего бы это? Да еще правая, которая толще. Но левая цела, а эта… Линзы были разными, потому, что правый глаз видел хуже. А хуже он видел потому, что…
Марко тряхнул головой, чтобы отогнать неприятные воспоминания, потер усталые глаза и, прищурившись, взглянул на часы. Без четверти одиннадцать. Боже, как время летит! Посчитал непроверенные работы: еще пять! Как минимум три часа «занимательного чтения»!
-Чёрт, как же все надоело! Эта промозглая слякоть! Однообразная работа! Бестолковые студенты, наконец! А главное – к чему это все?! Зачем?! Чахнуть в этой пасмурной стране среди таких же пасмурных людей без интересного занятия,  без определенной  цели в жизни!
Знать бы еще, в чем эта цель заключается. Наверно для каждого она своя. Вот, например Лайсерг. У него семья, интересная работа (продолжает дело своего отца, способность и тяга к расследованиям у него, можно сказать, в крови). Жанна в монастыре, замаливает грехи: свои, Марко, и остальных Х-Судей (по крайней мере, она так думает и счастлива этим).
Давно он у неё не был. После их встреч, тихих неторопливых бесед Марко возвращался в свою тесную одинокую квартирку с таким чувством, будто с души смыли всю пыль ежедневной рутины. Жизнь переставала казаться бессмысленным времяпрепровождением! Возникало ощущение, что он занимает достойное место в обществе, полезен другим и вообще, всё идет как надо. У него даже появлялось чувство юмора! Студенты облегченно вздыхали – снисходительно махал рукой на мелкие погрешности в контрольных, а на семинарах подшучивал над неверными ответами. После работы звонил Лайсергу – долго болтали о том, о сём, или даже напрашивался к ним в гости и задерживался до позднего вечера, несмотря на неприязненные взгляды Айи. Детей он, правда, не любил (причем с детства! и даже разговоры с Жанной не могли этого исправить!), а у Лайса их было целых двое – по мнению Марко, более чем достаточно! Но что ж делать – ради общения с другом приходилось  терпеть и их, и даже дарить подарки.
Однако такого радужного настроения хватало не надолго – постепенно работа надоедала, смотреть на семейную идиллию Дителов становилось не в моготу, и все снова становилось «как всегда», ну словом, как сейчас.
Конечно, в прошлом он и остальные Х-Судьи наломали дров, натворили много лишнего, но тогда он шел к своей цели сквозь все преграды и препятствия, чувствовал себя живым человеком, а не трухлявой корягой, медленно тонущей в болоте однообразия. Но, что теперь об этом вспоминать – все кончено, не вернешь.… 
Иногда, правда он все бросал и уходил «в отрыв» - где-то пил, с кем-то ночевал, но после всегда возвращался сюда, в пустую квартиру, где все было идеально чисто и на своих местах – самому противно!
-Брр. Все это – весенняя  хандра. Нечего раскисать! Проклятый дождь! Это он во всем виноват.
Марко поднялся из-за стола, прикрыв глаза, повертел головой (хрустнули шейные позвонки), повел затекшими плечами. Подошел к шкафчику у стены, достал запасные очки. Надо скорее закончить с курсовыми – завтра рано вставать.
Проходя мимо, заглянул в висевшее на стене зеркало. Мм-да, стареешь, брат….
Взгляд упал на рассеченную шрамом правую бровь. Такие же шрамы, но поменьше (если не присматриваться, то и не заметишь) белесыми черточками обрамляли весь правый глаз. Боевые отметины? Да уж, боевые! Тот бой лучше не вспоминать – такого позорного поражения не было  у него ни до, ни после!
Мысли сами собой вернулись в тот солнечный день. Берег моря. У самой кромки воды сидит девушка, удивленно рассматривает раковину у себя на ладони. Рядом большая круглая плетеная корзина с какими-то травами. Она откидывает на спину длинные тугие русые косы. И ведь не сказать, что была красивая (внешность самая обыкновенная), скорее просто привлекательная. И чёрт его дернул  завязать разговор.
Потом Марко и сам не мог понять, почему так вышло.  Не так уж много они с Денбатом перед этим выпили в кафе – чуть-чуть для настроения. Настроение улучшилось, и Марко решил пройтись до корабля пешком – прогуляться в одиночестве. А тут она, простая девушка, не участница турнира, даже не шаман, одна на пляже. Подойти познакомиться? Подошел. На свою голову. Прямо как в старинной легенде:

В лесу над рекой жила фея.
В реке она часто купалась,
И вот, позабыв осторожность,
В рыбацкие сети попалась…

Её рыбаки испугались,
Но был с ними юноша Марко.
Схватил он красавицу фею
И стал целовать её жарко!1

Только до поцелуев не дошло. Слово за слово – глупая  ссора! Один удар, и вот она лежит у его ног, как ему казалось, поверженная. Марко присел рядом, крепко взял её за волосы, источающие аромат хвои и меда, властным жестом развернул лицом к себе и … заглянул в глаза, большие, ясные, светло-карие. Ни боли в них, ни страха – азарт предстоящего боя!
Казалось, на мгновение смолкли все звуки, кроме её прерывистого дыхания. Сердце Марко от чего-то болезненно сжалось в комок. Поздно, слишком поздно отводить взгляд – глаза девушки потемнели и превратились в бездонные черные колодцы, уносившие душу в озеро бесконечной ночи.

А фея, как гибкая ветка,
В могучих руках извивалась,
Все в Марковы очи глядела,
Да тихо чему-то смеялась…1

Она молниеносно выбросила сжатый кулак. Удар пришелся в правый глаз, осколки от линзы очков впились в лицо!
Что было дальше, Марко помнил смутно. И вспоминать не хотел! Но, к своему ужасу, и забыть не мог! Сколько бы женщин он ни встречал после, сколько бы ни смотрел в их прекрасные глаза, в первый момент в голове невольно проносилась крамольная мысль: «Не те…». Он страшно злился на себя за это, гнал прочь навязчивые воспоминания. Но её образ продолжал будоражить разум и травить сердце.
Недели через две после этого случая он увидел сон, будто лежит на лесной поляне в мягкой траве. В ночном воздухе разлит тяжелый запах мёда, тот самый, её… Вот и она сама, в одной белой рубахе до пят, стоит рядом с ним на коленях. Огромная полная луна окутывает девушку призрачным светом.
Она медленно склоняется над ним, шепча, как древнее заклинание, непонятные слова: «Колесо гонит по жилам кровь, колесо в губы вливает яд…Колесо, вертись – ЭТО Я…2». Все ближе, ближе, и вот, окутав его пьянящей дымкой своего дыхания, страстно впивается в губы. Боже! Будто прижгла раскаленным железом! По телу побежал жар, сердце разлилось в груди кипящей смолой. Легкие вспыхнули от недостатка кислорода, он хотел оттолкнуть её, сделать вдох, но не в силах был пошевелиться! Перед глазами крутилось огненное колесо!
Марко проснулся в холодном поту. Корабль неторопливо покачивался на волнах, в окно каюты  и впрямь светила полная луна. Он некоторое время сидел на кровати, переводя дух, потом провел рукой по лицу, пытаясь успокоиться. Ладонь стала влажной. Взглянув на неё, Марко похолодел. Кровь?! Обернувшись к зеркалу, он понял причину: губы высохли, покрылись коркой и потрескались как от сильного жара. Ранки сочились кровью.
Их встреча на берегу всё не шла из головы и, тщательно припомнив все подробности, Марко пришел к выводу: нечто подобное случалось с ним и раньше. Их организацию вначале возглавлял Люциус Лассо, в прошлом католический священник, человек, обладавший железной волей, стальными нервами и громадной силой убеждения. Но для Марко он был не просто лидер Х-Судей. Люциус занимался его воспитанием с раннего детства, тщательно следил за развитием  мировоззрения мальчика, навязывая свои идеи, как потом оказалось,  ради осуществления своих же целей. И  жизнь Марко была, мягко говоря, – не сахар! Люциус не терпел непослушания и  инакомыслия и подавлял всякое сопротивление сначала физическими методами, а позже, когда Марко исполнилось лет двенадцать, и он, по мнению Люциуса,  начал соображать, что творится в мире, «учитель» стал долго и терпеливо объяснять своему подопечному «почему должно быть именно так, а не иначе». И чем старше становился Марко, тем больше красноречия приходилось употребить Люциусу, чтоб убедить его в своей правоте.
Но одним красноречием Люциус не ограничивался. Иногда  его теории настолько шли вразрез с принятыми  нормами морали, нравственности, с общественным мнением, наконец, что упрямый и вспыльчивый от природы Марко принимался горячо доказывать их несостоятельность. Люциус перебивал его едкими замечаниями, но если тот всё же не унимался, приходилось прибегать к другому методу. В самом разгаре спора Марко вдруг наталкивался на его взгляд – тяжелый и одновременно пронзительный. В черных глазах Люциуса не было ничего угрожающего, но под их действием Марко тут же сбивался с мысли, все доводы мигом перемешивались в голове. Не в состоянии связать двух слов, он, запинаясь, еще пытался промямлить что-то невнятное, а потом и вовсе замолкал. И тут начинал говорить Люц. Спокойно, но твердо он рушил один за другим все доводы и аргументы Марко, как карточные домики. Волны его негромкого низкого голоса  обволакивали разум, словно кто-то внутри вкрадчиво нашептывал: «Не спорь, глупый, не спорь, слушай и учись…». Строптивость и раздражение как-то сразу рассеивались, Марко весь обращался в слух, успокаивался, даже дыхание становилось глубоким и ровным. Люциус продолжал говорить, неторопливо шагая по комнате из угла в угол, а Марко стоял перед ним, опустив плечи, чуть покачиваясь и, медленно кивая головой, на каждую его фразу шептал: «Да…да…ты прав…».
Закончив «проповедь», Люциус еще раз заглядывал в лицо мальчика и тихо спрашивал: «Ну, что? Ты понял свою ошибку?». Тот поднимал на него затуманенный взгляд и так же тихо отвечал «Да, я…я понял…». «Вот и хорошо. Слушай меня, и не собьешься с пути истинного. Ну, мне пора.» - на прощанье преподобный Люциус ласково похлопывал воспитанника по щеке, а Марко, вяло улыбаясь, блаженно прикрывал глаза.
Когда дверь за «учителем» закрывалась, Марко пытался вернуться к оставленным делам, но обычно ни на чем не мог сосредоточиться. В конце концов, он махал на всё рукой и, добравшись до кровати, тут же погружался в глубокий, тяжелый сон без сновидений, а на следующее утро просыпался совершенно разбитым, зато от слова до слова помнил вчерашнюю речь Люциуса и свято верил в истинность этих  слов.
Однако со временем Марко научился противостоять таким психологическим атакам и даже интуитивно перенял часть этих способностей, что немало пригодилось ему, когда он стал во главе Х-Судей. Конечно, он сам понимал – до уровня Люциуса ему далеко, да и характер для этого неподходящий. И всё же, до некоторых пор Марко успешно поддерживал в организации дисциплину и даже вербовал и обучал новых её участников. Он серьёзно подозревал, что его авторитет был подорван именно последствиями встречи с той девушкой. Казалось, все Х-Судьи за его спиной пожимали плечами: «Командир явно не в себе…»
Но шли дни, наважденье постепенно «сходило на нет». Карие глаза мерещились все реже и может быть со временем это вовсе прекратилось бы, но… Угораздило же его после стычки с египтянином загреметь в больницу, хозяйкой которой и оказалась Лё (так, оказывается, звали её в деревне Добби). Сам бы ни за что не пришел – привезли, когда был без сознания.
За чертой этого старого ветхого здания царил другой мир, со своими законами и обычаями. Некоторые порядки нужно было непременно знать и соблюдать, а от некоторых тайн (как Марко испытал на собственной шкуре) стоило держаться подальше. В больнице, например не было ни одного духа. Все они, ожидая выздоровления своих хозяев-шаманов, толпились на просторной веранде, заплетенной ветвями клематиса с необычно большими, темно-красными цветами. Не в силах преодолеть невидимую черту, проходящую по периметру больницы, духи шатались без дела и на заднем дворе. Чтобы они не скучали, Лё беззлобно шутила с ними, когда шла мимо за водой или еще куда-нибудь. Она  весело беседовала с пациентами, стараясь никого не обделить вниманием. Никого, кроме Марко, в адрес которого отпускала двусмысленные остроты и издевки. Он впрочем, не оставался в долгу. Но к концу своего пребывания там с удивлением стал замечать, что такое обращение ему не безразлично, а даже как-то обидно: ну хоть бы одно приветливое словечко сказала… «Нет! - в ярости одергивал он себя, - Это всё наваждение! Блажь! Надо уходить отсюда, скорее – тут всё не по-людски!»
Действительно – не по-людски: силы природы здесь действовали самостоятельно. Целебным было всё: солнце, вода в деревянной кадушке на заднем дворе, воздух, наполненный ароматами разных трав и кореньев – одни запахи придавали бодрости и сил, другие навевали сладкую дрёму. В больнице не было электричества – палаты освещали…пауки, раскинувшие по углам свои сети. Нити паутинок излучали свет то яркий, то приглушенный. Лесные волки делились с Лё своей добычей. И магическая сила её глаз (по сравнению с которой штучки Люциуса были просто досадным недоразумением) тоже была даром самой природы.
Там-то, в больнице, Лё его и доконала – навсегда «привязала», опоив своей дьявольской кровью. И не отпускает до сих пор!
Стоя теперь перед зеркалом, Марко впился взглядом в свои собственные зрачки: «ЧТОБ ТЫ СДОХЛА, ТВАРЬ, ЕСЛИ ТЫ ЕЩЁ ЖИВА! НЕНАВИЖУ!»
Негромкий звон часов заставил его обернуться. Одиннадцать. Он вернулся за стол, взялся, было опять за курсовые, но без толку. Кого он пытается обмануть, весенняя хандра тут не при чем – вот уже целую неделю его мучают дурные предчувствия. А выбил из колеи совсем простой случай. Неделю назад Марко заметил на станции метро группу людей: человек десять-пятнадцать. Молча, не двигаясь, с серьёзными лицами они смотрели на молодого, смуглого черноволосого парня. Тот сидел на полу, прислонившись к стене и закрыв глаза, вдохновенно (по-другому не скажешь!) играл на гитаре и негромко пел.
«Ничего особенного, – подумал  Марко.– Очередной студент пытается заработать какую-то копейку». Но пальцы юноши срывали со струн тяжелый, мрачный ритм, который притягивал, завораживал, заставлял забыть обо всем. И Марко не смог пройти мимо – присоединившись к толпе, стоял и слушал. Когда песня кончилась, молодой человек совсем опустил голову, черные волосы упали на лицо. Люди стали бросать деньги в пустой футляр гитары, Марко тоже машинально кинул пару монет и пошел дальше. О чем была песня, он вспомнить не мог, кажется, там говорилось о взаимосвязи людей в этом мире. Лишь одна строчка врезалась в память: «Но, если есть те, кто приходят к тебе, найдутся и те, что придут за тобой!3». С этого дня тревога не покидала его ни на минуту.
Чувство близкой опасности усиливалось с каждым днем. А сегодняшний случай с очками окончательно убедил его – всё происходящее не случайно! Чутьё шамана, и просто опытного бойца никогда его не подводило. Скоро должно случиться что-то из ряда вон выходящее. Надо быть настороже.

1. М. Горький «Легенда о Марко»;
2. Мельница «Прялка»;
3. Наутилус Помпилиус «Скованные одной цепью».

От души поздравляем!!! ~flowers_for_you~
А вот и наш подарок имениннику!

5. БОЙ
Рум сидел на стволе поваленного дерева и, нервно потирая руки, напряженным взглядом ещё раз окидывал место проведения ритуала. Поляна достаточно широкая, есть, где развернуться. Чуть поодаль приготовлен хворост для костра, рядом веревка, сумка, тонкий железный прут.
Тишину в этот солнечный полдень нарушали только шелест листьев, да журчание маленькой речушки, протекавшей неподалеку. Там на берегу под камнем спрятан пакет с чистой одеждой. На неё Рум сменит боевой костюм, который, вероятно, придет в негодность, когда всё закончится. Пожалуй, костюм лучше даже сжечь – незачем оставлять лишние улики. Жаль мамин подарок, но делать нечего. Ну вот, здесь, как будто всё готово.
Слева на другом конце поляны раздался шорох. Рум резко обернулся на звук. Два стоящих рядом дерева, чуть подались в стороны, кусты раздвинулись, и на поляну выбежала едва приметная тропинка. Значит, Могрим уже договорился с лесными духами, чтобы они открыли эту тропку, уводящую в сторону от основной аллеи парка и кончавшуюся на уединенной, тихой полянке. Сегодня вечером Марко должен, перепутав поворот, оказаться здесь. Придется навести на него небольшой морок1, а это лишняя трата сил, ну да что поделаешь.
На этой поляне вот уже несколько дней не показывался ни один зверь, не слышно было пения птиц. Лесные жители обходили это место стороной – чувствовали: здесь таилась и крепла огромная сила, пока что сжатая в комок в сердце юноши, но способная по приказу хозяина крушить все на своем пути. Раньше Рум не раз гулял в этом парке, весело болтал с его мохнатыми и пернатыми обитателями, но в последнее время он приходил лишь для того, чтобы тренироваться  до изнеможения, готовясь к предстоящему бою. Все живые существа избегали его –  мысли и чувства этого человека приобрели темный, горький оттенок обреченности: он обрекал на муку своего врага, а за одно и себя самого, ведь такие поступки не проходят бесследно для того, кто их совершает. Лесные духи, естественно, были недовольны, но спорить не посмели.
Могрим тоже не был в восторге от этой затеи. Вот и сейчас, присев рядом с Румом на траву, он всмотрелся в серьезное лицо друга и тихо, но настойчиво напомнил:
-Еще не поздно отказаться. Ты задумал ужасное и, к тому же, неверное дело. Даже если мы всё выполним – не факт, что это поможет, - и, помедлив, твердо добавил, - ОТКАЖИСЬ.
-НЕТ, - так же твердо ответил Рум, - Я всё решил. Ты – со  мной?
-Я всегда с тобой, - вздохнул Могрим.
Рум заглянул в лучистые волчьи глаза и грустно улыбнулся (первый раз с того дня, как принял решение) – Могрим не предаст.
-Тогда с Бо…,- Рум поднял руку, чтобы перекреститься, как всегда перед началом важного и ответственного дела, но запнулся, сжал ладонь в кулак и, нахмурившись, опустил голову: на такие дела благословения не просят. «С этого дня ты будешь лишен божественной защиты и помощи. Привыкай…»

И вот они стоят друг против друга.
Марко удивленно поправил очки, прищурившись, окинул взглядом незнакомое место: сколько раз бывал в этом парке, а вот именно этой поляны не видел. Напротив него на другом краю поляны в алых лучах заходящего солнца стоял молодой парень. Потертые кроссовки, простые, не стесняющие движений джинсы, черная кожаная жилетка поверх длинного, прикрывавшего бёдра темно-синего свитера с затейливым узором: голубые  шерстяные нити сплелись, образовав на темном фоне подобие чешуи или…кольчуги. Звенья её как-то неестественно  искрились в солнечных лучах. Черные волосы юноши были забраны в короткий хвост у самой шеи, лишь несколько непослушных прядей спадали на глаза, угрюмо, исподлобья буравящие противника. «Недурен собой!», - машинально отметил про себя Марко и усмехнулся, он узнал его – этот мальчишка пел тогда в метро.
-Кто ты?- у Марко было такое чувство, что парень ждал его.
-Я пришел сюда, чтобы восстановить справедливость. И сейчас я её восстановлю. – Медленно и спокойно ответил юноша, в его руке откуда-то возник увесистый меч, - Защищайся, шаман, если ты не трус.
Марко не был трусом. Он понимал: этот юнец давно точил на него зуб, и, наконец, решился на поединок. Почему? Какая разница! Это даже к лучшему – давно пора размяться!
-Ты бросаешь вызов мне, щенок?! - презрительно усмехнулся Марко.
-Волчонок, -  поправил Рум.
Хищно оскалившись, Могрим повел плечами – по густой взъерошенной шерсти волка побежали искры. Рум взмахнул мечем, и дух ринулся вперед. Навстречу ему, раздвигая верхушки деревьев, шагнул белый робот-ангел.

Как Рум и предполагал, с двуручным мечем, которым он владел, мягко говоря «не очень», против такого опытного соперника продержаться удалось недолго. Вскоре меч, расколотый пополам, полетел в сторону. Рум  шагнул назад, уклоняясь от удара, споткнулся на ровном месте и упал навзничь. Он едва успел приподняться на локтях, как Марко левой рукой схватил его за ворот жилетки и одним рывком поставил на ноги. Рум втянул голову в плечи, взгляд его отчаянно зашарил по земле. Марко брезгливо поморщился:
-Да с тобой даже не интересно! О-о! Уже сдаешься?! - разочарованно протянул он, видя, что мальчишка стал поднимать руки.
Тогда Рум произнес на родном языке своей матери:
-Русские не сдаются!
Он молниеносно выхватил Сестер из ножен за плечами и рубанул обеими руками сразу, как бы отгораживаясь от соперника стальным барьером. Марко лишь успел увидеть, как что-то блестящее свистнуло перед самым  его носом, он мгновенно подался назад и отдернул руку. Мелькнула мысль: «У него что-то было за спиной! Как я не заметил?!». Очередной морок, скрывавший сложенные крест-накрест на груди ремни, закреплявшие ножны Сестёр за спиной, распался. В следующий момент, взглянув на противника, Марко понял, чего стоил ему этот просчет. Руку-то он отдернул, а вот кисть руки осталась висеть, крепко вцепившись в кожаную жилетку юноши. Чертовы русские, всю жизнь приносили Марко одни несчастья!
Рум в свою очередь брезгливо поморщился, двумя пальцами отодрал отрубленную конечность и небрежно бросил в сторону. Сестры взвизгнули от восторга – первый раз вкусить кровь врага в настоящем бою, что может быть слаще?! «Ничего, милые, это только начало…»
Между тем Марко прижал изуродованную руку к груди и взвыл от невыносимой боли. В глазах потемнело, он упал на колени. Когда кровавая пелена начала рассеиваться, он увидел своего врага совсем близко: тот, опустившись на траву рядом с ним…перевязывал его рану! Заметив удивленный взгляд Марко, Рум пояснил:
-Не хочу, чтобы ты истек кровью…раньше времени. – Поднявшись, он твёрдо добавил, -  Вставай – продолжим!
Сабли ластились к его рукам, как кошки – не дать не взять просили добавки! Марко с трудом нашарил в сумерках среди травы пистолет.
Рум издевательски усмехнулся:
-М-да, как сказал некий Люциус Лассо, прижимая к себе отбивающегося мальчика,: «Терпи, Марко-тян – командиром будешь!»
Марко вскинул на него полный изумления и ненависти взгляд и, зарычав от ярости, бросился вперед. Шаманы вновь схлестнулись, но на этот раз Рум был в своей стихии! Озорницы-Сестры, словно продолжения его рук, обрушивали на врага стремительные удары, отводили в сторону выпады противника, становившиеся с каждым разом всё менее точными. Рум вертелся волчком, вился змеёй, предугадывая его действия, пробуя то один прием, то другой и, вдруг поймал себя на том, что получает от этого удовольствие! Сила и ненависть, переполнявшие его, наконец-то нашли применение и теперь выплескивались наружу! «Главное – не терять головы! Одно неверное движение может дорого обойтись».
А Марко явно терял контроль над ситуацией. Ангел бестолково наносил удары, встречавшие пустоту, в то время как волк, выросший до размеров среднего деревца, успешно нападал. Обрывки мыслей метались в голове Марко: «Нет, как же это?!... Что происходит?!... Он слишком быстр, слишком гибок…». Наконец, получив рукояткой сабли в челюсть, Марко без сил рухнул на землю. В это же мгновенье Могрим стремительным прыжком сшиб Михаэля с ног, вцепился в горло и мгновенно отгрыз уродливую голову робота.
И тут контроль потерял Рум. Тупая, дикая ярость захлестнула его! Совершенно пьяные после такого роскошного пира Сестры полетели, как попало в разные стороны, и остались лежать на траве, сладко постанывая.
-ТЫ! - закричал Рум не своим голосом, - ТЫ РАЗРУШИЛ НАШУ ЖИЗНЬ! ИЗЛОМАЛ, ИСКОЛЕЧИЛ! Как ты её бил?! Как ты её бил?! Так?! Или может так?! – выкрикивал он, нещадно пиная, извивающегося на земле Марко.
Тот попытался, было дотянуться до пистолета, но Рум шагнул вперед, пригвоздив ногой его пальцы к земле, и безжалостным пинком сломал ему локоть. Марко страшно закричал, выгнулся на земле, поперхнулся кровью, наполнявшей разбитый рот!
-Как ты её бил?! Как?! - голос Рума срывался на истеричный визг. Дрожа всем телом, он размазывал по щекам кровь и слезы, но бить не прекращал. Марко оставалось лишь прикрывать обрубком руки голову от сыпавшихся на него ударов. Наконец он захрипел, едва ворочая распушим, изрезанным обломками зубов языком:
-Кого - её?! Кто ты?!
Рум побелев, рухнул рядом с ним на колени, схватил его за ворот, и, встряхнув, первый раз взглянул своему врагу прямо в глаза:
-Не помнишь?!
Эти глаза! Марко тут же узнал их. Как не узнать – почти 20 лет они преследовали его во сне и наяву. Других таких нет в мире.
-Лё… - охнул он тихо. Но Рум услышал.
-Вспомнил, гад?! Да! Я – Гидраргирум, сын Лё и Силвы!  Ты совершил мерзкое преступление – поднял руку на женщину! И сейчас понесёшь наказание! - и добавил внятным шепотом, - Сегодня я здесь – СУДЬЯ и ПАЛАЧ. Обещаю – МАЛО ТЕБЕ НЕ ПОКАЖЕТСЯ! - он истерически засмеялся и что есть силы, двинул Марко кулаком в нос!
Вдруг Рум почувствовал, как кто-то тянет его сзади за жилетку, и обернулся, выпустив Марко.
-Могрим?!
Волк вскинул передние лапы на плечи хозяина, закричал в его разгоряченное лицо:
-Прекрати! Опомнись! Ты уже достаточно наказал его – победил, избил до полусмерти, унизил, наконец!
-Бросить всё на полпути?! НЕТ! - завопил Рум.
-Не губи свою душу! Есть в тебе что-нибудь святое?!
-Святое?! У тебя когда-нибудь была МАТЬ?! Ты вообще когда-нибудь ЖИЛ?! Нет?! Оно и видно! - Рум оттолкнул от себя духа и вскочил на ноги, - Прочь, собака! Своей душой я сам распоряжусь!
Могрим шарахнулся от него, заглянул в огромные карие глаза, и, не найдя в них ничего человеческого, бесшумно растворился в ночной тьме.
Рум прижал ладони к лицу, застонал. Марко, сумевший за это время отползти на несколько шагов, увидел, как он зашатался. «Вот и конец его силе!», - с надеждой подумал Марко, но в этот момент Рум, дико вскрикнув, молниеносно выбросил в сторону левую руку, как бы отталкивая невидимую преграду раскрытой ладонью. С растопыренных пальцев сорвались языки пламени и, осветив ночную поляну, ударили в оказавшуюся неподалеку кучу хвороста. Костер тут же разгорелся, ночной сумрак отпрянул к краям поляны, открывая глазам место их недавнего боя.
Рум тяжело опустился на землю, медленно отвел руку от лица и удивленно воззрился на левую ладонь, будто в первый раз увидел. Затем, тряхнув головой, он часто заморгал, словно пробуждаясь ото сна. Лицо его приобрело странно-спокойное выражение, на губах появилась едва заметная улыбка, полуприкрытые глаза смотрели на Марко почти отрешенно. Тот насторожился: Рум сейчас подозрительно напоминал кого-то. Кого?
Слепая ярость исчезла без следа. Спокойным, ровным голосом, Рум медленно произнёс:
-Конец? О, нет, это лишь начало…
Марко нервно дернулся: «Он, что, мысли читает?! Прямо как …Зик!».
-Итак, выношу приговор Х-Судье, - издевательски ухмыляясь, продолжал Рум, - Когда-то ты, жестоко и цинично избил мою мать, но, несмотря на это, она впоследствии вернула тебе здоровье. Долг платежом красен – теперь ты вернешь здоровье ей.
Марко полными ужаса и боли глазами смотрел на Рума – понимал: помощи ждать неоткуда, а на пощаду рассчитывать глупо, но все ещё не верил, не верил, не верил в реальность происходящего!
-Однако время идет, - Рум встал с земли, подошел к костру, аккуратно положил на угли конец железного прута и обернулся к Марко, - Начнем, - в руках у него возник небольшой скальпель.
Языки костра заиграли на тонком лезвии, отразились в спокойных карих глазах, и, казалось, что пламя живет внутри этого человека…

1. Морок – легкая форма гипноза, не дающая полного контроля над сознанием человека, но лишь заставляющая его видеть (или не видеть) некоторые предметы и явления. Отсюда: «обморок», «морочить голову».

7. ПОСЛЕ БОЯ
«…полиция Лондона делала все возможное, но задержать преступников по горячим следам не удалось! Сейчас отрабатывается несколько версий случившегося, главная из которых такова: убийство носит ритуальный характер, и совершено адептами какой-то секты, возможно сатанистами. Не исключены повторные нападения, поэтому жителям города рекомендуется сохранять спокойствие, но быть предельно осторожными! К расследованию этого чудовищного преступления подключены так же частные детективные агентства, но пока без…» Артур резким движением выключил радио и раздраженно забормотал, смотрясь в зеркало:
-Маньяки, сектанты, сектанты, маньяки… Третий день одно и тоже! Что, поговорить больше не о чем?!
Было раннее утро и он, собираясь в институт, приводил себя в порядок.
-Эй, Руммик, - обратился он к другу, - Что ты обо всём этом думаешь? - Рум молчал. – Это ж надо, так напиться! Колись – где «перебрал»! В следующий раз с тобой пойду!
Но Рум молчал. Уже два дня он лежал без движения на своей койке, отвернувшись к стене, закинув руку за голову, и молчал. Сначала друг пытался его расшевелить, но тот ни на что не реагировал. Временами Артур настороженно прислушивался – а дышит ли он вообще?! Рум  дышал. Пока.
Артур, скорбно нахмурившись, осторожно присел на край его кровати:
-Послушай, ну нельзя же так! – В который раз обратился он к Руму с уговорами. - Ты третий день ничего не пьёшь и не ешь. Что  с тобой? Не знаю, может «скорую» вызвать? Чем тебе помочь?
Рум молчал.
-В конце концов, про тебя уже в институте спрашивают! – «Наехал» Артур более жестко. -  Хорошо, что до экзаменов далеко, а то бы ты крупно пролетел!
Рум молчал. Помедлив, Артур серьезно добавил:
-Знаешь, что бы ни произошло, нельзя вот так лежать и медленно умирать. Возьми себя в руки, Гидраргирум! – Рум едва заметно повернул голову.
Артур поднялся, взял сумку с книгами и пошел к двери. У порога он остановился:
-Мне пора, а то опоздаю на первую пару. Но если тебя не будет сегодня в институте – вызываю   «скорую»! Я серьезно – ты меня знаешь.
-Я буду. – Неожиданно откликнулся Рум. Артур не узнал его голос – низкий, хриплый. Стараясь не показывать своей радости (Кажется, он оживает! Ага, испугался! Не хочет в больницу!) Артур серьезно закончил:
-Ну, смотри. Я пошёл.
Когда за ним закрылась дверь, Рум медленно повернулся на спину, уставился в потолок невидящими глазами. На большее сил пока не хватало.

Когда там, на поляне он ни с того, ни с сего, голыми руками разжег костер (хотя спички были приготовлены заранее), внутри, будто что-то надломилось, какие-то новые, доселе неведомые силы проснулись в нем. Истерика разом прошла, уступив место ледяному спокойствию, словно из глубины сознания раздался мягкий голос: «Сейчас не время раскисать. Взялся за дело – иди до конца!».
И Рум шёл до конца, выполняя всё четко и методично, без лишней суеты. В тишине весенней ночи бойко потрескивал костер, легкий ветерок шевелил волосы. Рум хладнокровно орудовал скальпелем, и всё шло как по маслу. Правда  раза два или три Марко терял сознание, но Рум приводил его в чувство, брызгая в лицо холодной водой, похлопывая по щекам и ласково приговаривая: «Эй, ну куда же ты пропал? Цени красоту момента, а то пропустишь самое интересное!». Прежде, чем приступить к делу,  Рум забил ему в рот кляп, так что Марко не мог издать ни звука, лишь корчился и глядел на своего палача измученными глазами. Когда «осужденный» отключился последний раз, Рум решил, что пора немного передохнуть. Он снова растормошил Марко, и, убедившись, что тот его понимает, присел рядом на траву. Ему захотелось поговорить.
-Пойми, ты нужен мне, как своеобразное ЛЕКАРСТВО ДЛЯ НЕЁ. Справедливый суд и всё такое…это для красного словца. Я делаю это не для того, чтобы наказать тебя, и не для того, чтоб ты раскаялся, - при этих словах Марко дернулся, было вперед, но Рум поднял руку. - Не перебивай. Такие, как ты не раскаиваются в содеянном. Думаю, мама права – горбатого могила исправит. Пора тебе туда, пора…, -  с пониманием улыбаясь, протянул он. Марко зажмурил глаза и отчаянно закивал головой, по щекам его текли крупные слёзы. Он снова воззрился на Рума с мольбой.
Рум поднялся, критически оглядел свою работу и опять наклонился к нему:
-Нет, знаешь – еще не пора!  - бодро сообщил он Марко, - Вот тут слева подровнять надо, а то несимметрично – не красиво получится! – и снова взялся за скальпель.
Марко, в глазах которого уже промелькнула надежда на скорое избавление, затрясся от беззвучных рыданий…

Рум не помнил, как добрался до общежития, как проскользнул мимо спящего вахтера. Оказавшись, наконец, в своей комнате, он в изнеможении, не раздеваясь, рухнул на кровать. Накатила страшная слабость, сознание туманилось. Перед глазами проплывали отрывочные воспоминания: перекошенное лицо его жертвы, окровавленный скальпель в руках, его собственное лицо, отразившееся в водах реки, когда он, закончив, пришел умываться, укоризненный взгляд Могрима, плачущая мама … Потом всё в голове перемешалось и он долго плыл, задыхаясь в каком-то буром мареве наполненном запахом свежей крови.
«Возьми себя в руки, Гидраргирум» - именно так, полным именем называл его отец, когда поручал серьезное дело или требовал ответа за серьезный проступок. Теперь слова Артура вывели Рума из оцепенения. Мысли вяло ворочались в голове: «Что он там говорил?... Какие еще маньяки?... Кого ищет полиция? За что?... Надо у дяди Лайсерга спросить, он наверно знает…»
-Тебя, дурак, кого же ещё! – Раздался рядом утробный низкий голос.
Рум вздрогнул и медленно повернул голову. Рядом с кроватью сидел Могрим.
-Ты?! – Рум приподнялся на локте, но комната начала вращаться перед глазами, и он уткнулся лицом в подушку. – Ты пришёл…
-Не могу же я бросить тебя одного, безо всякой защиты. Да ещё после того, что ты натворил.
-Прости меня… - Всхлипнул Рум.
На плечо ему легла тёплая тяжелая лапа:
-На то мы и друзья, чтобы прощать друг другу обиды.  – Могрим поднялся и подошел к двери. - Чтобы содеянное не пропало даром, надо спешить, если хочешь успеть ко дню рожденья матери. Ты и так уже потерял два дня.
-Сколько?!
-Вставай! Приводи себя в порядок, а потом займёмся твоей «добычей».
Рум медленно сел, закрыл лицо руками, посидел так минуту, пока не ослабло  головокружение. Потом осторожно заглянул под кровать. Там было пусто.
-А где я бросил сумку с…?
-Не здесь – печально ухмыльнулся Могрим. -  В подвале. Я два дня следил, чтоб никто туда не залез. Но ты молодец – лучшего места не найти: там темно, холодно и почти никого не бывает.
-Да, сейчас идем. А потом в институт, не-то Артур точно вызовет кого-нибудь из коллег Фауста.
Рум тяжело поднялся, держась за стену, подошел к зеркалу. Нет, прежде чем являться в институт, надо зайти в парикмахерскую: с висков на плечи падали две широкие белые пряди…

В институт Рум приковылял часам к двум. Посмотрел расписание, нашел нужную аудиторию, дождался звонка и тихо проскользнул на последнюю парту. Артур присел рядом, участливо посмотрел на товарища:
-Ну, как ты?
Рум исподлобья бросил на него тяжелый взгляд:
-Лучше.
-Ты хоть ел что-нибудь?
-Не хочу…
-А книги где?
-Какие книги?... - Рум  уставился на друга тусклыми глазами.
-О-о! Это называется «лучше»? – Безнадёжно отмахнулся Артур, - На! Пиши хоть лекцию. – Он сунул Руму чистую тетрадь и ручку.
Перемена закончилась, студенты, оживленно болтая, расселись по местам и преподаватель начал занятие. Рум пытался сосредоточиться на его словах, но в ушах стоял звон сабель. Вдруг в душном воздухе тесной аудитории ему почудился отвратительно-знакомый терпкий, соленый запах. Рум вздрогнул и нервно обнюхал свои руки (Неужели?! Ведь тщательно вымыл, как только вышел из подвала!). Да нет же! Бред.
Так о чем лекция? Он заглянул в конспект Артура, силясь понять какой предмет им сейчас читают.
-Отстал? - Шепнул тот, и посмотрел в тетрадь Рума, потом медленно перевел на товарища подозрительный взгляд, крутанул пальцем у виска и снова уставился в его тетрадь.
Проследив за его взглядом, Рум похолодел – на страницах тетради красовался узор из треугольников, затейливо переплетенных стеблями каких-то растений. Рум смущенно потер лоб и отвернулся от Артура, пряча глаза…

9. АЛХИМИК
Следующие несколько дней были для Рума настоящим адом. Он лихорадочно пытался наверстать упущенное в институте, но в мыслях царил полнейший  хаос. Образ Марко преследовал его постоянно. Где бы Рум ни находился, куда бы ни шел, Марко смотрел на него глазами каждого встречного, заставлял вздрагивать всем телом от каждого резкого звука. Ночами становилось совсем жутко. Дождавшись, когда все уснут, Рум спускался в подвал и работал над своей добычей до самого утра, пока Могрим стоял на страже, чтобы хозяину никто не помешал. Рум стремился осветить подвал как можно ярче. В такие минуты он отчетливо чувствовал присутствие своей жертвы и от одного взгляда в темный угол покрывался холодным потом, руки начинали мелко трястись, а сердце – бешено колотиться. То, чем, он занимался, требовало немалых физических усилий, однако Рум выжимал из себя все соки, и дело продвигалось быстро. Когда-то дядя Калем посвящал его в тонкости этого древнего ремесла. Знал бы он, для чего Руммик использует полученные навыки!
С первыми лучами солнца Рум тихо возвращался в комнату и, чувствуя себя, как выжатый лимон, долго стоял под душем, пытаясь избавиться от специфического запаха, которым уже пропитался весь подвал. Казалось, этот запах въелся во все поры его изможденного тела. В надежде хоть как-то взбодриться он напоследок окатывал себя ледяной водой и, совершенно разбитый, забирался в холодную постель, чтобы Артур, мирно посапывающий на соседней кровати, ничего не заподозрил.
Днем на лекциях Рум тяжело клевал носом. Всё, что раньше он схватывал налету, теперь требовало для осмысления титанических усилий. Друзья, и даже преподаватели, пожимали плечами, видя, как резко он изменился: отсутствующий взгляд, сбивчивая невнятная речь, синие круги под глазами, спутанные волосы…
Наконец Рум уже толком не помнил, когда в последний раз нормально обедал. И изо всех сил старался не вспоминать! Стоило теперь ему только подумать о еде, как лицо мгновенно приобретало зеленоватый оттенок, а уж от запаха пищи внутренности вовсе выворачивало на изнанку. Иногда Артуру все же удавалось почти насильно запихнуть в него пару сухарей, которые Рум запивал молоком, мысленно морщась – противное, совсем не то, что дома. Последние два года перед его отъездом Лё держала корову. Теперь сами воспоминания о детстве казались ему сказкой: жизнь окончательно разделилась на «ДО» и «ПОСЛЕ»…
А после трех дней такого бешеного ритма силы иссякли. Утром четвертого дня, выйдя из душа, он прилег на минутку…и тут же погрузился в стылую дрёму.
На укрытой ночью поляне, как и тогда, потрескивал костерок. Рум стоял перед ним на коленях и протягивал окоченевшие руки к огню, пытаясь уловить хоть каплю тепла, но вдруг чья-то нога в пыльном ботинке наступила в самую середину костра – огня, как ни бывало! Поленья, угли костра, трава вокруг мгновенно покрылись инеем, изо рта Рума повалил пар. Поляна осветилась тусклым серым светом. Рум медленно поднял глаза – это был ОН! Такой, каким Рум его там оставил. Только теперь с его плеч до самой земли спадал тяжелый потертый серый плащ, и не было кляпа во рту. Медленно, не спеша правой рукой, вывернутой в локте под неестественным углом, он стал вытаскивать из груди покрытый изморозью стальной прут. Корка запекшейся крови негромко похрустывала – Рум затрясся всем телом. Наконец вытащив прут, Марко тяжело оперся на него, заглянул Руму в глаза и медленно, тихим вкрадчивым голосом, от которого кровь стыла в жилах, произнёс:
-Теперь посмотрим, кто из нас палач… - он положил ледяную руку на плечо Рума и, наклонившись к самому его уху, внятно прошептал – Я ДОБЕРУСЬ ДО ТЕБЯ…
И тут Рум заорал не своим голосом, отчаянно забился, пытаясь вырваться, но ледяные пальцы его врага крепко впились в плечо! Марко, хищно оскалив разбитый рот, пару раз ощутимо встряхнул своего мучителя. Но вдруг глаза его наполнились тревогой, левой рукой он что есть силы стал хлестать Рума по щекам. Тот удивленно воззрился на эту руку: «Я же её отрубил!»
-Кого?! – донесся до него знакомый голос. Живой голос.
Рум поднял глаза. Над ним стоял Артур и держал за плечо. Он готов был закатить Руму очередную пощёчину, если тот не проснется. Рум затравленно огляделся вокруг – в глазах его всё еще стоял дикий ужас. Нет. Это был просто сон! Он в своей комнатке в общаге. Все хорошо…
Дождавшись, когда взгляд Рума станет осмысленным, Артур отпустил его плечо и тяжело вздохнул:
-М-да, приятель, тебе надо лечиться…
-Надо, - эхом отозвался Рум, вытирая с лица рукавом холодный пот.
-Знаешь, оставайся-ка ты сегодня дома – Бог с ним, с этим институтом! Хоть выспишься путем!
-НЕТ! – крикнул Рум на всю общагу и дернулся вперед, так, что чуть не упал с кровати.
-Что ты орешь?! Люди спят! – шикнул на него Артур, хватая за плечи.
-Нет, я…я лучше пойду с тобой, - сбивчиво ответил Рум, его дрожащие руки бесцельно шарили по одеялу, широко раскрытые глаза метались по углам. Мысль о том, что он останется в комнате один, показалась ему чудовищной! – Мне просто приснился кошмар. Просто кошмар…
-Просто ты вот уже несколько дней таешь на глазах! Не ешь, не спишь! И сейчас вид у тебя, как у настоящего психа. – Артур сокрушенно покачал головой. – Что делать будем?
-Так, - Рум сел на кровати и сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. - Сейчас мы идем в институт, а потом, обещаю – я собой займусь.
-Смотри, хоть там не выкини чего-нибудь подобного! А то вопит на всю комнату: «Я её отрубил! Отрубил!»
-Кого?! – спросил Рум мгновенно севшим голосом.
Артур безнадежно взглянул на него:
-Ты  меня  спрашиваешь?!...

Промаявшись пол дня в институте, Рум (с помощью Артура) приплелся в общагу, и, улучив момент, спустился в подвал. Пока он приводил там всё в порядок, Могрим окинул его работу придирчивым взглядом:
-Ну что ж, почти готово! Теперь повесь в укромном уголке и пусть сохнет до завтра, потом останется только размять, перекрасить и можно сдавать в мастерскую. Я останусь тут караулить, а ты передохни ночку.
Рум благодарно взъерошил серую шерсть друга:
-Что бы я без тебя делал?
В ответ Могрим совсем  по-собачьи вильнул хвостом:
-Иди и ни о чём не беспокойся.
Вернувшись, Рум как всегда тщательно вымыл руки. Артур сидел на своей койке, поджав  ноги, и пытался сверить свой конспект с тем, что написано в учебнике.
-Ты обещал. – Не отрываясь от книги, напомнил он другу.
-Да, сейчас… - Рум вытер мокрые руки о джинсы и достал из-под кровати свой чемодан и вытащил с самого дна потертую картонную коробку.
Артур никогда раньше не видел её, отложив «знания» в сторонку, с интересом смотрел на оказавшиеся под крышкой пузырьки и баночки, заботливо переложенные разноцветными лоскутками. К каждой крышечке был прикреплен небольшой листок бумаги, вырванный из ученической тетради в клеточку и исписанный корявым почерком – инструкция, от чего и как принимать лекарство. Сидя на полу перед раскрытым чемоданом, Рум звенел склянками, пока не нашел нужную. Он ласково согрел баночку со снадобьем в ладонях. Хотя, скорее наоборот – заботливо приготовленное мамой лекарство само по себе излучало тепло родного дома. На глаза сами собой навернулись слёзы, Рум закусил губу: «Надо же, как нервы расшатались!».
Он украдкой потер глаза, но перед мысленным взором уже поплыли картины детства.  В окна просторной бревенчатой летней кухни льются широкие лучи заходящего солнца, четко очерченные клубами пара, который поднимается из раскаленного на печи котла. Возле него суетится мама в нарядном переднике. «Лекарство должно готовиться непременно на живом огне, только тогда оно сможет возвращать человеку жизненные силы!». В столбах света пляшут, искрятся пылинки, и, кажется, что котел полон кипящего золота, над которым Лё творит магическое действо. Но она «просто варит очередное снадобье», между делом в пятый раз повторяя папиному духу – нерасторопному  быку, что от него требуется сделать сегодня по хозяйству. Тот озадаченно смотрит на неё и в пятый раз переспрашивает: «А?...». Мама, морщась, как от зубной боли, молча трясёт головой и безнадежно машет на него руками – уйди, мол, сил моих больше на тебя нет! Распахнув настежь дверь, в кухню заглядывает отец: «О! Да у тебя тут угореть можно!» - смеётся он.  Бык, сердито понурив рогатую голову, тут же идет к нему – жаловаться на хозяйку. «Сгинь!» - беззлобно приказывает Силва и дух, что-то укоризненно промычав, ковыляет во двор. Мама улыбается и кивает на дверь: «От разговоров с ним быстрей угоришь!». «А ну-ка, идем на свежую волю!» - Силва быстро подхватывает жену на руки (пока та не успела замахнуться горячим половником: ведь замахнется понарошку, а ожог у Силвы потом будет вполне реальный).
Моментально пьянея, то ли от паров зелья, то ли просто от счастья, он нетвёрдой походкой выносит её на крыльцо. Лё хохочет, запрокинув голову: «Пусти, бешеный!», но только крепче прижимается к нему. Потом они долго сидят на крыльце и ведут неспешный разговор о его работе, о  домашних делах или просто ни о чём. Иногда в подобные минуты отец подмигивал Руму – досмотри, мол, за котлом, будь другом, и уносит Алену в дом. Вот они мелькают в окне лестничного пролета – он несет  её на второй этаж, а через минуту в их спальне опускаются шторы… «За котлом гляди!» - папина змея, как всегда подкрадывается незаметно и теперь укоризненно цокает языком. Рум мигом краснеет и принимается сосредоточенно мешать густое варево…
Теперь всё это стремительно проносится в голове, и Рум отчетливо понимал: чтобы тот прекрасный маленький мир, в котором он вырос, не рухнул в одночасье, надо довести начатое до конца. Надо держаться.
Он откупорил скляночку, помахал рукой над горлышком.
-Ну, ты – прямо древний алхимик! – восхитился Артур, когда вдохнул тяжелый пряный аромат. – Признайся – вытяжка  из корня мандрагоры? – лукаво прищурился он.
-Почти. – Загадочно усмехнулся Руммик, спрятал коробку на место и, с заветной бутылочкой в руках отправился на кухню.
Вернулся он с дымящейся чашкой горячего травяного настоя, а оставшееся лекарство спрятал в тумбочку. Закутавшись в одеяло, он уселся на кровати, прислонился к стене, и вдыхал целебные пары, пока настой не пристыл, а потом взялся за учебники и, не спеша прихлебывал напиток за чтением.
С каждым глотком тревога и беспокойство отступали, на душе становилось теплее и легче. Наконец Рум почувствовал, что его клонит ко сну. Он медленно отвёл взгляд от книги. За окном уже стемнело, и настольная лампа раскинула по комнате длинные лучи света. Казалось, что стены, потолок, все предметы в комнате золотились в этих лучах. «Прямо как тогда…на летней кухне…». Веки смыкались сами собой, голова неудержимо опускалась на грудь.
Звук падения чего-то твёрдого заставил Артура поднять глаза от страниц учебника. Рум дремал сидя, книга выскользнула из его усталых рук и упала на пол. Артур поднялся со своего места и осторожно, чтобы не разбудить товарища, уложил его на кровати. Тот пробормотал во сне что-то невнятное, Артур разобрал нечто вроде: «…я всё… правильно сделал…».
«О чем это он? Хотя может, мне послышалось» - подумал Артур. Рум между тем свернулся калачиком и, натянув на голову одеяло, тихонько засопел.
Артур поднял с пола книгу. Учебник зарубежной литературы, упав, раскрылся посередине, как раз в начале новой темы. Артур машинально прочел её название. Отпечатанный жирными черными буквами заголовок гласил: «Ф. М. Достоевский   «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»»…

Спустя несколько дней работа в подвале была закончена, и Рум с тяжелой сумкой на плече отправился на другой конец города в один из захолустных районов. Там располагалась мастерская, которую он присмотрел заранее. Понравилась качеством выполняемых изделий и приемлемой ценой. На то, что было нужно Руму, придется потратить все деньги, которые у него были, но делать нечего.
Толкнув обшарпанную дверь, они с Могримом вошли в тесную полутемную комнатку. На прилавке и на стенах были выставлены образцы готовых изделий, под каждым из них – ценник с названием материала. Ни одного покупателя не наблюдалось, и Рум обратился к тощему парню за прилавком:
-Зови мастера, я хочу сделать заказ.
Парень смерил его мутными глазами неопределенного цвета, смачно плюнул на пол, где и без того хватало грязи, поднялся и, чуть покачиваясь, скрылся за дверью, ведущей, очевидно в соседнюю комнату.
-На наркомана похож, - рыкнул Могрим. Шерсть на его холке стала дыбом, он подозрительно поводил носом – в воздухе витал специфический запах. Сумка на плече его хозяина пахла немного иначе.
Рум печально усмехнулся в ответ:
-У меня сейчас, наверное, вид не лучше.
Могрим взглянул на него – что и говорить, Рум был прав. Между тем, из внутренней двери появился мастер. Им оказался маленький сгорбленный желтолицый старикашка.
-Я слушаю – сказал он высоким скрипучим голосом и уставил на Рума хитрые прищуренные глазки. Тот положил на прилавок чертежи готового изделия.
-Материал мой, - сказал он, расстёгивая сумку.
Старик надел очки с толстыми линзами, повертел материал перед своим крючковатым носом.
-Тут более чем достаточно – проскрипел он.
-Все обрезки – мне, - нахмурился Рум.
-Как скажете, - старик улыбнулся, обнажив желтые редкие зубы, и принялся разминать материал кривыми узловатыми пальцами.
Рума передернуло – мастер отчетливо напоминал ему огромную плешивую крысу. Немного поторговались и поспорили насчет сроков окончания работы (Рум требовал результата как можно быстрее), но, наконец, всё было улажено. Рум внес предоплату и с облегчением покинул это мрачное место. Мастер долго и подозрительно глядел ему в след, затем, сокрушенно вздохнув, покачал головой и начал пересчитывать задаток.

Уже стемнело, когда Рум с Могримом шагали от остановки автобуса к общежитию. Пронизывающий северный ветер гнал по небу тяжелые сизые тучи, готовые пролиться дождем, но Рум не чувствовал холода. Он старался не смотреть на редких прохожих появлявшихся в свете фонарей и спешивших должно быть по домам. А куда же еще – в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Люди, кутаясь в плащи, обходили стороной странного парня в короткой ветровке нараспашку, под которой виднелась лишь тонкая футболка. «Плащи. Все в плащах! – каждый прохожий, появлявшийся в свете фонарей, вызывал прикосновение к сердцу Рума холодной липкой ладони ужаса, - ОН тоже приходил в плаще, таком сером, тяжелом…  Нет, нет! Не думай об этом!» Рум застучал зубами. Не от ветра – от пробиравшего страха.
«Итак, к чему мы пришли, - если бы у Могрима были на лапах пальцы вместо когтей, он, наверное, загибал бы их, перечисляя все неприятности последних дней, -  жить нам не на что – все деньги уйдут этому упырю, которому мы отдали добычу (и еще не известно, что он с ней сотворит)! В институте у нас полный бардак, в голове – и того хуже! Кто ж знал, что мамино лекарство не поможет от угрызений совести?! Кстати, о маме: где ты теперь возьмёшь деньги на билет до дома? Просто не понимаю, зачем мы потащились в эту мастерскую! Ты, что сам не мог всё сделать?! Хорошо, хоть нас не прибили в этом бандитском захолустье! А вдруг старикан догадается, откуда материал?!»
-Не ной! – отрезал Рум, - Не должен догадаться – мы всё правильно сделали. А насчет денег, ну, как-нибудь выкрутимся, - добавил он без особой уверенности в голосе.
«Не болтай вслух, дурень. Вон, прохожие шарахаются! – усмехнулся Могрим, проводив взглядом пожилую женщину, которая перешла на другую сторону улицы, видя, что Рум говорит с пустотой. - Может занять денег у Дителов?»
«С ума сошёл?! – мысленно ужаснулся Рум, - Дядя Лайсерг расследует это дело! Да чем меньше я буду показываться им на глаза, тем лучше! И вообще неудобно: никогда в долг не просил…»
Рум потянул на себя тяжелую дверь общежития. Могрим скользнул за ним, предварительно оглядевшись на всякий случай. Двери захлопнулись, отгораживая друзей от холодного, вздыхавшего, как неприкаянная душа, ветра.

11 КАЖДОМУ – СВОЕ 
День рожденья матери приближался. Рум всеми правдами и неправдами отпросился из института на неделю.
И вот, он дома! С крыльца навстречу сбегает мама. Боже, она ли это?! За несколько месяцев Лё страшно исхудала.
-Сыночек! Приехал! – мать крепко обняла его, поглаживая по голове. - Надежда моя, кровиночка родная… - но тут же вглядевшись в него, взволнованно спросила, - Что с тобой? Ты заболел? Похудел, глаза беспокойные…
-Ерунда, мам. Как твое-то здоровье?
Грустно улыбнувшись, Лё махнула рукой:
-Да ну его! Давай о чем-нибудь веселом. Устал ты с дороги, пойдем – накормлю тебя. Столько вкуснятины на праздник приготовили!
Из дому выбежали остальные «волчата». Ой, как выросли!
-Давно не виделись. – Сдержано обняла старшего брата Дакия.
Лют, едва заметно улыбнувшись (редкое явление!), хлопнул его по плечу:
-Неважно выглядишь. Давай-ка. – И забрал у брата тяжелый дорожный рюкзак.
-Лондон – город большой, видимо, продуктов на всех не хватает – Теллур ощутимо ткнул Руммика под ребра. – Ну вот, печень увеличена. Признавайся, частенько квасите в общаге?
Лё шутя, погрозила Руммику пальцем:
-Ах, бессовестный!
Рум в притворном испуге оглянулся – нет ли поблизости отца:
-Ты что! Я – ни грамма!
Рута со смехом повисла на шее и чмокнула в нос. Пришлось нести её в дом на руках, что далось Руму с немалым трудом: толи сестренка настолько выросла, толи он совсем обессилел.
Войдя на кухню, он повел носом:
-Пахнет вкусно.
-Садись, я тебя накормлю. Мам, сиди, я сама. – Усадив Лё на соседний стул, Рута тут же повязала себе кружевной фартучек и засуетилась по хозяйству. - Сейчас борща тебе налью. Не качай головой! Горячее обязательно – в жидкости вся сила. На второе печень тушеная в томатном соусе с чесноком, прямо как ты любишь. Тебе с чем положить, с картошкой или с гречневой кашей? А вот грибы в сметане. Пирожки с сыром, с капустой – какие больше нравятся? А давай тех и тех положу. Тут можно добавить наблюдение Лё, какая у нее дочка помощница растет)
-Скоро праздник. Вы хоть что-нибудь гостям оставьте, – буркнул Рум, чувствуя, как при виде этого изобилия текут слюнки, и вдруг поймал себя на том, что в первый раз за долгое время захотел есть. «Все-таки дома и стены помогают» - подумал он.
-У нас сегодня праздник – ты приехал. – Сказала Лё.
Она сидела рядом с Румом, поглаживая его по голове, перебирая его черные, густые  волосы, глядела на сына и не могла наглядеться.
Между тем, он заметил стоявшую у стены большую деревянную кадку. Проследив за его взглядом, мама пояснила:
-Это я капусту квасить затеялась. Отец любит. Свою-то уже всю давно поели, приходится покупную. А она – совсем не то, что наша, невкусная, не душистая.
-Вот вы чем гостей кормить собираетесь?! – шутя, спросил Рум.
-А что? – весело подхватила Лё, - пускай хрустят! Хороша закуска – квашена капустка! И подать не стыдно, и пожрут – не жалко!
-Боже, наконец-то я дома! – вырвался у Рума счастливый возглас.
В это время в кухню вошел Силва.
-Мать, ну ты даешь! Кроме как о капусте с сыном поговорить не о чем? – засмеялся он.
Лё только беззлобно отмахнулась:
-Ты ему лучше про свое кафе расскажи. Ему будет страсть как интересно.
Только Рум зачерпнул ложку дымящегося борща, как перед ним возник Теллур.
-А руки ты перед едой вымыл?
-Санэпидемнадзор, - недовольно проворчал Руммик и поплелся вслед за братом в ванную.
-Давай-давай, намыливай тщательнее. – Теллур приготовился внимательно следить за процессом, но тут же с визгом отскочил, попав под заряд водяных брызг, метко пущенных Румом из  крана. – Ах так? На тебе! – весело закричал он, ответив брату тем же.
Рум повернулся, ища полотенце, и вдруг увидел то, что не заметил сразу. Улыбка мгновенно сошла с его лица. В углу ванной комнаты стояла…стиральная машина. «Мама не может больше самостоятельно справляться по дому, иначе бы не допустила появления этого «монстра». Неужели дела так плохи? Ну, значит, я с лекарством подоспел во время!»

Один за другим на торжество прибывали гости: Рио, Фауст с Элайзой, Морти и Тамао, Трей, Рен с женой Лизой. Алена и Лиза были родом из одной и той же деревни и даже приходились друг другу родственницами. Лё радушно встречала старых друзей, и все они в тайне дивились произошедшей с ней перемене: милая Аленушка всегда молодая, бодрая и полная сил за год постарела лет на десять. Но, хотя волосы её теперь щедро украшала седина, Лё не растеряла своего веселого нрава и смотрела в будущее по-прежнему радостно и спокойно.
За день до праздника пришла открытка с поздравлениями от Дителов. Они писали, что не успевают приехать вовремя  – Лайсерг расследует очень важное дело, но дня через два непременно будут.

Наконец все предварительные приготовления были закончены. Наступило двадцать первое марта: день рожденья Алены.
За праздничным столом царило оживление. Вдоволь было всяких лакомств (квашеной капустке тоже место нашлось!) и «Горячего поцелуя» - знаменитого самогона, который Лё готовила по старинному секретному рецепту на травах и душистых кореньях. Гости говорили тосты, и преподносили Лё свои дары. Она, улыбаясь, принимала их, тут же раскрывала яркие обертки, чтобы полюбоваться подарком и поблагодарить друзей. Надо сказать, друзья не поскупились – понимали: возможно, этот день рожденья для Лё  - последний.
Когда, наконец, очередь дошла до Руммика, он нерешительно выступил вперед, горячо поцеловал маму в щеку и дрогнувшими руками протянул небольшой продолговатый сверток из дешевой оберточной бумаги:
-Носи на здоровье. Не болей! –  произнес он тихо.
Силва кинул на сына неодобрительный взгляд: у матери праздник, мог бы и не напоминать о её слабом здоровье! Лё озорно взглянула на Руммика, разрезала перетягивавшую сверток простую нитку, только что подаренным Фаустом большим кухонным ножом, развернула шуршащую бумагу и… ахнула! Ахнули и все присутствующие! В руках её был довольно широкий КОЖАННЫЙ ПОЯС, одновременно простой и роскошный, украшенный вышивкой: узор из треугольников переплетался стеблями и листьями диковинных ползучих растений. Довершала композицию среднего размера пряжка в виде волчьей головы.
-Мать моя – Вера!  - восхищенно ахнула Лё.
Гости окружили её, не в силах оторвать глаз от подарка. Видно – сделан с душой! Посыпались восхищенные возгласы
-Ай да Руммик…
-Знал чем угодить!
-Что называется, просто и со вкусом!
Пояс стал переходить из рук в руки.
-Выделка кожи идеальная, - одобрительно качал головой Калем (уж кто-кто, а он знал в этом толк) – Выкроен толково, аккуратно прошит. А что за животное? 
-Точно не знаю, вроде дикий бык, - пожал плечами Руммик. - Очень дикий, - грустно добавил он про себя.
Фауст повертел пояс в руках:
-О! Да тут на обратной стороне какие-то символы. Руны или латынь…, - он полез в нагрудный карман за очками (зрение у доктора к тому времени стало «сдавать»).
Но Руммик аккуратно, и настойчиво забрал подарок из его рук и подошел к Лё:
-Позволь мне, мама.
Лё развела руки в стороны, Рум прошептал: «Во здравие души и тела», и, защелкнув пряжку на талии матери, облегченно вздохнул – первая половина обряда выполнена четко по всем правилам:
-Пожалуйста, носи его каждый день, хотя бы пока я здесь. Надевай сразу же, как встаёшь утром, а снимай прямо перед сном. - «Потому что если ты этого не выполнишь, значит, все было напрасно»  - подумал он, а вслух добавил, - Он тебе очень идет!
-Правда, правда! – Силва с довольной улыбкой похлопал сына по плечу.- Всегда его носи! Молодец! - шепнул он Руммику.
Но тот его не слышал: «Так, сегодня двадцать первое число, значит двадцать восьмого пояс нужно будет снять. Каким-то образом. Уф! Теперь предстоит самое тяжелое – ждать.». Сидевший рядом Могрим грустно кивнул – ничего другого им не оставалось…

Спустя пару дней приехал Лайсерг с Айей и детьми. Радуясь встрече, Лё стала хвалиться подарками. Гордо подбоченившись, она показывала самый ценный из них – узорный пояс, подаренный Руммиком.
-Очень …красивый, - с трудом выговорил Лайсерг.
Лё озорно подмигнула Майе:
-Нравится? Хочешь померить?
Майя украдкой взглянула на мать и поняла по выражению её лица: «Ни в коем случае!».
-Спасибо, - покраснела девочка, - Как-нибудь в другой раз. Я пойду?
Айя облегченно вздохнула:
-Да, да, иди, погуляй.
-Места у нас красивые, - улыбнулась Лё, - знакомься с моими ребятами, они вам все покажут.
-Стесняется немного, - развела руками Айя, проводив дочь взглядом.
-Ничего, привыкнет. Пойдем-ка лучше, расскажи мне, как вы там, в городе поживаете?

Аленкина летняя кухня идеально подходила для неторопливой дружеской беседы. Айя с удовольствием вдохнула аромат трав, качнула колесо старой деревянной прялки, стоявшей в углу. Когда-то Лё рассказывала, что женщины её рода с помощью прялки могли искусно приворожить любимого или даже навести порчу: «Колесо гонит по жилам кровь, колесо в губы вливает яд, колесо, вертись, это я…».
Лё использовала этот инструмент в мирных целях – каждый месяц в определенную ночь из под её тонких пальцев выходила особая «лунная» пряжа и извивалась причудливым узором в свитерах и шалях, которые Алена дарила друзьям. Мерцающие потусторонним светом нити хранили зимой от холода, летом от жары, а в минуты опасности смягчали удары падения или вражеской руки.
«Здесь всё по-прежнему …», подумала про себя Айя и устроилась по удобнее на низенькой скамеечке напротив Лё, стала вместе с ней перебирать травы.
-Что ж вы опоздали к застолью? Было так весело.
-У тебя каждый день застолье, - засмеялась Айя, - совсем как в былые времена в больнице. Годы идут, а ты не меняешься!
-Ну, так уж и не меняюсь. – Отмахнулась Лё.
-Слышала, что с Марко случилось?
-Конечно, по радио передавали.
-Вот Лайс это дело и ведет. Дома почти не бывает, измотался, на нервах весь. Опоздали к вам из-за этого.
-Да, я заметила, что с Лайсом что-то не так. Еще не поймал убийцу-то?
-Нет, - отозвалась Айя, пряча глаза.
-Мать моя – Вера! Это что ж на белом свете-то делается. – Нараспев продолжала Лё, горестно качая головой. - И где только такие изверги родятся, откуда только выползают?! Как только земля этого гада носит?! Как у него совести хватает после этого среди людей жить, как он будет своей матери в глаза смотреть, если у таких нелюдей вообще бывают матери?!
-Бывают… - вздохнула Айя.
  -Вот горюшко-то ей, бедной! «Для того ли, -  скажет она, - я тебя, сыночек, рожала, чтобы ты такое беззаконие творил!». У вас теперь там неспокойно. А объявись здесь такой маньяк – не знали бы, что и делать! Вот Руммик домой приехал – я прямо перекрестилась, пусть хоть немного вдали от опасности побудет! И вы молодцы, что приехали с детьми.  У нас, слава Богу, пока мир и покой. Может и Лайсерг на свежем воздухе поправится, приободрится, а то ведь на нем лица нет. За детей-то как душа болит – неизвестно на кого этот изверг еще кинется. По правде сказать, и Марко был – не сахар, да все равно, жаль его. Красивый был парень… - Алена опустила глаза и мечтательно вздохнула, вспоминая молодость
-Я помню, он тебе нравился. - Усмехнулась Айя, обрадованная тем, что может перевести разговор на другую тему.
Лё вскинула на неё удивленный взгляд, на щеках выступил едва заметный румянец.
-Откуда ты знаешь? – снова потупившись, спросила она.
-По моему, этого не замечал только сам Марко. Когда он в больнице лежал, у тебя ж все на лице было написано. Кстати, что у вас с ним тогда произошло? Почему он сбежал, не долечившись? Хотя, по-моему, он тебя всегда побаивался.
-Может быть, - Лё задумчиво смотрела в окно. - Ты же меня знаешь – сила магическая есть – ума не надо.
Айя знала. Так уж получалось, что во время турнира шаманов почти каждый открывал в себе неведомые до того способности и силы. В турнире, проведенном пятьсот лет назад, участвовала Любка Тихомирова – настоящая «черная» ведьма. Она доводилась Лё прапрапра-(неизвестно сколько пра)-бабкой. От неё Алена и унаследовала магическую силу. Всю её старалась направлять на лечение, но иной раз выведет кто Аленушку из себя – сила темная выплескивается, захлестывает обидчика, словно петлей, тянет душу его в колодцы черные. Обычно у Лё глаза карие, а от злости чернеют всегда. Не отведи она их во время – так душу и вынут! Вот и мучалась Алена с этим «наследством», не знала, как избавиться.
-Это всегда происходило нечаянно, правда! Даже незаметно для меня самой. А Марко… Он был так красив: высокий, широкоплечий, глаза как льдинки, ух! А мы еще как раз тогда с Силвой в ссоре были, ну когда он из тюрьмы вышел слегка не в себе, помнишь?
Марко мне нравился. Чисто внешне. Характер у него стервозен до невозможности! А в то утро, когда он из больницы подался, я, как всегда, вышла за водой к кадке на задний двор. Набрала ведро, только понесла, а ручка возьми и оборвись! Ногу мне ниже колена ржавым ушком так и распороло, вот смотри. - Она показала длинный шрам на правой ноге, тянувшийся от колена к щиколотке. - Я опустилась на траву, рану рукой зажала, а кровь хлещет! Ох, от боли в глазах темно, встать не могу. Тут тебе и Марко. Откуда его только черт принес?! Нагнулся и шепчет на ухо всякие гадости: так тебе и надо, мол, змея. Я не выдержала, хотела пощечину влепить, да он вовремя отшатнулся – только рукой по губам мазнула, кровью выпачкала. Он глянул на меня глазами бешеными, затрясся весь: «Ведьма! Ведьма!» и бежать как черт от ладана. А я что? Я ему ничего плохого не хотела.
-Вот значит как …
-Да. Так мы с ним больше и не виделись. Ушел он, а мне после той драки на берегу старый шрам на губе оставил, да эту боль, - Алена провела рукой по своему впалому животу. - Что ж, каждому – своё. Помилуй Бог его душу!
Немного поколебавшись, словно раздумывая, стоит ли об этом рассказывать, Лё наконец решилась и, снова понизив голос продолжала:
-А душа-то его видно не успокоилось. Много на ней грехов, да и умирал он тяжело.
-Еще как. Мы на похоронах были. Его в закрытом гробу хоронили, чтоб людей не пугать.
-А вот не далее, как вчера ночью снился он мне.
-Да ну?! – воскликнула Айя, удивленно посмотрев на подругу.
-Снилось, будто стою я одна в прихожей, а в доме пасмурно так. Отворяется дверь и он на пороге! Молодой, статный, такой, каким мне в первый раз повстречался. А за плечами туман клубится, будто серый плащ. Мать моя – Вера! Я так и обмерла – думала, вот сейчас с собой потащит! А он усмехнулся, очёчки этак поправил, подбоченился да и говорит: «Вот я и вернулся к тебе. Ты рада?». Тут я и проснулась.
«Вот, как ты сама говоришь: сон в руку» - подумала Айя, а вслух произнесла:
-К чему бы это?
-Должно быть, к дождю, - глубокомысленно заключила Лё.

13. ПОСЛЕДНЕЕ ПРИСТАНИЩЕ
Со дня рождения Лё прошло шесть дней, но гости разъезжаться не торопились. Хозяйка всегда любила большие шумные компании и с удовольствием радовала друзей кулинарными шедеврами.
В то утро Лютовид спозаранку заглянул на кухню. Мама уже хлопотала там.
-Доброе утро, Лютик, – сказала она. – Как спалось, что хорошего снилось?
Лют слегка покраснел и опустил глаза. Он не был охотником делиться своими сновиденьями и тайными переживаниями, как, например, Теллур. Да и как рассказать маме, что снилась ему всю ночь… Майя! Будто бродили они по ночному лесу, и под ногами звездами были рассыпаны светлячки, и было им вдвоем так хорошо, что лучше не придумаешь. И теперь он был в растерянности от неожиданно нахлынувших таких новых для него чувств.
Видя смущение сына, Лё улыбнулась и заговорила на другую тему.
-Теллур еще не встал? Хотела его за хлебушком к завтраку послать, ну да ладно, не буди, пусть выспится. Сходи сам, пожалуйста.
Лют молча кивнул. Лё взяла его за руку, улыбаясь, привлекла к себе. Поцеловала в лоб своего молчаливого сына, пригладила его жесткие волосы и сунула в карман его ветровки пирожок с повидлом.
-Перекуси перед завтраком, солнышко.
Еще раз благодарно кивнув, Лют вышел из кухни. Все в доме только начинали просыпаться. Он направился, было на улицу, но пришедшая ему вдруг отчаянная идея заставила его остановиться посреди пустой гостиной. Поразмыслив немного, он, поднявшись на второй этаж, набрался смелости и постучал в комнату девочек. Дверь приоткрылась и выглянула всклокоченная спросонья Дакия в халатике, небрежно накинутом поверх ночной рубашки.
-Чего тебе? – зевнула она.
-Майя еще спит? – с надеждой спросил Лют.
Раздраженно вздохнув, сестра захлопнула дверь перед его носом. В спальне послышался приглушенный разговор, и в коридор вышла Майя, одетая, но еще с распущенными волосами.
-Доброе утро, – она смущенно улыбнулась нежданному гостю.
Лют только кивнул в ответ, не в силах вымолвить ни слова, весь горел и таял под её ласковым взглядом. Молчанье затянулось. Совсем растерявшись, Майя взялась за ручку двери, и тут он вспомнил, наконец, зачем пришел.
-Х-хлеба нету… а скоро завтракать…  - начал он, заикаясь. - Я иду в деревню… ну и может быть я… может быть мы… нам… ну как-то…
-Что? – робко спросила Майя.
В этот момент из спальни снова выглянула Дакия.
-О, Боже мой! В магазин за хлебом идет, тебя с собой зовет. Прогуляться. Типа свиданье. Что тут непонятного?
В комнате хихикнула Рута и Дакия захлопнула дверь.
«Ой, что же делать? Пойти – не пойти? Все-таки чужие места, странные люди. – Думала Майя, закусив губу, но взглянув еще раз на Лютовида, решилась. – Надо родителям сказать, что ухожу. Хотя, они, должно быть, еще спят, да и до магазина наверное не далеко. Мы быстро вернемся».   
-Ну, хорошо. Подожди меня немного. Я сейчас, – сказала она наконец и снова скрылась в спальне.
Лют тяжело прислонился к стене, облегченно вздохнул и вытер рукавом со лба холодный пот.

Не смотря на стремительно летевшие годы, хорошо знакомый Рену принцип: «Все в доме должны приносить пользу!» никто не отменял. После обеда Силва вышел на веранду  и сказал:
-Мы тут недавно с Лютом спилили старую яблоню. За домом росла. Пень надо выкорчевать. Кто со мной?!
Рен с Фаустом, игравшие в шахматы на свежем воздухе, поднялись из-за стола.
-А что, пойдем, - Фауст подскочил первым, так как безнадежно проигрывал уже третью партию.
-И правда, пора бы размяться, - усмехнулся Рен, с пониманием глядя на доктора.
В этот момент на веранду выглянул Рум.
-Пошли, поможешь. Неси лопаты, - кивнул сыну Силва.
После очередной бессонной ночи Рум чувствовал себя совершенно разбитым, но, решив, что работа поможет отвлечься, послушно поплелся в сарай.
Пень оказался неслабый – одному с ним справиться было не под силу. Рен, Силва и Рум дружно взялись за лопаты, а Фауст устроился поудобнее на распиленном стволе той же яблони, лежавшем неподалеку,  и взялся руководить процессом:
-Так, ну что ж, сперва, думаю надо обкопать его поглубже, потом…
-А не хочешь присоединиться?! – притворно возмутился Рен, протягивая врачу свободную лопату.
-Спасибо, мне и здесь неплохо! – улыбнулся тот, закуривая сигарету.
Махнув на него рукой, приступили к делу. Скоро вокруг пня образовалась порядочная яма, обнажились крепкие корни, а рядом с ямой выросли три кучи земли. Когда  под дотошным немецким руководством корни были отпилены, общими усилиями из ямы выволокли пень. Сделали небольшой перекур, присоединились к Фаусту, который разглагольствовал, участливо глядя на взмокших друзей:
-Все правильно – вы молодые, полные сил, вам это по плечу! А мне – старичку остается лишь делиться с вами богатым жизненным опытом. В этом и заключается моя помощь, тоже, согласитесь, немалая!
-Ты в своей жизни хоть раз поднимал что-нибудь тяжелее скальпеля? – усмехнулся Силва закурив.
Глядя на него, Фауст укоризненно покачал головой:
-А кто же, по-твоему, помогал Лё, когда ты, бессовестный, валялся с переломанными рёбрами после Решающей битвы. Ведь вся тяжелая и грязная работа легла на мои плечи, - он тяжело вздохнул, но было заметно, что, несмотря на «тяжелую и грязную работу» ему приятно вспоминать то время.
Легко сказать – вы молодые, сильные: Рум все еще не мог отдышаться. Когда он рывком потянул на себя вожжи, привязанные к пню, чтобы вытащить наружу неподъемный ствол в груди подозрительно кольнуло. Теперь все тело била мелкая дрожь.
Перекур кончился быстро («слишком быстро!» - подумал Рум), надо было закапывать яму. Рум бросил туда пару лопат земли и понял, что больше не может. Все вокруг: отец, дядя Рен, сидящий на пне Фауст начало медленно кружиться перед глазами, ноги сделались как ватные. Воздух стал тяжелым, даже каким-то вязким. Рум хватал его ртом, как рыба на песке, и не мог надышаться. В груди будто разгорался костер. Жар стремительно нарастал, захлёстывал!
Рум тяжело оперся на лопату и зажмурился. Откуда-то издалека донесся веселый папин голос:
-Ну-ка не филонь – только что отдыхали!
-Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит! – весело напутствовал Фауст
Рум кивнул головой, сделал глубокий сдавленный вдох. Грудь разорвало дикой болью! Он  приоткрыл глаза – земля почему-то оказалась перед самым носом и вдруг поплыла раскаленной лавой, куда он упал, сгорая заживо!
-Эй, ты чего?! – крикнул Рен, видя, как лицо Рума исказила гримаса боли.
А уж когда Рум молча ткнулся лицом в кучу свежей земли, Фауст одним прыжком оказался рядом с ним и перевернул на спину. Рум был мертвенно бледен, посиневшие губы приоткрыты – диагноз ясен с первого взгляда.
-А ну, дыши! – рявкнул Фауст и изо всей силы резко нажал на грудную клетку.
Рум выгнулся дугой, страшно захрипел, невидящие глаза широко распахнулись.
-Мою аптечку, живо! – крикнул доктор Рену, тот опрометью кинулся в дом, а Фауст схватил Рума за руку и быстро закатал рукав его рубашки. Сзади подбежали Рен с Элайзой. Она мигом набрала шприц. Впрыснув лекарство и прощупав пульс, Фауст почувствовал, как сердце постепенно приходит в норму. «Ну, слава Богу! Вовремя!». Рум стал дышать ровнее, глаза его закатились, тело постепенно расслабилось.
Силва поднял полные ужаса глаза на Фауста:
-Что с ним?
-Сердце. Несите в дом.

Сначала не было ничего кроме темноты и острой боли. Казалось, что с каждым вздохом в сердце вонзают иглу. Сознание возвращалось медленно. Темнота понемногу наполнялась звуками и голосами, раздававшимися всё ближе и отчетливее. Кто-то держал его за руку. Да не кто-то – мама,  её руки он узнает всегда.
Рум глубоко вздохнул (вот, уже и не так больно!) и приоткрыл глаза, повел вокруг мутным взглядом. Он лежал на диване в гостиной, заботливо накрытый пледом. Рядом на коленях стояла Лё.
-Мама, – хрипло выдохнул он, увидев склонившееся над ним родное лицо. Но тут взгляд его упал на злосчастный подарок. Волчья голова на пряжке издевательски ухмылялась. - Мама, как ты себя чувствуешь? – встревожено произнес Рум.
-И ты еще спрашиваешь, как я себя чувствую?! – горестно сказала мама и, приблизившись, сбивчиво зашептала ему в самое ухо. – Что с тобой творится, сыночек? Ты приехал оттуда другим. Тебя что-то мучает, гложет, я же вижу! Чем я могу тебе помочь?
-Выздоравливай, - шепнул он, запуская пальцы в её тяжелые, шелковистые волосы.
Щеку Рума обожгла горючая мамина слеза.
-Мамин сынок, – раздался укоризненный голос Фауста, который стоял возле стола и возился в аптечке. - Рум сильно истощен, да плюс твоя наследственность – слабое сердце. Ему необходим отдых, - кивнул он Алене.
Пристроившись рядом с врачом, Теллур пожирал глазами блестящие ампулы и шприцы.
-Ерунда, - Рум попытался встать (сердце трепыхнулось в груди испуганной птицей), но тяжелая мамина рука уложила его на место.
-Позволь-ка, - Фауст со шприцем в руках отодвинул Лё и присел рядом с диваном. Она и не попыталась ему помешать – давно прошли те дни, когда они были врагами, теперь патологоанатом и травница полностью доверяли друг другу. Фауст взглянул на пациента, хищно ухмыляясь. - Ну, Руммик, попался ты мне! Сейчас ты ответишь и за дятла, и за колядки на свадьбе Лайсерга, и за лягушку в салате! Тебе всё шуточки, а я до сих пор курить бросить не могу!
Руммик  закатил глаза в притворном отчаянии:
-Дядя Генрих, не губите! Я больше не буду! Мама-а!
-Цыц! - грозно отрезал Фауст, вводя лекарство. - Тяжело в лечении – легко в гробу! Вот так, - закончив «процедуру» доктор улыбнулся и похлопал Рума по плечу.
Боль совсем отступила. Теперь Рум чувствовал себя спокойно и уверенно. «Надо закончить обряд как положено. Осталось недолго – потерплю! Тогда прекратится и весь этот кошмар! ВЕДЬ ДОЛЖЕН ЖЕ ОН КОГДА-ТО ПРЕКРАТИТЬСЯ?! Мама поправится, и все будет как раньше…».
-Никогда не слышал, чтоб на свадьбе пели колядки, - донесся до него голос Теллура. Рум приоткрыл слипающиеся глаза - младший брат сидел рядом и, улыбаясь, глядел на него. – Нет-нет, не разгибай руку, там же ватка со спиртом. Пусть полежит подольше, а то заразу занесёшь. К тому же её надо придавливать крепче, иначе будет синяк, - сыпал познаниями в медицине Теллур, украдкой поглядывая на Фауста.
Но тот ничего не замечал – мимо прошла Элайза: шелест её длинной шелковой юбки и тонкий аромат духов мгновенно вогнали доктора в ступор. Лё толкнула его под руку, мол, обрати внимание на ребенка, для тебя старается! Фауст очнулся от своих мыслей:
-Что? А, да. Рум, ты слушай Теллура, он дело говорит, - при этих словах Теллур просиял счастливой улыбкой. - А на счет колядок скажу, что в свое время твой сын вытворял и не такое, -  он погрозил длинным тонким пальцем Аленке.
-Что русскому хорошо, то немцу – смерть! - украдкой хихикнула мама, подмигнув Руммику.
Рум перевёл затуманенный взгляд на брата и уже в полудрёме шептал:
-Фауст очень грамотный и… опытный врач. Учись у него….
Довольное лицо братишки окончательно расплылось перед глазами, и Рум утонул в теплой вязкой темноте.

В это время на веранде показались Лютовид и Майя.
-Два часа дня, - сообщила им Дакия, прислонившись к резному столбику крыльца и скрестив руки на груди. - Ну и где вас носило столько времени?
Лют вздохнул и тихонько взял смущенную Майю за руку. Не рассказывать же Дакии, как они, позабыв обо всем, пол дня гуляли по лесу, любовались живописными видами студеного озера, могучими стволами вековых деревьев. Видимо Майя, благодаря своему ласковому взгляду и приветливой улыбке могла разговорить даже пень, и Лют сам не заметил, как превратился в увлеченного рассказчика. Он поведал ей о духах леса, его хозяевах – леших, об их женах – лисунках и проказливых малых лешачатах. Пирожок с повидлом, который обнаружился у Люта в кармане, они оставили им в угощенье.
Майя рассказывала о приведениях старинных лондонских особняков, о том, что зачастую это – неупокоенные души. Иногда они помогают её отцу раскрывать страшные преступления, совершенные в прошлом. Ведь Лайсерг – сильный шаман из знаменитого рода даузеров. В ответ на это, Лютовид высказал предположение, что род его матери, вопреки теории Дарвина, которую преподают в школах, произошел от волков. Обсуждая эту невероятную версию, они незаметно дошли до дома.
-Кстати, твои про тебя несколько раз спрашивали. – Кивнула Майе Дакия. – Пришлось вас прикрыть, так что, с вас причитается. Хлеба принесли?
-Какого хлеба? – Лют растерянно взглянул на сестру, вид у него был абсолютно счастливый.
-Оооо, - протянула Дакия и безнадежно махнула на них рукой. – Забей. Рута уже оладьев напекла.

Сладко потягиваясь, Рум приоткрыл заспанные глаза. Он лежал на кровати в комнате, которую занимал вместе с Теллуром и Лютом, когда жил дома.
За окном стоял солнечный день и весело носились друг за другом какие-то маленькие серые птички. Рум попытался вспомнить, как они называются – не смог. Голова была пуста, как кадушка из-под капусты, и думать ни о чем не хотелось. Должно быть от инъекции Фауста.
Но тут в противоположном углу комнаты хлопнула дверца тумбочки, и Рум понял, что он не один. И точно, на своей кровати сидел Лют. Он сосредоточенно рылся в небольшом железном сундучке, где обычно хранил всякий «нужный» хлам.
-Ну и здоров же ты спать, братец, - пробурчал он, вытащив, наконец, то, что искал – простую деревянную гребенку. - Теллур возле тебя сидел-сидел, уж, на что у него терпенье ангельское, и то плюнул и ушел.
Рум ничего не ответил. Прищурившись от солнца, заливавшего спальню, он продолжал наблюдать за братом. Лютик вел себя странно: отложив сундучок, он подошел к висевшему на стене небольшому зеркалу, снял с головы кожаный шнурок и стал …причесываться! Рум удивленно хмыкнул, такое с Лютовидом случалось редко, и только по большим праздникам.
-Разве я так долго спал? – зевнул Руммик. - Сколько времени?
-Полпятого, – отозвался Лют. Он, наконец, оставил попытки привести в порядок свои жесткие волосы, внимательно оглядел себя в зеркале и принялся соскабливать незаметное пятнышко с ворота рубашки.
-О, черт… - в досаде пробормотал он, видя, что пятнышко не поддается.
-Не ругайся, девушки этого не любят, - сказал Рум, поняв, наконец, причину его необычного поведения.
Лют мгновенно покраснел и бросил на Рума угрожающий взгляд.
-Ну ладно, ладно молчу! И не такой уж я соня – пень мы вытаскивали во втором часу дня, а сейчас только полпятого.
-Пень вы вытаскивали вчера. Мама просидела с тобой в гостиной остаток дня и всю ночь. Только утром отец уговорил её отдохнуть. Дядя Рен принес тебя сюда, а здесь за тобой присматривал Теллур, пока ему не надоело. Даже дядя Лайсерг один раз заходил, спрашивал, как ты себя чувствуешь. Уж хотели тебя будить.
Он промолчал о том, что сам не спал пол ночи, помогая матери. Лё читала всевозможные молитвы и заговоры против нечистой силы, чтобы не пустить в дом странный серый туман, настойчиво лезший с улицы в дверь и окна  гостиной. Лют втыкал в оконные рамы и притолоку длинные иглы, чертил по углам непонятные символы, а кто-то невидимый царапал стекла окон и зловеще скребся за дверью. С первым криком петуха все прекратилось, и мама отправила Лютовида спать.
-Вчера?! – Рум подскочил на кровати. – Какое сегодня число?!
-Двадцать седьмое, – пожал плечами Лют, не понимая реакции брата.
До Рума только сейчас дошел весь ужас положения – сегодня ночью надо будет уничтожить пояс, а у него еще ничего не готово.

К излучине реки Рум пришел уже за полночь. Он сел на берегу, достал из сумки пояс, с таким трудом украденный у матери, железный сундучок, без труда украденный у Люта, и трофейный скальпель.
Полная луна ласково серебрила струящиеся воды реки. Кругом стояла неестественная тишина, словно сама природа ожидала, чего-то страшно-непоправимого. Произнеся трижды латинское заклинание, Рум стал кромсать скальпелем ненавистный пояс, который шипел и извивался в его руках, точно живой!
Побросав куски кожи в сундучок, он закрыл его и хотел уже бросить в воду, как вдруг почувствовал на своем горле чьи-то ледяные пальцы.
Дыхание его перехватило, глаза стало заволакивать багровой пеленой. Рум выронил сундучок и попытался освободиться, но не мог вздохнуть. Могрим с быстротою молнии кинулся ему за спину, и полетели во все стороны обрывки серого плаща! Марко выпустил свою добычу, но сдаваться без боя не собирался – по искрящейся от ярости шерсти волка во всю гулял железный прут, раскаленный, будто только что из преисподней! Пытаясь  отдышаться, Рум упал на траву и еле дотянулся до сундучка, который, раскрылся, но к счастью не перевернулся. Внутри оказались клоки вонючей, темно-бурой слизи.
Рум захлопнул сундучок, накрепко запер и поднялся на ноги.
-Вот тебе последнее пристанище!
Марко замер, в отчаянии уставившись на своего убийцу. Рум показал ему это железное подобие гроба и зашвырнул как можно дальше в реку. Туда же полетел и ключ от замочка, запиравшего сундук. Марко с нечеловеческим воплем рванулся за ним и растворился в ночной тьме.
Оставшись вдвоем, друзья еще немного посидели на берегу, дыша ночным воздухом и приходя в себя после побоища. Начинало светать, когда они устало побрели домой.

Долгие проводы – лишние слезы… Но когда Рум уезжал с Дителами обратно в Лондон, он никак не мог расстаться с братьями и сестрами, долго прощался с отцом, не мог наговориться с мамой, наглядеться на неё, такую бодрую, помолодевшую и недоумевавшую, куда делся его драгоценный подарок. В день отъезда она ни на миг не отходила от Рума.
-Тревожно мне что-то. Нерадостно, – сказала Лё, когда уже пора было ехать в аэропорт. – Остался бы ты еще на денечек, а?
Лайсерг угрюмо покосился в их сторону. Алена не переставала гладить Рума по голове, заглядывать в лицо.
-Все будет хорошо, мама, – отвечал Рум, стараясь, чтоб его голос звучал как можно спокойнее. – Теперь все будет хорошо.
Силва обнял жену за плечи.
-Ну, что ты, мать. Не нагоняй тоску. Он ведь еще вернется.
Дител поискал глазами дочь, но её нигде не было. Стоя на заднем дворе за большой поленницей, Лютовид и Майя тоже никак не могли распрощаться. Лют держал её за руку и говорил в пол голоса, зачарованно глядя в глаза:
-Приезжай еще. Приезжай в мае, когда зацветет сирень.
Майя хотела что-то шепнуть в ответ ему на ухо, но, заметив Теллура, который с интересом наблюдал за ними из-за угла дома, лишь опустила глаза и покраснела. А Лют ничего не замечал.
-Мы вместе ходим в лес и собираем целые корзины сиреневых кистей. – Продолжал он. - Мама готовит из них какую-то настойку.
-И не какую-то, а от мозолей и натоптышей, – уточнил Теллур. Поняв, что его заметили, он покинул свое убежище и важно прошествовал мимо. – Неохота вас прерывать, но – время. Пора отправляться. – Добавил он, уходя.
Последний раз взглянув на Лютовида, Майя нехотя ушла за дом к провожающим. Отчаянно краснея под строгим взглядом отца, она наскоро попрощалась с остальными.
Дакия безнадежно качая головой, поглядывала на Руту, которая тщетно пыталась затолкать Руммику в рюкзак еще один пирожок с повидлом.

Рум, не переставал махать им рукой из окна машины, пока дорога ведущая, в город не скрыла родной дом за поворотом.
Лайсерг не спускал с Рума глаз всю дорогу. В аэропорту вышла небольшая заминка с документами. Против обыкновения, Лайсерг предоставил заниматься этим жене, а сам остался с Румом и детьми. Майя и Томас весело болтали, обсуждая подходившее к концу путешествие. Рум понуро сидел рядом с ними на длинной скамейке, стоявшей вдоль стены, и когда к нему обращались, отвечал не впопад, занятый своими невеселыми мыслями. Наконец все уладив, Айя вернулась.
-Поехали, – сказал Лайсерг. – Рум, пора. Что сидишь?
-Привыкаю к скамье подсудимых. – Буркнул Рум в ответ и нехотя поднялся.

В дверях полицейского участка Рум неожиданно остановился и оглянулся.
-Ты что? – нахмурился Лайсерг.
-Сейчас.
Рум не моргая, посмотрел на ласковое весеннее солнце: «Прощай, солнышко красное! Не видать мне больше ясного дня, не радоваться вместе с тобой…». Понуро трусивший за ними Могрим жалобно заскулил.
-Эх, дядя Лайс, - вздохнул Руммик. – Перед смертью не надышишся!
Он шагнул через порог, и тяжелая дверь полицейского участка закрылась за ними.

Следствие длилось не долго. Рум честно признался во всем, доказательства его вины были налицо. Правда иногда, забываясь, он упоминал в своих показаниях некоего Могрима, и у следствия возникло подозрение, что он покрывает сообщника. Но Лайсерг уладил это недоразумение, объяснив, что Рум был обращен своими родителями в особую веру – смесь христианства и язычества. Могрим – это тотемный зверь, волк покровитель их рода. Рум верит, что дух волка постоянно следует за ним и во всем ему помогает. Про Хлою и Зелела детектив предусмотрительно помалкивал.
Лайсерг, как и обещал, добился того, чтобы судебное заседание было закрытым. Но он знал, что кое-кто, если захочет, может докопаться до правды и предать её огласке. Чтобы этого не произошло, Лайсерг, скрепя сердце, отдал Айе визитку Нихрома и попросил её поговорить с ним.
Оказалось, что Нихром уже получил немало информации об этом деле из своих тайных источников и готовил сенсационный материал к выходу в печати. Но Айя попросила его не делать этого. Ей Нихром не смог отказать, и по одному из телеканалов прошел лишь коротенький репортаж о том, что преступник найден, но при задержании оказал сопротивление и был убит.
На суде Рум полностью признал свою вину, умолчав впрочем, о мотивах преступления, не желая впутывать в это родных, сказал только, что испытывал к убитому личную неприязнь.
Из посторонних, не относящихся к делу лиц в зале суда присутствовала лишь одна женщина в черном монашеском одеянии. За все время заседания она не проронила ни слова, только безотрывно смотрела на Рума и в глазах её стояли слезы. Рум знал, что это – Жанна, бывший духовный лидер Х-Судей, одинокая монахиня, у которой он отнял единственного в мире близкого человека. Её взгляд, полный невыносимого страданья жег убийцу, точно раскаленный прут, пронзивший сердце его жертвы.
Он рассказал обо всем, что совершил настолько подробно, что под конец заседания позеленевший адвокат не смог достойно выступить в прениях сторон. Когда же Руму предоставили последнее слово, он сказал, не смея взглянуть на Жанну:
-Мне очень жаль, что пришлось так поступить, но по-другому я никак не мог. Если бы подобная ситуация повторилась, я поступил бы точно так же. – И с надеждой посмотрев на судью, добавил. - Может, у вас смертная казнь предусмотрена, а?
Суд приговорил его к пожизненному заключению.

Сидеть в тюрьме оказалось гораздо тяжелее, чем Рум себе представлял. Он-то рассчитывал, что, отбывая наказание, сможет притупить чувство вины, избавиться от угрызений совести. Какое там! Дни напролет сидеть в тесной одиночной камере, погруженным в свои мысли было невыносимо. Он почти не спал из-за стоящей вокруг оглушительной звенящей тишины. Душу разъедала черная тоска, тоска по дому, родным, близким, тоска по вольному воздуху, бесконечному синему небу, живительному солнечному свету. Рум вырос в деревне на просторе и заточение в замкнутом пространстве переносил особенно тяжело. Он бесцельно слонялся по камере из угла в угол. Постепенно час за часом, день за днем внутреннее напряжение накапливалось и внезапно выплескивалось в безумных  приступах клаустрофобии. Тогда он начинал метаться, дико кричать, как загнанный зверь, в слепой ярости трясти решетку. Пару раз доходило до потери сознания и судорог.
Несколько дней Рум провел в тюремном госпитале.
Однажды, во время утреннего обхода врач сказал, что сегодня Рума покажут психиатру. Ближе к вечеру Рума отвели в процедурную.
-Вы не будете разочарованы. Чрезвычайно интересный случай, - говорил главврач, обращаясь к худощавой, небольшого роста молодой женщине. – Вот он, Полина Григорьевна.
Женщина откинула назад светлые, вьющиеся волосы и на шее её блеснул тонкий золотой обруч. Гладкошерстный рыжий кот в золотом ошейнике грациозно прыгнул к ней на колени и смерил Могрима неприязненным взглядом.
-Благодарю вас. А конвой может быть свободен. – Сказала она неожиданно низким, бархатным голосом.
-Но, как же? – удивленно развел руками врач
-Я хочу побеседовать с пациентом с глазу на глаз. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
Главврач пожал плечами и вышел, оставив Рума с ней наедине.
Руму приятно было поговорить с симпатичной девушкой. Он вежливо поздоровался и потянулся было к коту.
-Кис-кис. Ой, а можно погладить?
Но Могрим рванулся вперед перехватывая его руку: «Не трожь! Это на самом деле человек!». Рум недоверчиво посмотрел на него, но руку убрал. Ему показалось, что кот презрительно усмехнулся.
Узнав, что Полина Григорьевна – русская, Рум сразу проникся к ней доверием и стал рассказывать о доме, о родителях, об их укладе жизни, обо всем, что накопилось на душе.  И Руму было не важно, понимают его или нет, и что будет дальше – он радовался самой возможности высказаться! Полина внимательно слушала, иногда записывая что-то в блокнот.
-Моя мама тоже русская! – говорил он. - Знаете, она совсем простая женщина. У нее даже образования толком нет, но она по этому поводу не расстраивается. Она говорит: «Демон умен, да его Бог не любит!».
В этот момент шерсть у кота встала дыбом, он грозно зашипел. Могрим зарычал в ответ, загораживая собой хозяина. Полина отшатнулась от пациента, как от ядовитой змеи. Она злобно прищурила глаза, резко захлопнула блокнот молча встала и вышла из палаты. Замахнувшись на обидчиков лапой напоследок, кот побежал за ней.
-Я что-то не то сказал? - Рум удивленно посмотрел на Могрима. Тот пожал плечами, радуясь про себя, что эта странная парочка убралась. Больше Рум не видел эту женщину. 
Скоро Рум вернулся в камеру. Постепенно тревога и отчаяние уступили место глубокому безразличию. Теперь Рум часами сидел в углу, молча, глядя в одну точку. Он почти перестал есть, и порой ему едва хватало сил подняться на ноги.
Серьезно испугавшись за товарища, Могрим предложил: «Ты в себе не замыкайся. Я же здесь – поговори со мной. О чем угодно! И лучше вслух!». «А как же охранники? Услышат – решат, что я - ненормальный», - пожал плечами Рум. «Они и так думают, что ты – псих, - успокоил его Могрим. - Какое тебе до них дело?! Зато ты хоть собственный голос будешь слышать. Все не так одиноко…». С тех пор они вели долгие беседы обо всем на свете, иногда вместе сочиняли письма родным, и Руму становилось немного легче. «Опять этот чокнутый болтает сам с собой – говорили охранники, - Хорошо хоть больше не буянит!»

Был уже вечер, когда защелкали замки, дверь камеры открылась, и прозвучал голос охранника:
-Пачи, на выход!
Рум приоткрыл глаза и медленно повернул голову:
-Опять свиданка? – он страдальчески вздохнул. - Что им всем от меня нужно?..
Он с трудом поднялся, постоял, держась за стену и, когда головокружение немного отступило, устало пошел к двери.
Навстречу Руму из-за стола поднялся …отец. За спиной Силвы стоял Лайсерг.
Такого Рум не ожидал:
-Дядя Лайс, … ты же… обещал…
Лайсерг нахмурился:
-Он имеет право знать. Твои родные волнуются, и только Силва сможет их успокоить.
-У вас десять минут, – объявил охранник.
Силва же просто лишился дара речи. Он смотрел, смотрел и не мог узнать в этой тени человека своего сына, любимого первенца, надежду и опору семьи, неунывающего, полного жизни, прежнего Руммика.
Теперь Рум отчетливо напоминал узника концентрационного лагеря. Тюремная роба висела на нем мешком. По нему легко можно было изучать анатомию человека: кожа туго обтягивала шею, и при движении была видна работа каждой мышцы. На исхудалом лице с заострившимся носом запавшие глаза казались огромными, и от того еще более выразительными. Наверное, даже у тех несчастных военнопленных из лагерей смерти не было такого безнадежного, тусклого взгляда.
Тонкой, как щепка рукой Рум медленно откинул со лба отросшие спутанные волосы. Наполовину седые.
-Это неправда. – Силва с надеждой вгляделся в лицо сына, - СКАЖИ, ЧТО ЭТО НЕПРАВДА!
Рум потупился: «Он не верит…». Томас и Артур, навещавшие его раньше тоже не могли поверить.
-ЭТО ПРАВДА. – Рум спокойно и прямо посмотрел отцу в глаза.
На несколько секунд воцарилась тишина.
-Я подвел тебя, отец?
Силва тяжело вздохнул:
-Недели три назад мы с мамой ездили в больницу на проверку. Никакой раны врачи не обнаружили. Лё здорова. Нет, ты не подвел нас, сынок.
Рум зажал рот ладонью изо всех сил сдерживая слезы!
Немного наклонившись вперед Силва сказал в пол голоса:
-Если б я знал, что это ей поможет, я бы его сам прикончил. Серьёзно.
«Маньяков целая семья!» - подумал охранник, покосившись на посетителя.
-Может, есть способ его отсюда вытащить? Неужели ничего нельзя сделать?! – Обернулся Силва к Лайсергу.
Тот лишь угрюмо опустил глаза: «Что тут сделаешь? За свои поступки надо отвечать. Все по закону».
Силва нахмурился, глядя на Рума:
-Тебя, что здесь не кормят?
-Кормят здесь нормально. Он не ест. – Отозвался Лайсерг.
Рум укоризненно взглянул на Дитела и обратился к отцу:
-Дома не должны ничего знать, понимаешь?
Взяв его за руку, Силва сказал:
-Мама за тебя очень волнуется. Выручают только письма.
-Я пишу их здесь, - отмахнулся Рум. - Три первых написал еще на воле.
-Молодец.
-Знаешь, когда я их сочиняю, то представляю, как я мог бы жить, если бы ничего этого не произошло.
-Мы читаем их по вечерам, когда собираемся вместе на веранде. Вслух, по очереди.
-Значит теперь всё по-старому?!
-Да, – вздохнул отец. -  Не хватает лишь тебя.
-А вы вспоминайте меня. Вспоминайте меня прежним!
На плечо Рума опустилась рука охранника. Время вышло. Рум встал, тяжело опираясь на стол, прижал руку к впалой груди – сердце бешено колотилось. Он не знал, что сказать на прощанье, но вдруг вспомнил:
-Ой, подожди! – он полез за пазуху и достал оттуда темно-синий шелковый платок, подаренный когда-то Эдит. – Вот! Передай от меня Руте! Я знаю, он ей очень пойдет.

Вернувшись домой, Силва рассказал, что в Лондоне все нормально – Рум хорошо учится, все такой же беспечный и жизнерадостный. Самого Рума он, правда, не видел – тот сейчас проходит практику где-то на раскопках, но ему передали от него письмо, которое Лайсерг еще не успел переслать в Америку.
Рассказывая всё это, Силва старался не смотреть на Лё, тревожно ловившую каждое его слово.
-Да, чуть не забыл! – спохватился он, наконец. - Это тебе, - отец протянул Руте прощальный подарок брата.
Рута взвизгнула от восторга, схватила синий платочек, быстро повязала его на шее узлом пионерского галстука и с радостным: «Спасибо!», чмокнув Силву в щеку, ускакала к зеркалу.
-Руммика благодари! Это от него!
Алена углубилась в чтение письма. Беззвучно шевеля губами, она водила рукой по бумаге, словно пытаясь ощутить знакомое тепло, исходившее от строк, написанных любимой рукой. Вдруг на страницу упала едва приметная капелька.
Силва провел рукой по мягким Аленушкиным волосам. Лё взглянула на него – по её щеке пробегала мокрая дорожка.
Она рассеянно улыбнулась любимому и была в  этот миг так прекрасна, что Силва подумал: «НАМ ВСЕМ ЕСТЬ, ЗА ЧТО БЛАГОДАРИТЬ РУМА!»

Вечером, когда все в доме начали готовиться ко сну, Силва застал Теллура копошащимся в холодильнике. Это было странно – Теллур никогда не ел так поздно из-за своего слабого желудка.
-Да мы завтра с утра с ребятами на рыбалку собрались, - объяснил он отцу, - надо кое-что приготовить заранее.
-Только рыбачьте где-нибудь поближе, - предупредил Силва. - К излучине – ни ногой! Слыхал, что там творится?  За последний месяц уже три человека утонули! Да и ловиться в том месте стало непонятно что: рыба-не рыба, лягушки-не лягушки. Какие то мерзкие твари: глаза выпученные, лап – до черта, противные хвосты и кусаются больно!
Теллур распахнул глаза в притворном ужасе и пообещал, что ноги их там не будет. Успокоенный этим Силва пошел спать. Откуда ж ему было знать, что Теллур, с роду не любивший рано вставать, собрался на рыбалку именно из-за этих «мерзких тварей», о которых в последнее время ходили легенды среди мальчишек.
За каких то два месяца знакомая с детства спокойная излучина реки превратилась в гиблое место, смертоносный омут, населенный нечистой силой и разными чудовищами. «На что же они ловятся? – сомневался Теллур между сырым мясом и вареными макаронами. - Интересно, как они устроены внутри? Надо не забыть ножик, вскрою – посмотрю…»

Между тем Силва поднялся на второй этаж. Проходя мимо спальни девочек, он услышал голос Алены, немного приоткрыл дверь и увидел вполне обычную картину.
Лё сидела на краю постели Руты, поглаживая доченьку по растрепанной рыжей головке, и тихо мурлыкала колыбельную, а накрытая до подбородка одеялом Рута блаженно жмурилась, засыпая.
Эту колыбельную Лё часто пела детям. Силва слышал её много раз, но сегодня песня звучала как-то особенно, пронизанная светлой, но безнадежной печалью. Что-то было не так. Силва прислушался. Ах, да – слова были другими!
Устремив в пространство грустный взгляд, и немного покачиваясь в такт мелодии, Лё напевала:

Наши дети не родятся
Для бессмысленной вражды.
Наши дети не годятся
Для печали и нужды.

Ты катись, катись колечко –
Наших деток не калечь…
Пусть не гаснет в храме свечка,
Чтобы души их беречь1

Небольшой ночничок тускло освещал уютную комнатку, и на тумбочке возле кровати лежал любовно свернутый синий платочек…

Казалось, в эту ночь на всей земле царили тишина и покой. Даже за много километров отсюда во мраке тюремной камеры обессиленному узнику удалось, наконец, задремать. Он спал и не слышал, как бесшумно скользил по его тесному жилищу оборванный  край серого плаща, приближаясь к нему все ближе и ближе… «Если есть те, что приходят к тебе, найдутся и те, что придут за тобой»2.
Неподвижную тюремную тишину вдруг разорвал жуткий крик отчаянья и ужаса! Он прокатился по тюремным коридорам, перебудив заключенных и встревожив охранников. Никому из них не приходилось раньше слышать такого леденящего душу звука. Оборвался он так же внезапно, как и возник, и больше ничто не прерывало звенящую тишину властвовавшей над миром ночи.

КОНЕЦ.

Послесловие.

Человек в белом халате вышел из тюремного морга. Устало прислонившись к стене, он стянул противно чавкнувшие окровавленные перчатки, достал из кармана пачку сигарет и прислушался. Уже вторую ночь из парка, находившегося неподалеку, доносился протяжный тоскливый вой. Вот и сейчас в уши противно лез этот звук. Врач-патологоанатом тряхнул головой, отгоняя его. «Хоть бы перестреляли этих бродячих собак. Скоро по парку ходить опасно будет», - подумал он.
Через минуту, дверь вновь отворилась и второй врач присоединился к товарищу. Он был чуть ниже своего напарника и шире в плечах.
-Закуривай, - высокий протянул другу сигареты.
-Спасибо, Джеф. Что ты думаешь об этом? – широкоплечий кивнул на дверь, ведущую в морг.
-Астения. Нервное истощение. Сердце остановилось. Не выдержало. А вообще, - Джеф задумчиво покрутил в тонких пальцах дымящую сигарету, – вообще интересный случай…
Его напарник пожал плечами:
-Что в нем интересного? Труп как труп.
-Ну не скажи, Уотт. Ты обратил внимание на его сердце? Парень был еще молод – телу по всем показателям около двадцати лет. А вот сердце… - Джеф поднял указательный палец. - Сердцу не меньше восьмидесяти!
-Да ладно! – опешил Уотт.
-Поверь мне, я знаю, что говорю. – Задумчиво произнес Джеф.
-Пойду, взгляну. Как это я мог не заметить?
Озадаченно качая головой, Уотт скрылся за дверью, а Джеф еще долго курил в коридоре. Снова прислушавшись к доносившейся из парка песне боли и черной тоски, он рассеянно подумал: «Больше похоже на волчий вой. Вздор, откуда бы здесь взяться волку? Невозможно». Но что-то подсказывало ему, что в этом мире возможно ВСЁ.

1. Вероника Долина
2. Наутилус Помпилиус «Скованные одной цепью»