Shaman Kingdom Forum

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Shaman Kingdom Forum » Библиотека фанфиков » Триллер


Триллер

Сообщений 1 страница 25 из 25

1

Название: Триллер
Авторы: Лё-чан, Айя-тян
Бета: Айя-тян
e-mail (соответственно): Asurdis09@yandex.ru , Marike09Aya@ya.ru
Жанр: здесь присутствуют элементы разных жанров: Angst, Romance, Humor, Hurt/Comfort, AU, Darkfic, ОС
Рейтинг: PG-13 /T/
Статус: закончен
Дисклеймер: все персонажи Хироюки Такеи принадлежат Хироюки Такеи, все придуманные нами персонажи принадлежат нам.
Содержание: "О несчастных и счастливых, о добре и зле, о лютой ненависти и святой любви..."
Предупреждения: ООС. Некоторые герои Хироюки Такеи, возможно, не в характере: с окончания Турнира Шаманов прошло 20 лет – со временем люди меняются.
От авторов: выражаем сердечную благодарность Хироюки Такеи за великолепные крылья, подаренные, нашей фантазии; М Задорнову и Н. Фоменко за помощь в раскрытии черт характера персонажей; всем авторам, из произведений которых взяты некоторые фразы и сценки; а так же Птице Сирин, Hoakat, Мефистофелю, Kat, Марике Сью за ценные советы.

Триллер

Здесь смерть жжет костер – ты вдыхаешь дым!

Зов крови!
Ястребиное зренье – человечьи глаза!
Зов крови!
Разгорелись поленья – не вернуться назад…1

1. ОСКОЛКИ МИРА
Было обычное майское утро. Хотя нет, конечно, необычное! Шутка ли – конец учебного года на носу. За столом к завтраку собралась многочисленная семья Силвы. Дети, растревоженные майским солнышком, бойко сметали, всё, что было в тарелках, изредка перекидываясь шутками и кусочками еды. Мать возилась у плиты. Отсутствовал только глава семьи – позавтракал раньше всех и ушел на работу.
Рум (вообще-то его полное имя было Гидраргирум, но об этом редко вспоминали) – первенец, краса и гордость родителей – почти точная копия Силвы, унаследовал от матери лишь большие лучистые карие глаза и веселый нрав. Он, как всегда, закончил есть первым, но вставать из-за стола явно не собирался – поглядывал в тарелки братьев и сестер: кто что не доел.
Справа от него сидели Евдокия и Лютовид, настолько непохожие друг на друга, насколько это возможно у брата с сестрой. Жена Силвы Алена Игоревна в девичестве Тихомирова родилась и выросла в глухой сибирской деревушке, затерянной среди бескрайних таёжных лесов. Она подарила своим детям старинные русские имена, трудные для произношения здесь в Америке. Поэтому двойняшек называли просто: Дакия и Лют.
Черноглазая смуглянка Дакия явно принадлежала племени пачи. Эта стройная, высокомерная красавица в свои пятнадцать лет уже была причиной многочисленных разборок между парнями.
Лют напротив, был коренастым, широкоплечим угрюмым молодым человеком. Сверстники его недолюбливали за молчаливость, о девушках и говорить не приходится – обходили за три версты, пугаясь тяжелого взгляда больших серых глаз. Глядя на его нос-картошкой и копну вьющихся волос соломенного цвета, Аленка ни раз изумлялась: «Ну, вылитый мой отец!».
Мать Алены умерла, когда дочери был месяц от роду. Человеческую девочку вскормила своим молоком дикая волчица, и волки любой части света считали Аленушку своей «молочной сестрой». За неё они готовы были порвать в клочки любого, и она в свою очередь помогала «лесным братьям» чем могла.
Лё (так для краткости называли Алену друзья) являла собой образец типично русской красоты – высокая, статная. Её крепкая стройная фигура дышала неистощимой энергией. Сильные руки, с детства привыкли к любой работе: от стирки, уборки и переноса тяжестей, до вязания нежных, узорчатых шалей из тончайшей пряжи и хирургических операций, требовавших ювелирной точности движений.
Когда-то в молодости, до замужества Алёна заплетала свои богатые русые волосы в две тугие косы. Каждая толщиной в руку, они спускались до пояса и оканчивались тяжелыми конусами из бисера, прятавшими кончики. Теперь же они были аккуратно уложены огромным пучком ниже затылка. На её живом чуть курносом лице горели звёздами большие светло-карие глаза, поразившие во время турнира шаманов не только Силву.
Сидя за большим обеденным столом, Лют сосредоточенно жевал, ни на что не обращая внимания, видно прикидывал, что надо сделать по дому, вернувшись из школы.
- Рум, ну когда ты уже повзрослеешь? – с презрительной усмешкой вздохнула Дакия.
- Должно быть, в раннем детстве Руммика недокармливали – в результате развился определенный комплекс, последствия которого налицо и сейчас, – с видом знатока Теллур мгновенно сделал заключение о психическом здоровье старшего брата. Будучи на три года младше Люта и Дакии, он уже неплохо разбирался в традиционной и народной медицине.
- Мама, ты опять даешь Теллуру читать на ночь твой медицинский справочник? «Последствия налицо и сейчас»! – мгновенно отозвался Рум.
- Мам, а почему в этом справочнике вырваны страницы с оглавлением? – десятилетняя Рута шмыгнула веснушчатым носом. Она была последним ребенком в семье и уродилась, как ни странно, ни в мать ни в отца – этакое рыжее неугомонное солнышко с двумя коротенькими веселыми косичками.
- Как-нибудь расскажу. А сейчас живо доедайте и – в школу! – отозвалась Алена, оглянувшись на своих разношерстных птенцов (ах нет! скорее – волчат!).
Дети по одному вставали из-за стола и с вежливым «Спасибо!» подхватывали сумки с книгами. Рум подобрал с тарелок все, что там осталось, и печально вздохнул, поняв, что не наелся. Но задерживаться некогда, опаздывать нельзя: впереди у него не просто конец года – выпускной!
- Идите, я догоню, – крикнул им вдогонку Лют. - Давай я, - обратился он к матери и, не дожидаясь ответа, поставил на плиту большую, тяжелую кастрюлю с бульоном.
- Спасибо, Лютик. Иди – опоздаешь, – вздохнула Лё. Минуты через две она выглянула в окно и проводила взглядом пятерых детей, весело шагающих по тропинке в деревню. Она ждала шестого…

В этот день Рум вернулся из школы раньше, чем планировал. С репетиции выпускного вечера брата сорвала Рута. Тот было заартачился, но, увидев страх, в глазах сестры, мигом прекратил сопротивление, схватил свою потертую джинсовую сумку с учебниками и поспешил домой. Могрим, крупный серый волк – дух Руммика шагал рядом с товарищем, беспокойно поглядывая на «маленькую», как ласково называл Руту.
- С мамой что-то случилось – ей вдруг стало плохо, она пошла в лес и не велела за ней ходить, - тараторила по дороге девочка, стараясь приноровиться к быстрому шагу брата, - Теллур за папой пошел, Лют с Дакией дома…
В доме было тихо. Непривычно тихо. Не было слышно маминых шагов или её шутливых пререканий с духами. Смолкло даже радио, настроенное почти всегда на русскую волну. Руммик вошел в прихожую и остановился, увидев Дакию, старательно смывавшую с дощатого пола…какие-то темно-красные пятна. Рум похолодел. Дакия метнула на него сердитый взгляд исподлобья: не спрашивай, мол, сама ничего не знаю…
Вечером из леса прибежал волк, потянул Силву за собой. Рум остался в доме за старшего. Пождав до половины одиннадцатого, он отправил всех спать. Они не слышали, как вернулись родители, не слышали сдавленных рыданий матери, никогда до этого не плакавшей, ласкового шепота Силвы, пытавшегося утешить жену. Ребенка не стало.

Утром, не смотря на все отговорки и причитания Алены, её увезли на «скорой» в больницу. Кровотечение не прекращалось всю ночь, но Лё скорее бы изошла кровью в лесу, чем обратилась к врачу. Вот и сейчас она отчаянно цеплялась за руки мужа, видя в нем единственную защиту, и Силва поехал с ней. Рума хотели, было оставить дома, но тот убедил отца, что Лют вполне справится с младшими.
Они с Силвой просидели в больничном коридоре целый час, прежде чем врач – пожилой коренастый человек с крепкими узловатыми руками вышел из палаты и позвал их в свой кабинет. В этой просторной светлой комнате противно пахло лекарствами. Именно лекарствами, а не душистыми настоями трав и кореньев, которыми Лё прогоняла болезни родных и знакомых. Рума передергивало от больничного запаха, от этих белых халатов, от безразличных лиц врачей и медсестер, привыкших к чужой боли. По их пустым глазам было видно – они давно разучились сочувствовать, чужое горе для них – обычное дело. «Нет, не может быть, чтобы ЗДЕСЬ возвращали людям здоровье! Скорее наоборот». Силва и вовсе не находил себе места. Нервно потирая руки, он ловил каждое слово врача.
- М-да, положение тяжелое, но стабильное. Это ваш сын?, - Силва настороженно кивнул, - А сколько вообще у неё детей?
- У нас пятеро, - отозвался Силва севшим голосом.
- Ну-у, тогда удивляться нечему! Не буду утомлять вас медицинскими подробностями. Организм порядком изношен. Застарелая внутренняя рана внезапно открылась и спровоцировала выкидыш. К тому же она потеряла много крови. Почему вы сразу не вызвали «скорую»?
- Доктор, она, что, больше не сможет иметь детей? – спросил.
- О чем вы говорите! – возмутился врач, -  ЕЙ ЖИТЬ ОСТАЛОСЬ – ГОД! ОТ СИЛЫ ПОЛТОРА!
У Руммика перехватило дыхание: «МАМА! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!». Голову будто обдали кипятком! Силва стоял, как громом пораженный.
- Неужели ничего нельзя сделать? - спросил он спустя несколько мгновений.
- Боюсь, что… - развёл руками врач, - Но сейчас кровотечение остановлено, завтра приходите её навестить. Денька через три заберете.
Силва молча развернулся и, вышел из кабинета. Рум на негнущихся ногах поплелся за ним. В коридоре он остановился, заглянул отцу в глаза.
- Это не правда. Мы заберем её отсюда, покажем другим врачам, они найдут средство ей помочь, и…
- Я конечно поговорю, но… Мать ни за что не согласится. Она сюда то шла, как на расстрел. В каждом белом халате она видит Фауста.
Какое-то время они сидели молча в коридоре на скамейке, для посетителей. Наконец Силва вздохнул:
- Так, иди домой, смотри там за порядком. Я останусь. Завтра, часов в десять приходи проведать. Пусть Дакия что-нибудь приготовит – здесь наверняка отвратительно кормят. А про мамин диагноз никому не слова. Понял.
Рум, закусив губу, кивнул головой. Он больше не мог сдерживать слёзы. Силва обнял его, крепко прижал к себе. Рум вздрагивал всем телом. Отец не находил слов, чтоб его утешить.
- Иди, - сказал он, наконец, - Иди домой. Да смотри не кисни, чтоб остальные не догадались, – Силва серьёзно взглянул на сына, - Держись, Гидраргирум. Держись, ты – мужчина.
Когда Рум, размазывая по щекам слёзы, шёл по больничному коридору, ему казалось, что мир вокруг рушится, разлетаясь на миллион больно ранящих осколков.

Утром следующего дня Силва заглянул к Лё в палату. Здесь было еще четыре места, но занято только одно из них. Пожилая женщина, сидевшая на ближней к двери кровати, молча поднялась, поглядев на Лё, скорбно покачала головой и вышла. Койка Алены стояла в дальнем углу у окна, за которым ласково светило майское солнышко. Листья деревьев перешептывались под легким ветерком. Лё лежала, и смотрела туда, на волю. Силва присел на край постели, тронул жену за руку. Она молча повернулась к нему: бледная, как смерть, под глазами синие круги, тяжелая тугая коса сбита на сторону, растрепана.
- Ну, как ты, родненькая? - спросил он полушепотом.
- Как я? – она слабо пожала плечами, - Детей у нас больше не будет, вот что.
- Ты говорила с врачом? – Силва весь напрягся: неужели тот сказал ей ВСЁ?!
- А что с ними говорить – я чувствую, я знаю. – Лё подняла на него потухшие глаза, - Забери меня отсюда, иначе я сама уйду.
- Ну, что ты! Тебе надо немного окрепнуть. Денька через три тебя выпишут. Ты же сама больницу держала, должна понимать, - улыбнулся он, пытаясь её отвлечь.
- Сравнил, - отрезала Алёнка. Силва мгновенно смолк: действительно, сравнил её больницу с этим гадюшником!
Лё озадаченно нахмурилась:
- Что же со мной не так?
- Доктор сказал, какая-то старая травма, - как можно непринужденнее объяснил Силва, - Ты могла её получить еще до свадьбы, лет двадцать назад, но теперь уже все позади, ты идешь на поправку, все будет хорошо…
- Двадцать? Это когда ещё шёл турнир, что ли? - она лихорадочно перебирала в уме события того времени. Вдруг глаза её широко распахнулись, лицо исказилось, - Марко!
- Что?
- Марко! Там, на берегу! Он тогда меня ударил! - голос её сорвался на крик и утонул в рыданиях. Лё задрожала, забилась в руках мужа, - Да что ж я ему сделала?! Да за что ж он меня так?!
- Мама! Кто такой Марко?
Лё с Силвой разом обернулись: на пороге в белом халате стоял Рум.
Алена зажала рот ладонью, уткнулась в родное плечо и плакала, горько и долго…

Через несколько дней Лё вернулась домой и все, вроде бы, снова наладилось. Только Силва стал еще внимательнее относиться к жене, оберегать её от всякой работы. Раньше она отмахивалась от такой заботы, но теперь отвечала ему лишь ласковой улыбкой, больше не плакала, чтоб не вгонять в тоску родных.
Как-то теплым весенним вечером, когда они были вдвоём с Силвой на кухне, услышав очередное: «Не поднимай – тяжело», она серьезно взглянула мужу в глаза. Силва запнулся и поспешил объяснить:
- Ты еще не совсем здорова, надо поберечься, и…
- Да будет тебе, - грустно улыбнулась она, - я все знаю – теперь мне недолго осталось.
Силва побледнел:
- Кто тебе сказал такую чушь? - хмыкнул он с напряженной улыбкой.
- А то я не чувствую, - спокойно развела руками Лё. Силва открыл было рот, чтобы возразить, но она твердо перебила: - Сколько Бог даст, столько и проживу, - положила голову ему на плечо и тихонько зашептала: - Ты, главное, к детишкам нашим повнимательнее, чтоб достойными людьми выросли, жили в мире, согласии, пользу другим приносили. Что ещё человеку-то нужно…
Вдруг она отстранилась и, держа вытянутыми руками его за плечи, озорно улыбнулась – глаза заблестели как раньше:
- А ты не вешай нос! Буду жить, держаться, лечиться – Господь милостив! Жизни надо радоваться: глянь, какой вечер хороший! Пошли на веранду…

1.Мельница «Зов крови»

Отредактировано Мефистофель (2012-02-06 22:11:26)

2

Так-с...
Да, я обещала отзыв, но я так же предупреждала насчет критики.
Вот собственно и она:

- Честно говоря, я не вижу острой необходмости вводить в ШК персонажей из Сибирской глубинки. Сама тут живу и знаю, что тут мало чего хорошего водиццо)))

- Поаккуратнее с медицинскими сценами. Я нашла в них туеву кучу неточностей.

- Советую найти еще и бету-ридера, ибо есть двусмысленные предложения.

Полукритика:

- Все же тема "n лет после окончания турнира" уже бойан, но если уж пишите, вносите что-то совсем уж новое.

- Осторожнее с новыми персами - Мери Сью никому не нужна.

Раздача пряников:

- Видно, что Вы старались над фиком, старайтесь больше. Есть интересные идеи, главное - правильно их подать.

Удачи в дальнейшем, ждите остальных мнений.

3

Это необычно, это нестандартно, это нежно, это хорошо! Прекрасно! Ве-ли-ко-леп-но! Даже не смотря на мелкие погрешности.
Задумка о детях, разумеется, была использована не раз, но так её ещё никто не подавал! Оригинальный, искренний текст. Мне нравится, что вы общаетесь с читателями, это так приятно!
И тепло ощущать приятно. И видеть, что пишут люди ещё про семьи, про любовь, про настоящую любовь.
Я прослезилась. Отношения между Лё и Силвой... Да мне бы такого мужа! Да мне бы такого красавца, умничку, чтобы заботлив был. Для многих подобный расклад, как выражаются, "боян", но тема любви всегда актуальна! Приятно, что не про убийства массовые, не про насилие над детьми, а про чистые отношения! Как бы хотелось, чтобы они сохранялись на протяжении всего фан-фика!
Как светло! Вот я сижу тут в полумраке, а вдруг комнату озаряет яркий свет тепла и доброты. Мне нравится! Мне нравится, что здесь показаны характеры. Как легко это читается! Как много мыслей, и не удается высказать все.
Я люблю. Я действительно люблю вас, автор! Творите дальше, творите, пускай даже если кому-то ваше творчество придется не по душе, пишите, продолжайте вкладывать свои чувства!

... Я всегда трепетно относилась к подобным рассказам. Простите, что обращаю внимания только на людские чувства, а не на само развитие событий. Просто это привлекло меня более всего. Спасибо, спасибо большое!)))))))))))

4

А теперь смотря на все остальное.
Я вижу, не всё будет так положительно, как казалось... Ну, впринципе, дай Бог здоровья героям!

5

БОЛЬШОЕ СПАСИБО за отзывы! :rolleyes: Обязательно учту Вашу справедливую критику, Марика, непременно буду работать над собой и своими персонажами.
Shigga, Ваше сообщение согревает мне сердце! :)  Увы, без негатива в фанфе не обойдется (об этом говорит само название). А писать романтику я просто ОБОЖАЮ и к этой теме в "Триллере" вернусь еще не раз! Постараюсь Вас не разочаровать ~blush~

6

2. В ЛОНДОН
И вот миновали школьные экзамены, «отгремел» выпускной бал. Пора было подумать о дальнейшей учебе Руммика. Силва связался с Лайсергом Дителом – давним другом их семьи, когда-то тоже принимавшим участие в турнире шаманов, а теперь жившим в родном Лондоне с женой Айей и двумя детьми: Майей и Томасом. Лайс, что называется без разговоров согласился принять их в своей лондонской квартире и помочь с выбором вуза.
Собрав внушительный багаж, состоявший в основном из гостинцев для Дителов, Аленка перекрестила мужа с сыном в дорогу:
- С Богом. Приглядывай за ним, - напутствовала она Силву, - А ты веди себя прилично! От отца – ни на шаг! - это относилось уже к Руммику.
- Обижаешь, мама! Всё будет – ОКеюшки! - весело отозвался тот.
Мать, улыбнувшись, погрозила ему пальцем:
- Ох, смотри! Знаю я тебя!
Стоя на веранде она ещё долго смотрела им вслед. Рум шагал рядом с отцом, весело болтая и часто откидывая назад свои непослушные черные волосы. Долговязый, худощавый, даже скорее жилистый, он был не таким широкоплечим, как Силва, но всё же унаследовал от отца его гордую, величественную осанку.
Стоявший рядом с матерью Теллур обнял её за талию. Этот худенький нескладный, болезненного вида мальчик выглядел младше своих двенадцати лет.
- Когда я закончу школу, то тоже поеду за границу – учиться на врача, – он поднял на мать свои большие, пронзительные синие глаза.
Лё присела на корточки рядом с ним:
- Хорошо бы. Но давай пока не будем загадывать – сейчас хоть бы Руммика пристроить, а там видно будет…
Но она тревожилась напрасно – доехали без происшествий, если не считать небольшого переполоха в самолёте, когда уже в воздухе Руммик довольно громко поинтересовался у отца, когда их самолет начнёт разваливаться и почему им до сих пор не выдали парашютов. С историей последнего турнира шаманов Рум был знаком хорошо.

Они были радушно встречены в чужой стране, как дома. После родной маленькой деревни Добби Лондон показалась Руму гигантским муравейником.

Когда-то Лё с Силвой были приглашены на свадьбу Айи и Лайсерга. Подумав, решили взять с собой и старшего сына. Руммик, которому тогда шёл пятый год, сначала отказывался, но мама сказала невзначай, что на свадьбе будет дядя Рен. Наследник клана Тао в прошлом имел счастье воспитывать Алёнкиного первенца в течение целой недели и с тех пор ставший для него настоящим кумиром. Руммик мгновенно переменил своё мнение, и дал «цестное-плицестное» слово вести себя хорошо.
Хорошее поведение Руммика тогда испытали на себе многие гости, да и «молодых» он вниманием не обошёл. И не для всех его милые шалости прошли бесследно. Например, Фауст, с которым Руммик особенно дружил, не выдержал такой дружбы и, опасаясь за своё душевное здоровье, уехал от Дителов первым. Их с Элайзой отъезд скорее напоминал паническое бегство.
Видя все это, Силва молча злорадствовал! Он поссорился с Фаустом еще во время турнира. Дипломированный врач не мог спокойно смотреть на то, что мед. пункт в Добби пачи доверили какой-то русской деревенской травнице – Лё, не имевшей даже среднего медицинского образования. А главное – эта девятнадцатилетняя сибирячка с помощью практически одних только травяных настоев прогоняла болезни любой степени тяжести! Это подрывало врачебный авторитет Фауста, он рассматривал Лё, как конкурента, и частенько нелестно о ней отзывался. Силва, который, еще толком не осознавая этого,  рассматривал Лё, как свою невесту, не мог спокойно это слышать. Тогда дело едва не дошло до открытого столкновения. Алена с Элайзой во время разняли ребят. Но и по прошествии стольких лет Фауст и Силва не упускали случая, не явно, так косвенно насолить друг другу.
Лайсерг уговаривал бывшего некроманта погостить у них ещё немного, но в ответ, сильно постаревший за последние дни Фауст, замахал на него трясущимися руками: «Что ты?! Что ты! И не проси! Меня пациенты ждут!».
Свадьбу праздновали в загородном доме Лайсерга, так что Лондона Рум тогда толком не увидел, зато много времени проводил на свежем воздухе в дубовой роще, раскинувшейся неподалёку. Через неделю после того, как Силва с женой и сыном вернулись домой, из Англии пришло письмо, в котором Лайсерг сообщал, что у них с Айей всё хорошо. А вот соседи в панике, уверенные, что Собака Баскервилей – не вымысел Конан Дойла. Она, мол, вернулась, и теперь шастает в ближайшем лесу. На вопросительные взгляды родителей Руммик пожал плечами: «Ну подумаес, одолзыл Фланкенстейна у дяди Фауста. Покататься».

Глядя теперь в окно автомобиля, на котором Дител приехал за ними в аэропорт, Рум с замиранием сердца думал: «Это тебе не деревня Добби, где все друг друга знают! Неужели мне предстоит жить в этом огромном городе». И вздрагивал от восторга и страха.
Квартира Айи и Лайсерга оказалась просторной, в три этажа, с небольшим камином в гостиной. Камин пришелся как раз, кстати, потому, что Рум оделся не по лондонской погоде и изрядно промочил ноги. Здесь его тоже поджидало немало сюрпризов, в частности масса хитроумной бытовой техники. Дома у Силвы из электроприборов имелись только лампочки, радио и холодильник (правда очень большой и всегда набитый разными лакомствами, Рум часто говорил, что не будь там так холодно, он бы, наверное, в нём жил). Такой своеобразный порядок в их доме завела хозяйка – Лё напрочь отказывалась признавать достижения технического прогресса.
Из всех незнакомых предметов Руму больше всего приглянулся у Дителов маленький приборчик, стоявший на кухонном столе. И Рум с присущей ему смекалкой решил использовать его немного не по назначению. Войдя на кухню, Айя была немало удивлена, когда из тостера неожиданно выскочили…обувные стельки.

На следующее утро поинтересовались условиями приема и стоимостью обучения в нескольких вузах, в некоторые даже заехали. Шагая рядом с Лайсергом по коридору одного из них, Силва сокрушенно качал головой:
- Нет, тут сумасшедшие расценки. Нам не по карману.
Тогда Лайсерг предложил материальную помощь, но Силва и слышать об этом не хотел.
- Спасибо конечно, но у тебя самого двое детей. Что ж мы тебе ещё и нашего оболтуса на шею повесим?
Рум, понуро опустив голову, плелся вслед за ними: «Неужели ничего не получится? Объехали уже три института и везде одно и то же – поступление на исторический факультет стоит очень дорого».
Он остановился и обвел печальным взглядом пустой коридор. Его внимание привлёк большой стенд, висевший на стене. «Кафедра философии и психологии» - под этим заголовком были размещены фотографии преподавателей. Одна из них почему-то заинтересовала его больше остальных. С этого фото на Рума смотрел мужчина лет сорока пяти. Светлые волосы, правая бровь рассечена небольшим шрамом, пронзительный взгляд холодных голубых глаз, немного прищуренных за прозрачными линзами очков. На тонких бледных губах застыла надменная ухмылка. Не будь её, и это лицо, пожалуй, можно было назвать красивым, но сейчас оно производило отталкивающее впечатление.
- Рум, ну где ты там? – позвал Силва. Увлекшись беседой, он с Лайсергом тем временем дошёл до входных дверей, - Не отставай! Поехали дальше.
Рум поспешил к ним, так и не прочитав имени того преподавателя.
Побывали ещё в двух институтах, и только в третьем им всё же повезло – нашли приемлемое сочетание цены и качества. Тут же, несмотря на протесты Лайсерга, предлагавшего Руму жить в их квартире, уладили вопрос с общежитием. Силва был непреклонен:
- Общежитие придает человеку самостоятельности, а это отвлекает от глупостей.
Усталые, но довольные, они поспели как раз к ужину, заботливо приготовленному Айей.

Переехав в Лондон, Рум первое время скучал по дому. Но вскоре студенческая жизнь захлестнула его своим водоворотом, и скучать стало некогда. Он с интересом брался за новые предметы, на занятиях строчил лекции быстрее всех, одновременно успевал задавать каверзные вопросы преподавателям, жадно «поглощал» книги. И к концу первого семестра библиотекари, (и не только институтские) узнавали его и тяжело вздыхали: Руммик явился – теперь покоя не будет, придется лазить по всем стеллажам, отыскивая ему нужную книгу. И не одну! А когда библиотека закрывалась, выгонять этого студента чуть ли не силой. К тому же во время сессии – ещё и отыскивать его по вечерам в каком-нибудь укромном уголке библиотеки, где он мирно спал, положив голову на пожелтевшие от времени страницы и долго, настойчиво будить, прежде чем Рум соизволит разлепить глаза и, сладко потянувшись, спросить, который час.
Дителы не забывали его, часто звали в гости, помогая смириться с тоской по дому. От их приглашений Рум никогда не отказывался: обсуждал с Лайсергом новости криминального мира, а в конце беседы выпрашивал почитать очередной детектив из его библиотеки.
Кроме того, он неплохо ладил с их дочерью Майей, кроткой, застенчивой девочкой с удивительно лучистыми изумрудными глазами и такого же цвета волосами (вся в отца) почти всегда завязанными в два коротких хвостика чуть ниже прелестных маленьких ушек. Робко поздоровавшись с Румом, она мучительно краснела и спешила на кухню – помогать матери, или скрывалась в своей комнате на втором этаже под предлогом, что ей надо делать уроки. А уж с её братом Томасом – неутомимым искателем приключений они быстро стали друзьями не-разлей-вода!
Несмотря на внешнюю несхожесть (смуглый, черноволосый Рум составлял резкий контраст с голубоглазым блондином Томасом) эти двое, что называется, сошлись характерами. Оба дерзкие и отчаянные, они бесстрашно пускались в многочисленные (в основном довольно безобидные) авантюры, многие из которых заканчивались на удивление успешно. Бывали, конечно, случаи, когда Фортуна отворачивалась от ребят, и тогда Лайсергу приходилось забирать их из очередного полицейского участка, принося коллегам по цеху тысячу извинений.
- Драть тебя не кому! - восклицал Дител, надеясь, с помощью поговорок Алены, достучаться до совести её сыночка, - А вот, тебя – есть кому! – оборачивался он к своему отпрыску.
Лайсерг никогда не поднимал на него руку, но всё же его слова звучали довольно внушительно. Видя такой поворот дела, Руммик тут же брал на себя всю ответственность за случившееся. Томас не мог допустить такой несправедливости, и, перебивая товарища, принимался доказывать отцу, что именно он, Томас, во всём виноват! Рум был с ним категорически не согласен! Эта «очная ставка» вскоре надоедала Лайсергу, он, морщась и страдальчески вздыхая, махал на них рукой и уходил, оставляя приятелей еще долго спорить и препираться между собой.
Рума неодолимо тянуло к Дителам еще одно обстоятельство – тётя Айя исключительно готовила! Для неё визиты Руммика были своего рода испытанием – стряпать приходилось в два раза больше, чем обычно. Голодный студент мигом сметал всё со своей тарелки и просил добавки. Покончив с ней, терпеливо ждал, когда старшие встанут из-за стола. И если Томас всё еще размазывал по тарелке свою порцию, Рум, глухо бормоча: «Хватит есть – фигуру испортишь…», тянул его тарелку к себе. Завязывалась веселая потасовка, и Майя обеспокоено шикала на ребят, чтоб они перестали, наконец, кидаться овощами, и помогли убрать со стола.
Рум объяснял: «У меня просто повышенный метаболизм. Это когда организм всё быстро усваивает, и остаётся чистая энергия. Я её быстро расходую и опять зверски хочу есть. Мне так Теллур объяснил. Говорит, что по этому я такой худой». При всём уважении к метаболизму Руммика ложиться спать на голодный желудок Томасу было не по душе. После двух-трёх «званных ужинов» он научился есть гораздо быстрее.
Лё регулярно писала сыну длинные письма, почти всегда начинавшиеся словами: «Ну, как ты там, моя сиротиночка?…». Рум по многу раз читал и перечитывал каждое её письмо, с любовью рассматривал дико пляшущие буквы, и сердце его сжималось от затаённой горечи. Мама всегда писала, что всё хорошо, но буквы на тетрадочных листках становились всё корявее. Вместе с твёрдостью рук стремительно утекало здоровье.

Так незаметно пролетела осень, подходила к концу и промозглая лондонская зима. А учеба тем временем шла своим чередом.
- Определяем темы курсовых работ. Берёте любую, по желанию, - объявил в один прекрасный день преподаватель истории.
Сидевший за первой партой Рум, раздал вопросники, уселся на свое место и без особого энтузиазма стал просматривать список. Примостившийся в проходе Могрим оперся передней лапой на стол и тоже заглянул в вопросник, после чего поднял на товарища измученный взгляд: «Неужели опять придется часами просиживать в душных библиотеках, вместо того, чтобы резвиться на вольном воздухе, свистеть саблями (которые Рум ласково называл - Сестрами) или просто бродить по заброшенным аллеям парка». К несчастью для духа Рум выполнял институтские задания с такой же охотой, с какой ходил на прогулки. Что такого интересного он находил, на пыльных страницах учебников и хрестоматий, Могрим не понимал.
Вот и сейчас Рум был расстроен лишь потому, что ему не нравились темы курсовых. Просмотрев первые десять, он нахмурился, после вторых десяти настроение не улучшилось. И вдруг… «Тема № 21 Иоганест Фауст. Правда и вымысел». Во-о-от! Это подходит. «Знаю я одного такого!» - Рум с лукавой ухмылкой потер руки и заговорщески подмигнул Могриму.

- Все это так! - подытожил Рум проделанную работу, закрывая пухлый том очередной энциклопедии, - Но хорошо бы влепить туда что-нибудь новенькое, какую-нибудь неожиданную подробность, или на худой конец цитату, которой не найдешь ни в одном учебнике.
Они сидели в библиотеке с Артуром, его одногрупником, соседом по комнате в общаге и просто хорошим товарищем.
- Любишь ты шокировать преподов, – усмехнулся Артур и тряхнул головой. Густые светлые волосы лезли в глаза, мешая читать. Это был высокий, ловкий в движениях парень, располагавший к себе приветливой улыбкой и теплым взглядом серо-голубых глаз. Книга, лежавшая перед Артуром была ни чуть не тоньше энциклопедии, которую мучил Руммик.
- Да, люблю, а что тут такого, – пожал плечами Рум, - Тем более, возможность для этого у меня есть. Точнее была бы, если бы удалось каким-то чудом попасть в Германию.
- А, так ты еще ничего не знаешь? – удивился Артур, - Отстал от жизни, приятель! На следующей неделе организуют поездку туда для лучших первокурсников на несколько дней. То ли на раскопки, то ли в какой-то музей.
- И ты молчал?!!! – от вопля Руммика все находившиеся в читальном зале вздрогнули и повернулись в их сторону. Рум, схватил сумку, – В наказание сдашь мою книгу сам! – и, приговорив таким образом друга к «исправительным работам», он пулей вылетел из библиотеки.

Отредактировано Лё-чан (2011-05-13 18:30:20)

7

Да! В общем мне понравилось. Легко читается, хорошо написано. Плюс незаезженный сюжет.
Единственное - русские корни жены Силвы для меня убийственны. swoon.gif
Но думаю, если сюжет будет развиваться дальше, русскую маму я как-нибудь переживу! :rolleyes: По-этому жду продолжения!

8

до, меня тоже удивляет русская жена Силвы х))
зато не боян) надеюсь, новые герои не станут МС^^''
читается легко, интересно, что будет дальше)
только в тексте еше есть ашипки^^''
ждем-с продолжения)

9

Лё-чан сейчас на сессии (пожелаем ей удачи^_^), на выходных будет дома - выложит 3-ю главу. Очень приятно, что "Триллер" вам нравится, надеюсь, что вы не будете разочарованы.
Новые герои - наши "дети", продумывались долго (и это было очень увлекательно), надеемся, что они получились далеки от МС

10

3. ОБРЯД ОЧИЩЕНИЯ
Всю дорогу до Германии Рум не мог оторваться от окон, за которыми, окутанная сизой дымкой, проплывала чужая загадочная земля. Огни громадных городов заставляли дрожать от восторга, проселочные дороги умиротворяли. Перед его восхищенным взглядом проносилась ЖИЗНЬ, где-то кипевшая стремительным водоворотом, где-то текущая тихой рекой. Руму безумно хотелось окунуться в эти переменчивые воды, разузнать побольше о странах, которые они проезжали, пожить среди таких разных людей, познакомиться с их бытом, нравами, традициями, легендами и преданиями; затеряться в мрачных закоулках городов, вдохнуть свежий воздух деревень. Но все что он мог сейчас, это впитывать пролетавший мимо новый мир широко распахнутыми  глазами.
Поездка шла без особых происшествий. Только на германской границе, стоя в очереди на таможенную проверку, они увидели, как шедший перед ними автобус с туристами не пропустили из-за того, что в том автобусе были тонированные стёкла, как и у них. Ребята настороженно загудели:
-Нас, что тоже могут не пропустить?!
-Заставят сдирать тонировку!
-Еще чего! Сами сдерут, если она им мешает!
-Ну конечно! Скорее им надо содрать штраф покрупнее!
-Эй, Рум! Что молчишь? Или у тебя завелись лишние деньги?!, -  Артур толкнул приятеля под локоть. Тот был поглощен открывавшимся из окна видом: там, за таможенным постом плескалась веселая речка,  за ней  темный старый лес манил приобщиться к его древним тайнам.
-О, Господи!, - раздраженно проворчал Рум, оторванный от созерцания природы, - Вот еще проблема! Опустите стёкла и мило улыбайтесь таможеннику, - и машинально добавил по-русски одну из поговорок Лё, - Что вы как немцы, ей-богу?!
Удивленные этим простым решением студенты последовали его совету. И, как ни странно, проехали без лишних вопросов и придирок! Когда таможенный пост остался позади, весь автобус взорвался громким хохотом, который перекрыл голос Руммика, кричавшего по-русски: «С вас магарыч за идею!».
Почти год общения с Румом не прошел для студентов бесследно – значение многих русских слов они уже понимали и как только разместились в гостинице, поставили Руму обещанный «магарыч», который Рум, вопреки их ожиданиям, тут же спрятал в свою сумку и заявил:
-Это очень кстати! Я собираюсь в гости к одному старому знакомому. А что за гость без гостинцев?!
В придачу к «вкусному гостинцу» для Фауста был приготовлен ещё один подарок.
О готовящейся поездке Рум узнал поздновато, времени на сборы оставалось мало, но он честно обошёл все охотничьи и сувенирные магазины, которые знал – увы, нигде не было того, что ему нужно! Бравые охотники считали ценными трофеями головы убитых медведей, кабанов, лосей и (не в обиду будь сказано Могриму!) волков. Эти люди совсем не уделяли внимание скромному пернатому существу, приносившему лесу столько пользы, что по справедливости его надо было бы показывать в музее за большие деньги! В музее?! А это мысль!
К музею естественной истории Рум приковылял уже под вечер, когда до закрытия оставалось чуть больше часа. На нем была серая, бесформенная куртка размера на 2 больше, которую он одолжил у знакомого.
Когда Рум подошел к дверям музея, туда как раз входила группа школьников («второй или третий класс» - определил он про себя) под предводительством строгой учительницы. Дети тихонько  переговаривались, разбившись по парам и держась за руки. В самом конце процессии, уныло понурив головку, шла тощенькая, веснушчатая девочка. Она была ниже своих сверстников, к тому же немного сутулилась. Так бывает от постоянных тычков и насмешек. Огненно рыжие волосы были собраны в косичку, из которой выбивалось несколько непослушных прядей. Видно – сама заплетала, старалась… Для рыженькой среди одноклассников пары не нашлось.
Это маленькое, нескладное, одинокое создание до того напомнило Руту (только та всегда порхала по дому, щебеча беззаботной пташкой – слава Богу, было, кому и косу заплести и от обидчиков защитить!), что Рум не удержался. Когда девочка проходила мимо него, он опустился перед ней на одно колено и в пол голоса произнёс:
-О юная леди, ваш ослепительный бирюзовый взгляд и волосы цвета заката поразили меня в самое сердце, - девочка остановилась и взглянула на него удивленно и немного испугано. Глаза её оказались действительно необыкновенной чистоты, - Я – пачи Рум из Доби. Скажите ваше имя, несравненная!
Она немного смутилась, посмотрела искоса, но было видно, что эта игра ей понравилась. Девочка церемонно присела в лёгком поклоне:
- Я – Эдит с Олд Стрит.
-Прекрасная леди Эдит, позвольте мне сопроводить вас под своды этого святилища знаний, хранящего лучшие творения нашей всемогущей Матери-Земли, - и он протянул ей руку.
Леди Эдит слегка поколебалась, но что-то в этом таинственном незнакомце внушало доверие, и она вложила свою махонькую ручонку в его длинную узкую ладонь.
В этот момент из дверей музея появилась учительница, обнаружившая, наконец, пропажу одной из воспитанниц. Подойдя к ним решительным шагом, она резко спросила:
- Эдит Уотсон, в чем дело?! Кто это?!
Все еще держа девочку за руку, Рум поднялся и открыл было рот, чтобы прояснить ситуацию, но, опередив его, малышка затараторила:
-Миссис Джойс, это мой двоюродный брат. Он приехал к нам погостить из деревни – еще ни разу не видел Лондона и хочет попасть в музей. Пожалуйста, можно он пойдет с нами?!
-Брат? Поразительное сходство, - презрительно хмыкнула миссис Джойс, окинув Рума настороженным взглядом, - Это невозможно, молодой человек. У нас сегодня экскурсия на тему орнитологии – это наука о птицах, для вас, естественно, билет не предусмотрен, так что не задерживайте класс!
«О ПТИЦАХ?! ЭДИТ, ТЫ ПРИНОСИШЬ УДАЧУ!» - моментально пронеслось у него в голове.
- За билет я заплачу, не беспокойтесь, - не сдавался Рум.
-Молодой человек! – учительница угрожающе двинулась на него, а Эдит еще крепче вцепилась в руку!
-О, прошу вас! – Рум решил прибегнуть к последнему средству – надавить на жалость, - В захолустье, где я рос, невозможно получить нормального образования. Я не знаю даже, как правильно называются зяблики, сидящие вон на той ветке (хотя может это вовсе и не зяблики), - лицо Рума приняло озадаченное выражение, - А уж о птицах других стран вообще не имею понятия! Помню только, что пингвины – это очень толстые ласточки! – он поднял к небу глаза с таким видом, будто доказывал в уме теорему Пифагора.
Эдит хихикнула, но тут же съежилась под строгим взглядом учительницы. Та еще раз смерила Рума глазами и вздохнула:
- Ну что ж, идемте…
Эдит подпрыгнула от восторга и потащила Рума за собой. При виде его весь класс подозрительно зашептался. Рум смерил каждого пронзительным неприязненным взглядом – мгновенно воцарилась тишина! Он подхватил Эдит на руки и все время, пока шла экскурсия, веселил девочку, комментируя слова экскурсовода ей на ушко и рассказывал почти про каждую птичку свою маленькую смешную историю. Не забывал он впрочем, и поглядывать по сторонам. «Ага! Вот он, красавец!» - Рум наконец-то обнаружил то, что так упорно искал. Остальное было делом техники. Когда группа прошла в следующий зал, он немного задержался, опустил свою леди на пол и стал рядом на колено:
-Мне пора.
-Ты еще придешь когда-нибудь? – Эдит восприняла прощание, как должное, словно знала, что этот волшебный сон растает, а вместе с ним и её принц в серой куртке.
-Надеюсь, мы еще увидимся, юная леди! Будьте счастливы! – он снял один из своих многочисленных оберегов и протянул ей.
Лицо Эдит приняло серьёзное выражение. Поочередно коснувшись правой ладошкой его плеч, она торжественно произнесла:
-Встань, сер Пачи Рум – бесстрашный рыцарь справедливости. – Рум выпрямился во весь рост, оказавшись в два раза выше своей прекрасной дамы. – Теперь ступай, - Она указала на дверь, ведущую к выходу.
Низко поклонившись, Рум удалился. Эдит взглянула на подарок. На тонком, но прочном кожаном шнурке висел небольшой черный диск с золотистой каёмкой, в середине которого поблескивали три завитка, направленные в разные стороны – знак Матери-Земли.
Через несколько минут Рум вышел из музея, унося под курткой…чучело небольшого дятла!

Собираясь теперь в гости к Фаусту, Рум вытащил из сумки своего питомца, отряхнул, пригладил ему перышки, заострил клювик и, критически оглядев свою работу, остался доволен!

В этот день, закончив обход, Генрих Фауст удалился в свой кабинет, чтобы навести порядок в документации. Вот уже несколько дней в клинике было относительно спокойно. Тяжелых больных не наблюдалось (неделю назад схоронили последнего). Состояние выживших было стабильным, то есть, не смотря на все старанья Фауста, они шли на поправку.
Прикрыв дверь кабинета, доктор зевнул и недовольно тряхнул головой – работа с бумагами всегда наводила на него скуку. За окном пригревало весеннее солнышко, по веткам деревьев  весело прыгали зяблики, «…а может и не зяблики, кто их знает!» - лениво подумал Фауст. В общем ничто не предвещало беды, как вдруг…
В дверь кабинета постучали. Врач мигом оторвался от созерцания загадок природы, уселся за стол, раскрыл первую попавшуюся медицинскую карту и с видом человека, ушедшего с головой в работу, громко сказал:
-Да! Войдите.
Дверь кабинета стремительно распахнулась, а потом хлопнула так, что задрожали оконные стекла. Фауст вздрогнул всем телом и тут же вознамерился «поставить на место» нахала:
-Что за бесцеремонность?! Вы… - но тут он поднял глаза на вошедшего и осёкся.
В дверях стоял долговязый худой мужчина в мешковатой серой куртке не по размеру. Черная фетровая шляпа была надвинута почти на глаза и бросала тень на лицо её обладателя, словно этот человек избегал солнечного света. Довершала зловещее впечатление сигарета в зубах. Почему-то не зажженная.
-Мне нужен Фауст VIII. Это ты? – глухо, сквозь зубы проговорил вошедший.
-Д-да, но на сегодня прием окончен, - когда-то Фауст слыл могущественным некромантом и сейчас был не из робкого десятка, но незваный гость смутно напоминал ему кого-то. Кого – он вспомнить не мог, это сбивало с толку и настораживало.
-Тогда это тебе. Открой – пробурчал человек, доставая из переброшенной через плечо сумки картонную коробку и протягивая её доктору.
Тот медленно поднялся из-за стола. Мелькнула мысль: «Где сейчас Элайза? Должна быть в левом крыле  больницы – далеко. Слава Богу!». Он осторожно принял посылку и на мгновение затаив дыхание, прислушался. В коробочке не тикало. Видя это, долговязый дернулся и сдавленно фыркнул. Аккуратно поставив коробку на стол, Фауст вспотевшими руками бережно снял крышку. Чучело дятла?! Доктор поднял изумленный взгляд на незнакомца. Тот корчился от еле сдерживаемого смеха. Одним махом скинув шляпу, он выкрикнул срывающимся голосом:
-Дядя Генрих, ты чего, правда меня не узнал?! – парень стал вытирать рукавом слезящиеся от смеха большие карие глаза.
И тут Фауста осенила догадка! Его затрясло от негодования:
-РУМ! Нет! Я не верю! Это ты?! Опять?! Опять твои дурацкие шутки! Когда уже ты научишься вести себя по-человечески?! Меня чуть инфаркт не хватил!
Руммик, улыбаясь, подошел к нему и примиряющее взял за плечи:
-Ну ладно тебе, дядя Генрих! Неужели ты не рад меня видеть?!
Фауст криво усмехнулся в ответ:
-Кто же кроме тебя так ходит в гости? Эх, Аленкин отпрыск! – и врач беззлобно хлопнул гостя по широкой груди. От дружеского толчка Рума отнесло к противоположной стене, где он повалился на низкую кушетку, должно быть специально поставленную для этой цели.
-Не завидую вашим пациентам! Это ж надо, так лупить! – засмеялся Рум, неуклюже пытаясь подняться.
-Мало тебя родители лупили! – подошедший Фауст вздернул его одной рукой за шиворот и поставил перед собой. Окинул старого знакомого веселым взглядом, - Вырос-то как! Возмужал. Точный Силва! Ну а характер, конечно мамин, что и говорить. Шутки у неё всегда были нелепые. Но не такие кровожадные. Чучело сам делал?!
-Да ну! – отмахнулся Рум, - просто ты однажды сказал мне: «Рум, хороших детей приносят аисты, а таких как ты приносят дятлы!». Это тебе на память.
Через пол часа они втроем с Элайзой сидели в уютной гостиной, располагавшейся в другом крыле здания и Рум жадно уписывал сытный обед, в котором, как ни странно, нашлось место и блюдам русской кухни.
-Тетя Эля, холодец изумительный! – изрек Руммик, «вынырнув» наконец из тарелки, и поглядывая на хозяйку сытым немного осоловевшим взглядом. Время почти не коснулось прекрасной Элайзы,  прибавив лишь несколько едва заметных морщинок возле глаз, но и те появились скорее от улыбок, чем от слез и волнений – с таким трудом вытащив с того света жену, Фауст безумно дорожил ей и старался беречь от всяких переживаний.
-Кушай, кушай! Худой-то какой – она поднялась из-за стола и ласково взъерошила непослушные черные волосы Рума. Своих детей у них не было – до поездки на свадьбу к Лайсергу и Айе об этом как-то не думали, наслаждаясь обществом друг друга, а после, Элайза (придя в восторг от малыша-Рума) осторожно намекнула, что не пора ли им позаботиться о появлении на свет Фауста IX, на что Генрих, еще не совсем пришедший в себя после всех нервных потрясений,  первый и последний раз в жизни повысил голос на жену, дико завопив: «НЕЕЕЕТ!».
-Как там Лайсерг? – деловито поинтересовался Фауст давно покончивший со своей порцией.
-Нормально. Работает, - Рум откинулся на спинку стула и сложил руки на сытом, но все равно худом животе, - Часто зовут меня в гости. Но такого шикарного холодца у них конечно не бывало. Тетя Айя почему-то вообще его не готовит. Я однажды спросил об этом за обедом, так дядя Лайс аж поперхнулся! Я так понял, он терпеть не может это блюдо. – Руммик озадаченно пожал плечами.
-Еще бы! – Фауст как-то сразу повеселел, - Это отдельная история!
-Генрих, только не за столом, прошу тебя, - негромко сказала Элайза, укоризненно взглянув на него, - Сейчас будет десерт, не порти мальчику аппетит.
-Ты как всегда права, любимая, - доктор поцеловал её тонкую белую кисть, бросил на жену полный обожания взгляд. Руммик слегка покраснел и отвел глаза, чувствуя себя лишним. Но когда хозяйка удалилась на кухню, любопытство взяло верх.
-Не волнуйся, дядя Генрих, мой аппетит не может испортить ничто! Рассказывай! – шепнул он Фаусту, которого видно и самого подмывало поведать эту занимательную историю.
-Ну слушай, - торопливо в пол голоса заговорил врач, - Когда Лайсерг первый раз лежал у Лё в больнице, ну после того, как на него и остальных Х-Судей напал египтянин, Аленка, у которой всегда было своеобразное чувство юмора (как ни странно, передающееся по наследству) слегка над ним подшутила. Она всегда шутила беззлобно, не желая никого обидеть, но от этого окружающим как говорится, не легче. – При этих словах Рум начал было хмуриться. Заметив это Фауст поспешил продолжить, - итак, в один прекрасный день, когда Лайс уже почти выздоровел и готовился к выписке, Лё после обеда зашла к ним в палату. И Лайсерг, разомлевший от вкусной еды и приятной компании (все время, пока он болел, Айя не отходила от его постели), из праздного любопытства поинтересовался, а куда это врачи девают руки и ноги пациентов, удаленные при ампутации. Ни мало не задумавшись о том, что Лайс – мальчик впечатлительный, к тому же перенесший недавно клиническую смерть, Алена беззаботно ответила: «Умял тарелку холодца и спрашивает! Поздно спохватился, дружок!». Ты бы видел, что с ним сделалось…
-Нет, нет… не продолжай… - Рум изо всех сил пытался не сползти со стула от хохота.

Когда с десертом было покончено Элайза сказала, что сама проведет вечерний обход, при условии, что они уберут посуду. Рум с Фаустом разом кивнули и она со спокойным сердцем оставила их.
-Ну, десерт десертом, а без гостинца я прийти не мог. – Рум снова полез в свою сумку.
-Как, еще один подарок?! - ужаснулся Фауст, - Может не надо? У меня ведь сердце не железное.
-Не говори глупостей! Тебе еще жить да жить! Так меня двинул, что до сих пор вздохнуть больно. А от такого подарка грех отказываться.
-Неужели тебя замучила совесть, и ты решил все же вернуть мне тот скальпель?
-Бог с тобой, дядя Генрих! Я пришел без оружия, с миром, - Рум отложил сумку и  демонстративно вывернул карманы. – Нет его у меня, и никогда не было! Ты наверно этот скальпель у дяди Лайса на даче так и потерял.
-Может и потерял, - махнул рукой Фауст, - И не удивительно, после того, как ты там после их с Айей свадьбы устроил Хеллоуин.
-Ну подумаешь, поколядовал немножко, - Руммик состроил невинные глаза и пожал плечами.
-Нет, ты представь – на дворе ночь-полночь, вдруг стук в дверь, открываю – передо мной нечто почти с меня ростом в белом балахоне, из которого выглядывает череп неизвестного науке существа со светящимися глазницами.
-Да я просто встал на табуретку, укрылся простыней, а на голову привязал череп Франкенштейна. Вы что, свою собаку «в лицо» не узнали? – хихикнул Рум.
-Если бы я его сразу узнал, то ты бы и рта не успел раскрыть! Внутри черепа была свечка, да?
-Нет – фонарик! Я пробовал вставить свечку, но горячий воск капал мне на уши, а это больно.
-Больно?! Больно было мне, когда это чудище, приплясывая, запело дурным голосом русские колядки: «Хоть рубь, хоть пятак – не уйду из дома так!» - передразнил Фауст.
-И из-за такой мелочи надо было гоняться за мной по всему дому со скальпелем? Вы помните глаза Лайсерга и Трея, засидевшихся в гостиной допоздна, когда мы мимо них протопотали?! – Руммик согнулся пополам от смеха.
-Я был  в состоянии аффекта. Помнишь, сбил меня с ног! Тут я скальпель-то и выронил. Ты убежал на улицу. – Фауст взялся за сердце и тяжко вздохнул, -  Ох, стою на веранде – в себя прийти не могу. А тут еще этот Рио с сигаретой! Я никогда в жизни не курил, сам не знаю, как это получилось, но видно пробрал ты меня своими шуточками до костей! С тех пор несколько раз пробовал бросить – не могу. – он достал сигарету и сердито зачиркал спичками.
-Ну не расстраивайся, дядя Генрих. Отец всю жизнь курит, но мама не обращает внимания.
Фауст затянулся и выпустил колечко дыма:
-Элайза тоже не сердится…
-О, знаю, как поднять тебе настроение! – Рум извлек наконец из сумки пузатую бутылку, подаренную друзьями.
Доктор сразу оживился, прежние обиды мгновенно забылись, и они вдвоем принялись дегустировать «гостинец»: «За встречу!», «За примирение!»,  «За Элайзу!», «За Алену!», «За Турнир Шаманов!», «За упокой души Зика! (чтоб ему земля была пухом и не хотелось вставать!)» и так далее… Наконец вразумительные тосты закончились и, видя что «бодрящего» напитка осталось на один тост, Рум провозгласил:
-Не пора ли зябликам дерябнуть?!
Уже задремавший было Фауст при этих словах вскинул голову и заявил тоном, не терпящим возражений:
-Во! Я так и знал, что это были зяблики!
-Кто бы сомневался! – поддакнул Руммик, понятия не имея, о чем тот говорит. – Еще по одной И ВСЕ!
-Давай! – но тут врач спохватился, и добавил заплетающимся языком, - А ты научишь меня правильно ругаться по-русски?
-Легко! – гость махнул рукой. – О, последний тост: за Великий и Могучий Русский язык!
После этого тоста Фауст свалился окончательно.

На следующий день студенты ходили всей группой, кажется в музей – Руммик точно не запомнил, хотя ходил вместе со всеми. Освободившись под вечер, он опять направился в больницу на окраине города. Фауст снова сидел в кабинете, только теперь он страдальчески морщил лоб и потирал виски. Рум, просунув голову в дверь, бодро приветствовал его:
-Ну что, дядя Генрих, продолжим?!
Ответом ему послужил полный боли и отчаянья стон. Чуть пошатываясь, гость подошел поближе и затараторил:
-Да, ладно – шучу! Я к вам вообще-то по делу. Вчера так обрадовался встрече, что забыл сказать. Нельзя ли посмотреть что-нибудь из трудов твоего знаменитого предка Фауста I – я про него курсовую работу пишу. Хотелось бы взглянуть на первоисточник. Можно?
-Взглянуть-то можно, только не увлекайся. До добра это не доводит.
-Да Боже упаси! Мне бы только какую-нибудь цитату выписать, и хватит!

Они долго бродили с фонарем по коридорам темного подвала. Наконец Фауст отпер нужную дверь, и глазам Руммика предстала большая комната с высоким потолком (должно быть они находились довольно глубоко под землей). Вдоль левой стены стояли полки с древними  книгами и свитками пергамента.
-Возьми лучше вот это. Для курсовой в самый раз, большего тебе не надо, – доктор снял с полки небольшую потемневшую от времени рукопись, - Пойдем. – он направился к двери.
-Ой, а можно я тут посижу? Здесь так интересно – все пропитано атмосферой Средневековья! – Рум восторженно огляделся.
Фауст удивленно вскинул брови:
-А не страшно одному?
-Обижаешь… - укоризненно развел руками Руммик.
-Ну смотри… Вот тебе фонарь. Как надоест, выходи на свет Божий. – и он ушел, тихо притворив за собой дверь.
Руммик еще немного побродил по комнате, обшарил все углы, качнул скисавший с потолка на цепях железный крюк. В памяти сама собой всплыла строчка из учебника истории: «Во времена Святой Инквизиции нередко практиковался такой вид пыток: человеку под нижнее ребро вбивали стальной крюк и подвешивали к потолку, а под ногами разводили костер…». Рума передернуло: «Гадость какая! Как можно так поступать с живым человеком?! Что за люди раньше были –  ПРОСТО НЕЛЮДИ!». Он отмахнулся от мрачных мыслей, Сел за большой деревянный стол, стоявший посреди комнаты и принялся изучать рукопись. Через час он исписал цитатами половину тетради, которую специально для этого принес с собой.
-Ну, вот и достаточно! – он потер глаза, читать при свете фонаря было неудобно. – Чего тут еще есть интересненького?
Рум поставил рукопись на место и принялся просматривать другие. Конечно, дядя Генрих просил их не трогать, но когда еще Руму доведется порыться в такой древности?! Любопытство, как известно – не порок!
-Во! Медицинский справочник! Эх, Теллура бы сюда! – усмехнулся Рум и стал бережно переворачивать ветхие страницы.
Но прочтя очередной заголовок, гласивший: «Избавление от неизлечимых болезней», он мгновенно посерьёзнел, сердце сжало тоской: «Мама…». Рум со справочником вернулся за стол и вчитался внимательнее. Сначала шли несколько непонятных рецептов, а затем начались описания древних обрядов (один другого чуднее!) при помощи которых можно было исцелить смертельно больного или раненого человека. Рум отдавал себе отчет, что все написанное здесь мало похоже на правду, и все же лихорадочно пробегал глазами по строчкам, словно искал то единственное верное средство, способное вернуть его матери здоровье, чтобы в их семье все стало как прежде: чтобы Теллур учил названия обезболивающих лекарств только по маминому справочнику с вырванным оглавлением, а не по ценникам в аптеке, куда зачастил в последнее время (лишь он мог толково описать мед сестре симптомы заболевания их матери), чтобы Рута не вздрагивала и не тряслась, зажав рот ладошкой, когда мама вдруг ни с того ни с сего уронив тарелку или кружку сгибалась от пронизавшей все тело невыносимой боли, чтобы отец, проснувшись ночью не прислушивался тревожно – дышит ли еще его Алёнушка…
Уезжая в институт Рум оглянулся в последний раз и прочел в лучистых маминых глазах: «ДОЖДУСЬ ЛИ Я ТЕБЯ, СЫНОК?»…

-Руммик. Руммик! Да проснись же ты! Кому говорю?!
Кто-то настойчиво тряс его за плечо. Рум открыл глаза и тряхнул головой, прогоняя остатки сна. Он и не заметил, как задремал за столом, положив голову на руки. Теперь над ним, улыбаясь, стоял дядя Генрих. Рум хмурясь спросонья,  потер ладонями лицо:
-Сколько времени?
-Уже восемь.
-Так я еще засветло в гостиницу успею.
-Засветло должен успеть. Сейчас восемь утра!
-Ничего себе! – Рум закрыл исписанную до конца тетрадь и торопливо затолкал в сумку.

-Ну что ж, пора прощаться! Материала я набрал ни на одну курсовую. Спасибо вам за все! – говорил Рум, когда они с Фаустом снова сидели в кабинете.
-Да и тебе спасибо! – усмехнулся Фауст и глянул в сторону чучела дятла, примостившегося на шкафу.
-Извините, если что не так! – Рум виновато потер шею.
Доктор хотел, было что-то ответить, но тут в кабинет заглянула Элайза и кивнула мужу: выйди, мол, на минутку. Проблемы больницы требовали безотлагательного решения. Супруги совещались  в коридоре по поводу задержки партии лекарств для реанимационного отделения уже минуты две, когда к ним вышел Рум и печально развел руками:
-Я пойду, а то мне еще собираться в обратную дорогу. Могу не успеть. Приятно было погостить!
-Уже уезжаешь?! – огорчилась Элайза, - Как жаль! Ну счастливо тебе доехать! Передавай всем привет.
Проводив нежданного гостя, Фауст вернулся к себе в кабинет. Надо было приниматься за работу. Он подошел к шкафу, намереваясь разобраться наконец с медицинскими карточками и тут обнаружил некоторые изменения в обстановке комнаты. Чучело теперь сидело на самом краю шкафа, и к лапам дятла был прикреплен листок из ученической тетради в клетку. На нем крупным, ровным почерком было выведено:
«Да будь я хоть немцем преклонных годов,
Пусть я таковым не являюсь,
Я Русский бы выучил только за то…
Сказал бы – за что…
                         но стесняюсь!...» 1
Под этим стихотворным шедевром красовалась лихая размашистая подпись Руммика.
Фауст от души рассмеялся! Ох уж этот несносный мальчишка! Не мог уйти, не оставив на прощанье какого-нибудь прикола! Однако что-то в сегодняшнем поведении Рума насторожило доктора. Будто померк в карих глазах живой озорной огонек, а внешняя веселость казалась напускной и эта последняя шутка была сделана скорее по привычке, автоматически. «Наверное, он всё-таки испугался там в подземелье. Тогда почему не вышел? Боялся, что я стану над ним подтрунивать? Вряд ли – над собой Рум тоже любил посмеяться. А, ерунда! Через несколько дней успокоится, и все станет как раньше!». Врач еще раз перечитал записку и улыбнулся.
Но Фауст VIII ошибался в своих предположениях. Просто в подземном хранилище мудрости Фауста I -  великого алхимика, некроманта, астролога и врачевателя пачи Гидраргирум нашел то, что ему было нужно. Возвращаясь теперь в Лондон он увозил в своей тетради подробное описание ОБРЯДА ОЧИЩЕНИЯ.

  1.Команда КВН Российского университета дружбы народов «РУДН»

11

Появилась темка, где можно посмотреть иллюстрации к "Триллеру"

Вот тут^__^ https://shamankingdom.0bb.ru/index.php?showtopic=9295

Отредактировано Айя-тян (2009-12-06 23:21:13)

12

Ну что могу сказать...МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ!!!^^
Молодчинко)

13

4. НЕНАВИЖУ!
Вернувшись в Англию, Рум снова взялся за учебу, но, чертов обряд не шел у него из головы! Ведь все как нарочно сходится: болезнь матери неизлечима, Рум – её сын (родная кровь), он владеет двумя видами оружия: легкими саблями «Сёстрами» для обеих рук одновременно, бой тяжелым двуручным мечом давался ему не так легко, но если потренироваться… Оружие, добытое в бою у него есть: «трофейный» скальпель он всегда брал с собой в дальние поездки, захватил и в Лондон. Даже имя обидчика известно. Рыдания матери в больнице он не забудет никогда: «Марко! Это Марко! Он тогда меня ударил!»
Но то, чего требовал обряд, было страшной жестокостью, чудовищным преступлением! Отречься от всего, во что верил, убить в душе все человеческое, стать орудием мести («орудием очищения», как говорилось в манускрипте)… Страшно представить наказание, которое за этим последует. Рум думал даже не об уголовном преследовании (это само собой), все чему его учили с детства, все святые заповеди, все моральные нормы и принципы придется отбросить ради одной цели. А если цель окажется недостижимой?! Насколько силён его противник?!
«Нет, нет! Это средневековая дикость. Бред! Мало ли что мог выдумать престарелый, чокнутый алхимик более 500 лет назад! Не всему же надо верить. Может этот рецепт давно не работает! Да и работал ли вообще? Выкинуть его из головы, да и всё!» - уговаривал себя Рум. «Конечно! Сдавай скорее курсовую – пора к экзаменам готовиться!» - поддакивал Могрим. Однако копии, сделанные с манускрипта продолжали лежать в чемодане под кроватью, растравляя душу.
Но все же надо было разузнать подробнее о том случае с мамой и о Марко. Дома часто велись разговоры о турнире шаманов: долгими тихими вечерами, сидя у горящего камина зимой или на просторной веранде летом, родители вспоминали свою бурную молодость. Иногда в гости заходил дядя Калем, и тогда волшебным историям не было конца! Дети с замиранием сердца слушали их, и каждый представлял, как бы он повел себя в таких ситуациях. В правдивости этих историй сомнений не возникало, так как их героями были все друзья их семьи, до сих пор писавшие им длинные письма. Рум обожал такие вечера! 
Имя Марко упоминалось довольно редко и вскользь. О нем Рум не знал почти ничего, кроме того, что этот неприятный субъект возглавлял какую-то организацию или секту, принимавшую участие в турнире. Вроде бы дядя Лайсерг тоже туда входил.
Мама не любила говорить об этом, всякий раз произнося: «командир Марко» с недоброй усмешкой, и видя как хмурился Силва, переводила разговор на другую тему.
Так, кого бы об этом расспросить? О родителях, естественно, не могло быть и речи, дядя Лайс будет необъективен – должно быть ему неприятно такое вспоминать. Помочь могла, пожалуй, только тётя Айя.

И вот в один из редких для Лондона солнечных дней Рум слинял из института и устроился на скамейке в парке, который находился недалеко от дома Дителов. Раннее солнышко весело припекало, весенний ветер пах морем. Рум листал новенький хрустящий учебник по истории средних веков. На спинку скамейки рядом с ним присела маленькая птичка, важно распушила перышки и строго взглянула на незваного гостя. Руммик обернулся и подмигнул ей:
-Толково написано. Только вчера в библиотеку привезли. Не всем эта книга досталась – я успел!
Озадаченно чирикнув, птичка попрыгала туда-сюда, потом вспорхнула Руму на плечо и тоже уставилась на страницы книги, где Рум осторожно делал пометки на полях карандашом, выбирая материал для семинара.
-Здесь говорится о том, как люди жили в этом городе много лет назад, понял, Чижик?
Чижик потоптался по его плечу и, недоверчиво поглядев на Руммика, коротко пискнул, как бы восклицая: «Неужели?!»
-Да! - подтвердил тот и кивнул головой, серьёзно глядя на нового знакомого.
Через несколько минут Рум поймал себя на том, что отмечает абзацы в книге наугад. Мысли его были далеко – дома. На ум вдруг пришел давно забытый разговор, услышанный им незадолго до того, как стало известно о болезни мамы.
Как-то раз после очередного «вечера воспоминаний» детей отправили спать, но Рум снова спустился за чем-то в гостиную. Проходя мимо входной двери, он увидел, что Силва и Калем всё еще сидели на веранде. Руммик знал, что подслушивать нехорошо, но на этот раз не смог удержаться – разговор шел о нем! Он притаился за дверью и навострил уши.
-Так куда ты думаешь отправить Рума учиться? – Калем вертел в руке  деревянный брусочек  размером не больше его ладони.
-Да думаю попробовать пристроить в Лондоне, – сидя в плетеном кресле, Силва  закуривал сигарету.
-Так далеко?! Одного в чужую страну?
-Ну почему одного? Там живет Лайсерг. Он – человек надежный, думаю, не откажется нам помочь.
-Ты считаешь – надежный? – Калем неопределенно пожал плечами и принялся скоблить деревяшку перочинным ножиком.
-Да. А почему нет?
-Я бы не был так уверен – все же он бывший Х-Судья. Они – очень мутные люди.
Силва отрицательно покачал головой:
-То-то и оно, что – бывший! И потом, ты его плохо знаешь. Он и когда Х-Судьёй был – очень от них отличался. В лучшую сторону! Нет, Лайсерг – свой парень. На него можно положиться. Ты вспомни, как после Решающей битвы он Марко выхаживал. Это ведь Марко устранил тогда Люциуса, который не пускал наших в пещеру, где Зик должен был объединиться с великим духом. Надо отдать должное командиру – хоть раз в жизни сделала что-то полезное! А Лайс отвёз Марко тяжело раненого на корабль и не отходил от него, пока тот не поправился. И не потому, что долг обязывает, а просто потому, что человека жалко. Ну, с Люциусом командир конечно жестко разобрался.
Калем усмехнулся:
-Ох уж эта парочка – Марко и Люц!
-В каком смысле – парочка? – Силва удивленно взглянул на друга.
-Да в том самом! Они - бывшие любовники, вот что!
Силва чуть не выронил сигарету:
-Да ладно! Что за чушь!
-А ты что, не знал?
-Нет, подожди, они ведь из враждующих команд! И потом разница в возрасте…
-В том-то и дело. Марко вырос в сиротском приюте при церкви, а Люциус был в этой церкви священником. Слыхал по радио, что они иной раз с детьми вытворяют? Католическим  священникам ведь строго запрещено иметь жен, вот они, и кидаются на мальчишек. За Марко-то заступиться было некому – сирота, а духовного отца ослушаться страшно – грех великий! Но Люц его не бросил, воспитал, в люди вывел. Конечно, взимал периодически определенную плату за свою доброту. Потом Люциус создал организацию Х-Судей. Марко там был отличником боевой и идеологической подготовки, как говорится, всегда готов к «труду», - по лицу Калема скользнула мрачная ухмылка, - и обороне.
-Вон оно как… - задумчиво протянул Силва.
-Да, а потом Люц взял, да и переметнулся к Зику. За неимением лучшего командиром Х-Судьи избрали Марко. И он всю жизнь не мог простить Люциусу предательства.
Калем замолчал, сосредоточенно вырезая что-то из дерева. Немного погодя Силва спросил, кивнув на деревянную заготовку:
-Что это?
-Руте куклу обещал…
Очередная кукла. Силва улыбнулся. Все его дети выросли на игрушках,  сделанных Калемом.
-Ну а ты откуда знаешь всю эту историю?
-Нихром один раз Магне рассказывал, а я краем уха слышал. Конечно не факт, что это правда, но…
-Странно, я не знал.
-Да ты бы во время турнира почаще бывал на советах, а не торчал целыми днями на кухне в больнице – не пропустил бы столько интересного!  – шутя, упрекнул его Калем.
-Завидуешь? – усмехнулся Силва.
-Завидую…- печальным эхом отозвался друг.
Не замечая горечи в его голосе, Силва весело отмахнулся:
-Поздно! Раньше надо было её отбивать!
-Где уж мне с тобой ровняться… – Калем поставил на перила веранды готовую фигурку озорно улыбающейся девушки в сарафане до колен. Правая рука её лежала на стройном покатом бедре, левая теребила одну из роскошных кос, спускавшихся до пояса.

Тогда Рум не придал значения этому разговору, но теперь каждая крупица информации о Марко была очень важна для него. Интересно, что может рассказать тётя Айя?
Но тут на дорожке парка бесшумно возник Могрим:
-Порядок. Он ушел. – Сообщил волк.
-Так. Отлично! - Рум захлопнул книгу и не спеша, стал укладывать её в сумку. Чижик вспорхнул с его плеча и мгновенно оказался на ветке рядом стоявшего дерева. – Пусть дядя Лайс отойдет подальше. Кто еще дома?
-Только Айя. Дети пока в школе.
-Совсем хорошо! Поговорим наедине.
Руммик поднялся и кивнул на прощанье Чижику головой.

Не обращая внимания на кнопку дверного звонка, Рум, как всегда постучал в дверь этой гостеприимной квартиры. Открыла Айя – жена Лайсерга.
Почему-то принято считать, что со временем любовь и взаимопонимание между супругами постепенно угасают. Чета Дителов наглядно опровергала это распространенное мнение. Они повстречались на турнире шаманов. Юный Х-Судья, мечтавший отомстить за смерть своих родителей, установить в мире гармонию и порядок. И девушка, семью для которой заменил Зик, растил её, как мог оберегал от бед, развивал в ней способности шамана (не для боёв, к этому он Айю близко не подпускал, а чтоб могла за себя постоять, когда его не будет рядом), был для неё почти родным. Смерть Зика Асакуры стала для Айи страшным ударом. Воспоминания об этом до сих пор отзывались болью в её сердце.
Внезапно вспыхнувшее между двумя Айей и Лайсергом – такими несхожими людьми (еще почти детьми) чувство помогло преодолеть все преграды, разногласия и выдержало самое тяжелое испытание – испытание временем. Всякие сомненья в этом мгновенно исчезали, стоило лишь заметить, с какой теплотой и нежностью Лайсерг смотрел на жену. Её глубокие серо-зеленые глаза всегда  отвечали ему тем же.
Как известно, погоду в доме делает хозяйка. Айя прекрасно справлялась с этой трудной, неразрешимой для многих задачей. Тепло, уют в их семье были во многом её заслугой, кроме того, Айя была активным членом общества охраны природы, прилагая немало усилий, чтобы мечта Зика о возвращении первозданной гармонии окружающему миру когда-нибудь осуществилась, но не столь радикальными методами, как планировал её могущественный «старший брат».
Наблюдая за Дителами, Рум всегда думал: «Когда-нибудь и я встречу свою единственную, такую как Айя, или как мама! Она будет прекрасна, потому, что любима!». Когда-нибудь – возможно, но сейчас нужно думать о деле.
-А, Руммик, это ты. Проходи!
Рум шагнул в просторную светлую прихожую.
-Здравствуйте, тётя Айя! Томас дома?
-Ты сегодня рановато – он еще в школе.
-А-а! - раздосадовано протянул Рум. -  У нас занятия в институте отменили, а мне надо было с ним поговорить.
-Опять что-то замышляете? – Айя лукаво улыбнулась
-Да нет! Что вы! – замялся Рум, пряча глаза. - Так, пустяки… Ну, раз его нет, я пойду – не буду вас отвлекать.
-Знаешь, я и сама рада отвлечься! -  Работала она в основном дома, за компьютером. -  Не выпьешь ли со мной чайку, раз у тебя всё равно нет  сегодня занятий?
-От вашего чая невозможно отказаться! – развел руками Рум и послушно пошел за ней.
Через десять минут они сидели на уютной кухоньке и запивали душистым горячим напитком румяные пирожки с повидлом.
-Прямо как дома! – Рум грел руки, бережно обхватив чашку.
-Соскучился? – покачала головой Айя.
-Да, давно родных не видел! Иной раз вспоминаю, как сидели по вечерам на веранде, беседовали обо всем на свете: о домашних делах, о нашей учёбе (тут Рум смущенно улыбнулся – ему частенько доставалось за «успехи» в школе), о турнире. В детстве истории о нем казались мне сказками и только, став постарше, я понял – всё было реально, участники турнира – наши добрые друзья, с детства знакомые дядя Рен, дядя Рио, Фауст. Но ведь участвовали не только они…
-Да, участников было очень много, мы знакомы далеко не со всеми. Просто в деревне сложилась определенная группа людей – крепкая дружная компания. И там были не только участники соревнования: например Морти, Анна, Пилика, Тамао и другие – своего рода группа поддержки. Твоя мама, как бы это сказать…, - Айя замялась, подыскивая нужное слово.
-Сотрудница больницы… - подсказал Рум.
-Да какая сотрудница – хозяйка! И не совсем больница это была, а, как правильно заметил Фауст, скорее реабилитационный центр.
-Ну, это громко сказано! – отмахнулся Рум, - Видел я на фотографии: небольшое, ветхое строение. Какой уж там центр!
Айя посерьёзнела.
-Дело вовсе не в стенах, а в помощи, не только и не столько в медицинской. Под этой, как ты сказал, ветхой крышей обретали покой неприкаянные души. Я сейчас не о духах, а о живых - пояснила она, и улыбнулась  - хотя духи тоже не оставались без внимания. Друзья приходили к Лё, чтоб поделиться с ней новостями, своими радостями и бедами, а то и попросить совета. Правда у неё всегда был свой взгляд на вещи, и происходящее она комментировала довольно нестандартно, но иногда только такой подход помогал, например, помирить тех, кто в ссоре.
Айя, погруженная в воспоминания, устремила на Рума отрешенный взгляд.
- Мы с Лайсергом тогда были совсем еще детьми…с недетскими судьбами, - добавила она грустно, но тут же справилась с собой и, улыбаясь, продолжила, -  иногда прибегали к ней, провести вечер за чашкой чая и интересной беседой. Я пользовалась определенной свободой и частенько ходила в деревню за продуктами. Лайсу реже удавалось вырваться, ведь он тогда был одним из Х-Судей.
Рум нахмурился:
-Я почти ничего не знаю о них. Слышал только, что эта организация доставляла на турнире немало хлопот.
-Да. По своей жестокости и беспощадности они могли сравниться лишь с Зиком и некоторыми его приспешниками. Хорошо хоть Лайс не успел себя запятнать, когда был в их рядах. Он до сих пор иногда о них вспоминает. Подожди, я тебе кое-что покажу. – Она поднялась и вышла из кухни.
Рум сидел как на иголках: разговор направлен в нужное русло. Он был почти у цели!
Через минуту Айя позвала его в гостиную. Она держала в руках широкий фотоальбом в мягком кожаном переплёте. Они присели рядом на диван, и Айя развернула перед ним «хранилище воспоминаний».
-Смотри, вот они все, - она указала на старую фотографию, бережно вставленную в картонные уголки, - Денбат, Кевин, Мина, Лайсерг («И правда, совсем еще ребенок» - подумал Рум), Венстар, Марко, - Айя неприязненно поджала губы, - «командир Марко» - их лидер. Тебе про него не рассказывали?
Рум неопределенно пожал плечами. Айя усмехнулась:
-Ну да. Они с Лё сильно конфликтовали. Она была наслышана о нём, обо всей этой организации. Иногда ей приходилось исправлять последствия «идеологической обработки», следы которой оставались на телах самих Х-Судей, и что хуже того, в их душах. А вот последствия их правосудия в действии зачастую было уже не исправить – всё, что она могла сделать, это привести в относительный порядок изуродованные тела «осужденных» и передать их родственникам для похорон, если конечно там было что хоронить.
И надо же было твоей матери пересечься с Марко однажды на берегу моря! Лё всегда была остра на язык, а Марко – принципиален до фанатизма. В общем, дело кончилось… дракой. Ты можешь гордиться своей матерью – думаю, что в рукопашном бою без правил ей не было равных! Прибавь к этому немалую физическую силу – ведь всю тяжелую работу в больнице выполняла сама. Но всё-таки где ж ей выстоять одной против здорового, сильного мужчины, к тому же шамана. К счастью отделалась побоями, ничего…больше Марко сделать не успел – на выручку Лё во время подоспел Рио. Всегда такой вежливый, приветливый, даже немного сентиментальный, для друзей мог горы свернуть, а уж к Лё и вовсе был неравнодушен! И всё же после этого побоища на неё было страшно смотреть. Два дня пролежала пластом, кровью истекала, но  выкарабкалась.
Надо сказать, что Марко после этой стычки тоже пришлось несладко. Лайс мне потом рассказывал: «Представляешь, весь день его на корабле не было. Вечером, как стемнело, вышел я на палубу воздухом подышать. Вдруг, слышу – кто-то по трапу взбирается. По грохоту и сдавленным ругательствам можно было понять: раза два он чуть в воду не оборвался, но всё-таки до палубы долез. Смотрю – Марко! То есть я его сначала не узнал, потому что таким еще ни разу не видел! Волосы дыбом, вместо правого глаза кровавое месиво, левый тоже порядком расцарапан, как и всё лицо! Изо рта кровь течет, с левой ладони тоже. Рубашка изодрана в клочья, сам весь в грязи с кровью пополам! Очков нет и в помине! Он без них и так плохо видел, а теперь, да ещё в темноте, шатаясь, как пьяный,  с проклятьями натыкался  на всё, что было на палубе». Лайсерга он так и не заметил, а  рано утром уехал в город. Когда еще такой случай представится – Лайс на весь день ушел в деревню и давай мне про него рассказывать, и удивляться – что же с ним случилось?! Ну,  мы с Аленкой и Рио быстро прояснили для него ситуацию! Кстати Рио утверждал, что  столь необычный «внешний вид» Марко – это полностью Аленкина работа, а сам Рио пришел позже и лишь прогнал его, когда тот уже вызвал духа-ангела.
-Ага! Знай наших! – гордо приосанился Рум.
-В следующий раз пришлось нам с Лайсергом увидеться лишь через неделю, и он досказал мне конец этой истории. Вернулся Марко из города с многочисленными швами на лице, повязкой на руке (Лё, видишь ли, ему левую ладонь почти насквозь прокусила) и несколькими запасными очками. Тут-то Жанна – их, так сказать, духовная наставница и призвала его к ответу: что, мол, произошло? И Марко, поведал ей и остальным Х-Судьям, которые мигом собрались на палубе (как понял Лайс, не он один видел Марко той ночью!), как на берегу моря он попал в засаду, отчаянно сражался и выстоял один против…всех людей Зика!
Руммик со смехом откинулся на спинку дивана.
-Ничего себе! 
-Да-да! И пока этот герой красочно, чуть ли не в лицах описывал свои злоключения, а все слушали, затаив дыхание, Лайсерга разбирал смех и он еле сдерживался, чтоб не спросить: не забыл ли Марко сделать прививку от бешенства, всё же укус на руке – совсем  не шутки, вдруг этот «Зик» был заразный! Глядя на то, как Марко потом несколько дней за обедом неловко присаживался на краешек стула, Лайс пришел к выводу, что он её всё-таки сделал! Кроме того, командир два месяца после этого воздерживался от спиртного – пил только кофе.
Вдоволь насмеявшись, Руммик спросил:
-А что ж отец? Никак на это не отреагировал?!
-Кроме меня, Лайсерга и Рио никто не знал об этом побоище. Лё запретила нам рассказывать  кому-либо, особенно Силве! Он – парень вспыльчивый, пошел бы с Марко разбираться. А Х-Судьи навалились бы, пожалуй, всей командой. Силве против них в одиночку не выстоять.
-Ну, это спорный вопрос! – нахмурился Рум.
Айя, смеясь, взъерошила его черные как смоль волосы.
-Но когда сам Марко к Лё в больницу угодил, с пробитым плечом в бреду метался, она, несмотря на прошлые обиды, поставила его на ноги, а он даже «Спасибо» не сказал – всё время, пока в больнице пробыл, трепал Алёнке нервы, а за день до выписки разругались окончательно. Не знаю, что там у них произошло. Духи потом рассказывали, что слышали ссору на заднем дворе больницы. Марко кричал что-то вроде: «Ведьма проклятая!», а она ему: «Пошел вон! Выздоровел, я смотрю!». Потом он выбежал оттуда: бледный,  в глазах ужас, по губам будто кровавой ладонью мазанули. Мигом собрался, и с тех пор ноги его больше там не было! На следующий день Токагеро поинтересовался у Лё: «Что ж это ты, к пациентам так строга?! Марко-бедняга, после разговора с тобой чуть кровью не истёк!» - ну подшучивает, как обычно! Она сердито буркнула в ответ: «Моя это кровь», Токагеро и побоялся дальше спрашивать.
-А к чему это она? Не понял.
-Ну, это ты у неё спроси.
Айя закрыла альбом и понесла на место – в кабинет Лайсерга. Рум перегнулся через спинку дивана и проследил, куда она его положит. Альбом хранился в нижнем ящике письменного стола. «А ящик- то не запирается!» - машинально отметил Рум про себя. Но тут входная дверь открылась, и вошел Томас.
-Здорово! – Рум вскочил на ноги и крепко пожал руку друга, - А что это ты без Майи?
-Привет! Да она, как всегда в школьной библиотеке сидит, - безнадёжно махнул рукой Томас, и тут же окинул приятеля подозрительным взглядом - Ты к ней?!
-Каверзные вопросы задаёшь! – прищурился Рум и, рассмеявшись, мгновенно соврал, - Я к тебе. У вас случайно нет книги «Сто советов будущему оратору». Что-то из области юриспруденции.
-Даже если книга случайно и была бы, я б тебе её не дал – ты и так кому угодно голову забьёшь, а уж после этой книги от тебя вообще спасу не будет!
-Ничего себе! – возмущенно подбоченился Рум. – И это я слышу от друга! От моего бывшего лучшего друга! Тетя Айя, где справедливость?!
-О! сразу жаловаться! –  обиженно надул губы приятель.
Айя, проходя мимо, заметила:
-На голодный желудок справедливость искать трудно, поэтому через пол часа жду всех к обеду!
Томас благодушно улыбнулся.
-Мамочка, как я тебя люблю! Ладно, что ж с тобой делать! – обернулся он к Руммику, - пошли, посмотрим у отца.
В кабинете Лайсерга, бывшем одновременно и библиотекой Рум сел за широкий письменный стол старинной работы, а Томас взобрался на лестницу, приставленную к книжным полкам.
-Кто автор?
-А я, что, знаю? – пожал плечами Рум и незаметно подмигнул Могриму. Волк кивнул и быстро шмыгнул в гостиную. Через минуту оттуда донеслись странные звуки, напоминавшие сдавленное кудахтанье вперемешку с сердитым рычанием, и Рум недовольно покачал головой - Слушай, унял бы ты своего богарда, который раз уже Могрима задевает.
-Опять богард виноват?! Держи волка подальше от моего духа! – Томас, кряхтя, спустился с лестницы и вышел из кабинета. – Ну, сколько можно?! Что на этот раз?! – раздался из гостиной его раздраженный голос.
Рум быстро достал альбом. Раскрыв его у себя на коленях, аккуратно вынул одну фотографию Х-Судей, положил её на стол и вернул альбом на прежнее место. Затем вытащил из сумки учебник истории, спрятал фотографию между страницами книги и с криком: «Могрим! Ты опять?!» выскочил в гостиную.

Тем же вечером Рум отсканировал фотографию, увеличил и распечатал изображение Марко. Пригляделся: «Черт, лицо знакомое! Где же я мог его видеть?! Стоп! ЭТО ЖЕ ПРЕПОД СО СТЕНДА В ИНСТИТУТЕ, КУДА Я НЕ ПОСТУПИЛ! Надо проверить».
На следующий день съездил в тот институт, нашел стенд. Точно – он! «Так, Марко, теперь я даже знаю, где тебя искать…».
На следующий день Рум позвонил Томасу и напросился к ним на ужин. Дождавшись удобного момента, он незаметно вернул фотографию на прежнее место.
Со дня возвращения Рума из Германии прошла неделя. Промозглым мартовским вечером он  сидел в своей комнатушке в общаге и клевал носом над учебниками, водя по строчкам скальпелем. Было около десяти вечера – еще бы учить и учить, но вчерашней ночью он почти не спал (готовился к семинару). Теперь впереди были контрольные, а сил становилось все меньше. Смысла прочитанного он уже давно не воспринимал, буквы расплывались перед глазами. Рум на мгновение прикрыл веки, чтобы дать глазам отдохнуть от света лампы, казавшегося слишком ярким и вот…
Он стоял на крыльце своего дома.  Из-за леса выползала тяжелая грозовая туча, солнца уже не было видно. Кругом тишина и безветрие, как обычно бывает перед грозой. Рум привычно толкнул дверь и вошел. Прихожая была пуста. В гостиной в кресле возле окна сидел отец и просматривал какую-то бумагу. Он поднял на Рума тяжелый, строгий взгляд, затем, ни слова не говоря, опять углубился в чтение. Рум шел дальше. Обходя комнату за комнатой, он видел братьев и сестер. Они так же молча, и, как показалось Руму, с укором смотрели на него и продолжали заниматься своими обычными делами. Только маленькая Рута, увидев брата, изменилась в лице: глазки её наполнились слезами, она закусила губу, отбросив учебник, вскочила из-за стола и выбежала из комнаты.
Обойдя весь дом, Рум вышел во двор. Внезапный порыв ветра поднял с дороги облако пыли и запорошил ему глаза. Рум снова обернулся к дому. Там что-то было неестественно и странно. Это уже был не тот дом, в котором он вырос, к которому привык, всегда наполненный теплом и заботой. Теперь в нем чего-то не хватало! Что-то было утеряно, упущено. И по глазам домашних было понятно – потери не вернуть! Семья и дом никогда не будут такими, как прежде! Внезапно захлопнулись створки входных дверей, всегда приветливо и гостеприимно распахнутые, сулившие защиту от всех бед и неприятностей, словно объятья матери. Матери?! Вот, кого не хватало в доме! МАМЫ! В этот момент грянул первый раскат грома! Рум проснулся, жадно хватая ртом воздух…
Он долго не мог прийти в себя, унять дрожь в руках. По стеклу вовсю барабанил дождь, но даже этот ритм не мог сравниться с бешеным стуком сердца. Казалось, оно готово было выпрыгнуть из груди. Немного успокоившись, Рум вытащил заложенную между страницами книги фотографию Марко, вгляделся в холодные голубые глаза. Мысли вихрем неслись в голове: «ТЫ! ВСЕ ИЗ-ЗА ТЕБЯ! ТЫ ИЗЛОМАЛ МОЕЙ МАТЕРИ ЖИЗНЬ – ЛИШИЛ ЕЁ ЗДОРОВЬЯ И РАДОСТИ!». И тут откуда-то из глубины сознания словно послышался чей-то настойчивый шепот: «Её может не стать в любую минуту! И ты еще сомневаешься – как поступить?! Всю жизнь ведь себе потом не простишь – мог что-то сделать и не сделал!».
Да! Решено! Рум схватил скальпель! «БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, ГАД! НЕНАВИЖУ!». Стремительным рывком он всадил лезвие в ухмыляющееся лицо! Скальпель вошел точно в правый глаз, крепко пригвоздив фотографию к столу и…

И стекло треснуло! Множество ломаных, сверкающих нитей, словно молнии, мгновенно пробежало от центра к краям линзы, заставив Марко вздрогнуть всем телом от неожиданности. Тишину его маленькой квартиры нарушало только тиканье часов, да шелест листков курсовых работ, которые он проверял весь сегодняшний вечер. Справа на столе лежала стопка уже проверенных и, надо сказать, что гордой надписью на первом листе «Допущено к защите» могли похвастаться немногие из них. Очень немногие.
За окном шел дождь – обычная погода для Лондона. Настроение у Марко тоже было обычное – соответственно погоде за окном. Проверка студенческих «шедевров» оптимизма не предавала: «Очередной бред, содранный из Интернета! Не могут думать самостоятельно! Нет, скорее не хотят! Ну конечно – молодость: погулять бы с друзьями, снять девчонку посмазливее! Благо – денег достаточно: папа с мамой и за обучение заплатят и «на жизнь» своему ребенку отстегнут! Когда уж тут сидеть за книгами?! А вот я в своё время сидел! И вы у меня посидите, прежде чем тройку в зачетке увидите!». В общем, все было как всегда и вдруг ни с того ни с сего, на тебе!
Марко медленно снял очки, недоуменно взглянул на них. «Что за чёрт?! Треснули сами?!». Он положил очки на стол, и правая линза тут же осыпалась мелкими стеклышками. С чего бы это? Да еще правая, которая толще. Но левая цела, а эта… Линзы были разными, потому, что правый глаз видел хуже. А хуже он видел потому, что…
Марко тряхнул головой, чтобы отогнать неприятные воспоминания, потер усталые глаза и, прищурившись, взглянул на часы. Без четверти одиннадцать. Боже, как время летит! Посчитал непроверенные работы: еще пять! Как минимум три часа «занимательного чтения»!
-Чёрт, как же все надоело! Эта промозглая слякоть! Однообразная работа! Бестолковые студенты, наконец! А главное – к чему это все?! Зачем?! Чахнуть в этой пасмурной стране среди таких же пасмурных людей без интересного занятия,  без определенной  цели в жизни!
Знать бы еще, в чем эта цель заключается. Наверно для каждого она своя. Вот, например Лайсерг. У него семья, интересная работа (продолжает дело своего отца, способность и тяга к расследованиям у него, можно сказать, в крови). Жанна в монастыре, замаливает грехи: свои, Марко, и остальных Х-Судей (по крайней мере, она так думает и счастлива этим).
Давно он у неё не был. После их встреч, тихих неторопливых бесед Марко возвращался в свою тесную одинокую квартирку с таким чувством, будто с души смыли всю пыль ежедневной рутины. Жизнь переставала казаться бессмысленным времяпрепровождением! Возникало ощущение, что он занимает достойное место в обществе, полезен другим и вообще, всё идет как надо. У него даже появлялось чувство юмора! Студенты облегченно вздыхали – снисходительно махал рукой на мелкие погрешности в контрольных, а на семинарах подшучивал над неверными ответами. После работы звонил Лайсергу – долго болтали о том, о сём, или даже напрашивался к ним в гости и задерживался до позднего вечера, несмотря на неприязненные взгляды Айи. Детей он, правда, не любил (причем с детства! и даже разговоры с Жанной не могли этого исправить!), а у Лайса их было целых двое – по мнению Марко, более чем достаточно! Но что ж делать – ради общения с другом приходилось  терпеть и их, и даже дарить подарки.
Однако такого радужного настроения хватало не надолго – постепенно работа надоедала, смотреть на семейную идиллию Дителов становилось не в моготу, и все снова становилось «как всегда», ну словом, как сейчас.
Конечно, в прошлом он и остальные Х-Судьи наломали дров, натворили много лишнего, но тогда он шел к своей цели сквозь все преграды и препятствия, чувствовал себя живым человеком, а не трухлявой корягой, медленно тонущей в болоте однообразия. Но, что теперь об этом вспоминать – все кончено, не вернешь.… 
Иногда, правда он все бросал и уходил «в отрыв» - где-то пил, с кем-то ночевал, но после всегда возвращался сюда, в пустую квартиру, где все было идеально чисто и на своих местах – самому противно!
-Брр. Все это – весенняя  хандра. Нечего раскисать! Проклятый дождь! Это он во всем виноват.
Марко поднялся из-за стола, прикрыв глаза, повертел головой (хрустнули шейные позвонки), повел затекшими плечами. Подошел к шкафчику у стены, достал запасные очки. Надо скорее закончить с курсовыми – завтра рано вставать.
Проходя мимо, заглянул в висевшее на стене зеркало. Мм-да, стареешь, брат….
Взгляд упал на рассеченную шрамом правую бровь. Такие же шрамы, но поменьше (если не присматриваться, то и не заметишь) белесыми черточками обрамляли весь правый глаз. Боевые отметины? Да уж, боевые! Тот бой лучше не вспоминать – такого позорного поражения не было  у него ни до, ни после!
Мысли сами собой вернулись в тот солнечный день. Берег моря. У самой кромки воды сидит девушка, удивленно рассматривает раковину у себя на ладони. Рядом большая круглая плетеная корзина с какими-то травами. Она откидывает на спину длинные тугие русые косы. И ведь не сказать, что была красивая (внешность самая обыкновенная), скорее просто привлекательная. И чёрт его дернул  завязать разговор.
Потом Марко и сам не мог понять, почему так вышло.  Не так уж много они с Денбатом перед этим выпили в кафе – чуть-чуть для настроения. Настроение улучшилось, и Марко решил пройтись до корабля пешком – прогуляться в одиночестве. А тут она, простая девушка, не участница турнира, даже не шаман, одна на пляже. Подойти познакомиться? Подошел. На свою голову. Прямо как в старинной легенде:

В лесу над рекой жила фея.
В реке она часто купалась,
И вот, позабыв осторожность,
В рыбацкие сети попалась…

Её рыбаки испугались,
Но был с ними юноша Марко.
Схватил он красавицу фею
И стал целовать её жарко!1

Только до поцелуев не дошло. Слово за слово – глупая  ссора! Один удар, и вот она лежит у его ног, как ему казалось, поверженная. Марко присел рядом, крепко взял её за волосы, источающие аромат хвои и меда, властным жестом развернул лицом к себе и … заглянул в глаза, большие, ясные, светло-карие. Ни боли в них, ни страха – азарт предстоящего боя!
Казалось, на мгновение смолкли все звуки, кроме её прерывистого дыхания. Сердце Марко от чего-то болезненно сжалось в комок. Поздно, слишком поздно отводить взгляд – глаза девушки потемнели и превратились в бездонные черные колодцы, уносившие душу в озеро бесконечной ночи.

А фея, как гибкая ветка,
В могучих руках извивалась,
Все в Марковы очи глядела,
Да тихо чему-то смеялась…1

Она молниеносно выбросила сжатый кулак. Удар пришелся в правый глаз, осколки от линзы очков впились в лицо!
Что было дальше, Марко помнил смутно. И вспоминать не хотел! Но, к своему ужасу, и забыть не мог! Сколько бы женщин он ни встречал после, сколько бы ни смотрел в их прекрасные глаза, в первый момент в голове невольно проносилась крамольная мысль: «Не те…». Он страшно злился на себя за это, гнал прочь навязчивые воспоминания. Но её образ продолжал будоражить разум и травить сердце.
Недели через две после этого случая он увидел сон, будто лежит на лесной поляне в мягкой траве. В ночном воздухе разлит тяжелый запах мёда, тот самый, её… Вот и она сама, в одной белой рубахе до пят, стоит рядом с ним на коленях. Огромная полная луна окутывает девушку призрачным светом.
Она медленно склоняется над ним, шепча, как древнее заклинание, непонятные слова: «Колесо гонит по жилам кровь, колесо в губы вливает яд…Колесо, вертись – ЭТО Я…2». Все ближе, ближе, и вот, окутав его пьянящей дымкой своего дыхания, страстно впивается в губы. Боже! Будто прижгла раскаленным железом! По телу побежал жар, сердце разлилось в груди кипящей смолой. Легкие вспыхнули от недостатка кислорода, он хотел оттолкнуть её, сделать вдох, но не в силах был пошевелиться! Перед глазами крутилось огненное колесо!
Марко проснулся в холодном поту. Корабль неторопливо покачивался на волнах, в окно каюты  и впрямь светила полная луна. Он некоторое время сидел на кровати, переводя дух, потом провел рукой по лицу, пытаясь успокоиться. Ладонь стала влажной. Взглянув на неё, Марко похолодел. Кровь?! Обернувшись к зеркалу, он понял причину: губы высохли, покрылись коркой и потрескались как от сильного жара. Ранки сочились кровью.
Их встреча на берегу всё не шла из головы и, тщательно припомнив все подробности, Марко пришел к выводу: нечто подобное случалось с ним и раньше. Их организацию вначале возглавлял Люциус Лассо, в прошлом католический священник, человек, обладавший железной волей, стальными нервами и громадной силой убеждения. Но для Марко он был не просто лидер Х-Судей. Люциус занимался его воспитанием с раннего детства, тщательно следил за развитием  мировоззрения мальчика, навязывая свои идеи, как потом оказалось,  ради осуществления своих же целей. И  жизнь Марко была, мягко говоря, – не сахар! Люциус не терпел непослушания и  инакомыслия и подавлял всякое сопротивление сначала физическими методами, а позже, когда Марко исполнилось лет двенадцать, и он, по мнению Люциуса,  начал соображать, что творится в мире, «учитель» стал долго и терпеливо объяснять своему подопечному «почему должно быть именно так, а не иначе». И чем старше становился Марко, тем больше красноречия приходилось употребить Люциусу, чтоб убедить его в своей правоте.
Но одним красноречием Люциус не ограничивался. Иногда  его теории настолько шли вразрез с принятыми  нормами морали, нравственности, с общественным мнением, наконец, что упрямый и вспыльчивый от природы Марко принимался горячо доказывать их несостоятельность. Люциус перебивал его едкими замечаниями, но если тот всё же не унимался, приходилось прибегать к другому методу. В самом разгаре спора Марко вдруг наталкивался на его взгляд – тяжелый и одновременно пронзительный. В черных глазах Люциуса не было ничего угрожающего, но под их действием Марко тут же сбивался с мысли, все доводы мигом перемешивались в голове. Не в состоянии связать двух слов, он, запинаясь, еще пытался промямлить что-то невнятное, а потом и вовсе замолкал. И тут начинал говорить Люц. Спокойно, но твердо он рушил один за другим все доводы и аргументы Марко, как карточные домики. Волны его негромкого низкого голоса  обволакивали разум, словно кто-то внутри вкрадчиво нашептывал: «Не спорь, глупый, не спорь, слушай и учись…». Строптивость и раздражение как-то сразу рассеивались, Марко весь обращался в слух, успокаивался, даже дыхание становилось глубоким и ровным. Люциус продолжал говорить, неторопливо шагая по комнате из угла в угол, а Марко стоял перед ним, опустив плечи, чуть покачиваясь и, медленно кивая головой, на каждую его фразу шептал: «Да…да…ты прав…».
Закончив «проповедь», Люциус еще раз заглядывал в лицо мальчика и тихо спрашивал: «Ну, что? Ты понял свою ошибку?». Тот поднимал на него затуманенный взгляд и так же тихо отвечал «Да, я…я понял…». «Вот и хорошо. Слушай меня, и не собьешься с пути истинного. Ну, мне пора.» - на прощанье преподобный Люциус ласково похлопывал воспитанника по щеке, а Марко, вяло улыбаясь, блаженно прикрывал глаза.
Когда дверь за «учителем» закрывалась, Марко пытался вернуться к оставленным делам, но обычно ни на чем не мог сосредоточиться. В конце концов, он махал на всё рукой и, добравшись до кровати, тут же погружался в глубокий, тяжелый сон без сновидений, а на следующее утро просыпался совершенно разбитым, зато от слова до слова помнил вчерашнюю речь Люциуса и свято верил в истинность этих  слов.
Однако со временем Марко научился противостоять таким психологическим атакам и даже интуитивно перенял часть этих способностей, что немало пригодилось ему, когда он стал во главе Х-Судей. Конечно, он сам понимал – до уровня Люциуса ему далеко, да и характер для этого неподходящий. И всё же, до некоторых пор Марко успешно поддерживал в организации дисциплину и даже вербовал и обучал новых её участников. Он серьёзно подозревал, что его авторитет был подорван именно последствиями встречи с той девушкой. Казалось, все Х-Судьи за его спиной пожимали плечами: «Командир явно не в себе…»
Но шли дни, наважденье постепенно «сходило на нет». Карие глаза мерещились все реже и может быть со временем это вовсе прекратилось бы, но… Угораздило же его после стычки с египтянином загреметь в больницу, хозяйкой которой и оказалась Лё (так, оказывается, звали её в деревне Добби). Сам бы ни за что не пришел – привезли, когда был без сознания.
За чертой этого старого ветхого здания царил другой мир, со своими законами и обычаями. Некоторые порядки нужно было непременно знать и соблюдать, а от некоторых тайн (как Марко испытал на собственной шкуре) стоило держаться подальше. В больнице, например не было ни одного духа. Все они, ожидая выздоровления своих хозяев-шаманов, толпились на просторной веранде, заплетенной ветвями клематиса с необычно большими, темно-красными цветами. Не в силах преодолеть невидимую черту, проходящую по периметру больницы, духи шатались без дела и на заднем дворе. Чтобы они не скучали, Лё беззлобно шутила с ними, когда шла мимо за водой или еще куда-нибудь. Она  весело беседовала с пациентами, стараясь никого не обделить вниманием. Никого, кроме Марко, в адрес которого отпускала двусмысленные остроты и издевки. Он впрочем, не оставался в долгу. Но к концу своего пребывания там с удивлением стал замечать, что такое обращение ему не безразлично, а даже как-то обидно: ну хоть бы одно приветливое словечко сказала… «Нет! - в ярости одергивал он себя, - Это всё наваждение! Блажь! Надо уходить отсюда, скорее – тут всё не по-людски!»
Действительно – не по-людски: силы природы здесь действовали самостоятельно. Целебным было всё: солнце, вода в деревянной кадушке на заднем дворе, воздух, наполненный ароматами разных трав и кореньев – одни запахи придавали бодрости и сил, другие навевали сладкую дрёму. В больнице не было электричества – палаты освещали…пауки, раскинувшие по углам свои сети. Нити паутинок излучали свет то яркий, то приглушенный. Лесные волки делились с Лё своей добычей. И магическая сила её глаз (по сравнению с которой штучки Люциуса были просто досадным недоразумением) тоже была даром самой природы.
Там-то, в больнице, Лё его и доконала – навсегда «привязала», опоив своей дьявольской кровью. И не отпускает до сих пор!
Стоя теперь перед зеркалом, Марко впился взглядом в свои собственные зрачки: «ЧТОБ ТЫ СДОХЛА, ТВАРЬ, ЕСЛИ ТЫ ЕЩЁ ЖИВА! НЕНАВИЖУ!»
Негромкий звон часов заставил его обернуться. Одиннадцать. Он вернулся за стол, взялся, было опять за курсовые, но без толку. Кого он пытается обмануть, весенняя хандра тут не при чем – вот уже целую неделю его мучают дурные предчувствия. А выбил из колеи совсем простой случай. Неделю назад Марко заметил на станции метро группу людей: человек десять-пятнадцать. Молча, не двигаясь, с серьёзными лицами они смотрели на молодого, смуглого черноволосого парня. Тот сидел на полу, прислонившись к стене и закрыв глаза, вдохновенно (по-другому не скажешь!) играл на гитаре и негромко пел.
«Ничего особенного, – подумал  Марко.– Очередной студент пытается заработать какую-то копейку». Но пальцы юноши срывали со струн тяжелый, мрачный ритм, который притягивал, завораживал, заставлял забыть обо всем. И Марко не смог пройти мимо – присоединившись к толпе, стоял и слушал. Когда песня кончилась, молодой человек совсем опустил голову, черные волосы упали на лицо. Люди стали бросать деньги в пустой футляр гитары, Марко тоже машинально кинул пару монет и пошел дальше. О чем была песня, он вспомнить не мог, кажется, там говорилось о взаимосвязи людей в этом мире. Лишь одна строчка врезалась в память: «Но, если есть те, кто приходят к тебе, найдутся и те, что придут за тобой!3». С этого дня тревога не покидала его ни на минуту.
Чувство близкой опасности усиливалось с каждым днем. А сегодняшний случай с очками окончательно убедил его – всё происходящее не случайно! Чутьё шамана, и просто опытного бойца никогда его не подводило. Скоро должно случиться что-то из ряда вон выходящее. Надо быть настороже.

1. М. Горький «Легенда о Марко»;
2. Мельница «Прялка»;
3. Наутилус Помпилиус «Скованные одной цепью».

14

Видим, что вы «Триллер» читаете, немного жаль, что не так много отзывов. Хотелось бы все-таки узнать о вашем впечатлении, да и дельная критика никогда не помешает. Ну да ладно.

Так, что-то я хотела сказать… Да! С Днем рождения, Марко!

~yesiam~

Д.Р. правда завтра, но ничего)))

Отредактировано Айя-тян (2009-11-16 19:13:22)

15

От души поздравляем!!! ~flowers_for_you~
А вот и наш подарок имениннику!

5. БОЙ
Рум сидел на стволе поваленного дерева и, нервно потирая руки, напряженным взглядом ещё раз окидывал место проведения ритуала. Поляна достаточно широкая, есть, где развернуться. Чуть поодаль приготовлен хворост для костра, рядом веревка, сумка, тонкий железный прут.
Тишину в этот солнечный полдень нарушали только шелест листьев, да журчание маленькой речушки, протекавшей неподалеку. Там на берегу под камнем спрятан пакет с чистой одеждой. На неё Рум сменит боевой костюм, который, вероятно, придет в негодность, когда всё закончится. Пожалуй, костюм лучше даже сжечь – незачем оставлять лишние улики. Жаль мамин подарок, но делать нечего. Ну вот, здесь, как будто всё готово.
Слева на другом конце поляны раздался шорох. Рум резко обернулся на звук. Два стоящих рядом дерева, чуть подались в стороны, кусты раздвинулись, и на поляну выбежала едва приметная тропинка. Значит, Могрим уже договорился с лесными духами, чтобы они открыли эту тропку, уводящую в сторону от основной аллеи парка и кончавшуюся на уединенной, тихой полянке. Сегодня вечером Марко должен, перепутав поворот, оказаться здесь. Придется навести на него небольшой морок1, а это лишняя трата сил, ну да что поделаешь.
На этой поляне вот уже несколько дней не показывался ни один зверь, не слышно было пения птиц. Лесные жители обходили это место стороной – чувствовали: здесь таилась и крепла огромная сила, пока что сжатая в комок в сердце юноши, но способная по приказу хозяина крушить все на своем пути. Раньше Рум не раз гулял в этом парке, весело болтал с его мохнатыми и пернатыми обитателями, но в последнее время он приходил лишь для того, чтобы тренироваться  до изнеможения, готовясь к предстоящему бою. Все живые существа избегали его –  мысли и чувства этого человека приобрели темный, горький оттенок обреченности: он обрекал на муку своего врага, а за одно и себя самого, ведь такие поступки не проходят бесследно для того, кто их совершает. Лесные духи, естественно, были недовольны, но спорить не посмели.
Могрим тоже не был в восторге от этой затеи. Вот и сейчас, присев рядом с Румом на траву, он всмотрелся в серьезное лицо друга и тихо, но настойчиво напомнил:
-Еще не поздно отказаться. Ты задумал ужасное и, к тому же, неверное дело. Даже если мы всё выполним – не факт, что это поможет, - и, помедлив, твердо добавил, - ОТКАЖИСЬ.
-НЕТ, - так же твердо ответил Рум, - Я всё решил. Ты – со  мной?
-Я всегда с тобой, - вздохнул Могрим.
Рум заглянул в лучистые волчьи глаза и грустно улыбнулся (первый раз с того дня, как принял решение) – Могрим не предаст.
-Тогда с Бо…,- Рум поднял руку, чтобы перекреститься, как всегда перед началом важного и ответственного дела, но запнулся, сжал ладонь в кулак и, нахмурившись, опустил голову: на такие дела благословения не просят. «С этого дня ты будешь лишен божественной защиты и помощи. Привыкай…»

И вот они стоят друг против друга.
Марко удивленно поправил очки, прищурившись, окинул взглядом незнакомое место: сколько раз бывал в этом парке, а вот именно этой поляны не видел. Напротив него на другом краю поляны в алых лучах заходящего солнца стоял молодой парень. Потертые кроссовки, простые, не стесняющие движений джинсы, черная кожаная жилетка поверх длинного, прикрывавшего бёдра темно-синего свитера с затейливым узором: голубые  шерстяные нити сплелись, образовав на темном фоне подобие чешуи или…кольчуги. Звенья её как-то неестественно  искрились в солнечных лучах. Черные волосы юноши были забраны в короткий хвост у самой шеи, лишь несколько непослушных прядей спадали на глаза, угрюмо, исподлобья буравящие противника. «Недурен собой!», - машинально отметил про себя Марко и усмехнулся, он узнал его – этот мальчишка пел тогда в метро.
-Кто ты?- у Марко было такое чувство, что парень ждал его.
-Я пришел сюда, чтобы восстановить справедливость. И сейчас я её восстановлю. – Медленно и спокойно ответил юноша, в его руке откуда-то возник увесистый меч, - Защищайся, шаман, если ты не трус.
Марко не был трусом. Он понимал: этот юнец давно точил на него зуб, и, наконец, решился на поединок. Почему? Какая разница! Это даже к лучшему – давно пора размяться!
-Ты бросаешь вызов мне, щенок?! - презрительно усмехнулся Марко.
-Волчонок, -  поправил Рум.
Хищно оскалившись, Могрим повел плечами – по густой взъерошенной шерсти волка побежали искры. Рум взмахнул мечем, и дух ринулся вперед. Навстречу ему, раздвигая верхушки деревьев, шагнул белый робот-ангел.

Как Рум и предполагал, с двуручным мечем, которым он владел, мягко говоря «не очень», против такого опытного соперника продержаться удалось недолго. Вскоре меч, расколотый пополам, полетел в сторону. Рум  шагнул назад, уклоняясь от удара, споткнулся на ровном месте и упал навзничь. Он едва успел приподняться на локтях, как Марко левой рукой схватил его за ворот жилетки и одним рывком поставил на ноги. Рум втянул голову в плечи, взгляд его отчаянно зашарил по земле. Марко брезгливо поморщился:
-Да с тобой даже не интересно! О-о! Уже сдаешься?! - разочарованно протянул он, видя, что мальчишка стал поднимать руки.
Тогда Рум произнес на родном языке своей матери:
-Русские не сдаются!
Он молниеносно выхватил Сестер из ножен за плечами и рубанул обеими руками сразу, как бы отгораживаясь от соперника стальным барьером. Марко лишь успел увидеть, как что-то блестящее свистнуло перед самым  его носом, он мгновенно подался назад и отдернул руку. Мелькнула мысль: «У него что-то было за спиной! Как я не заметил?!». Очередной морок, скрывавший сложенные крест-накрест на груди ремни, закреплявшие ножны Сестёр за спиной, распался. В следующий момент, взглянув на противника, Марко понял, чего стоил ему этот просчет. Руку-то он отдернул, а вот кисть руки осталась висеть, крепко вцепившись в кожаную жилетку юноши. Чертовы русские, всю жизнь приносили Марко одни несчастья!
Рум в свою очередь брезгливо поморщился, двумя пальцами отодрал отрубленную конечность и небрежно бросил в сторону. Сестры взвизгнули от восторга – первый раз вкусить кровь врага в настоящем бою, что может быть слаще?! «Ничего, милые, это только начало…»
Между тем Марко прижал изуродованную руку к груди и взвыл от невыносимой боли. В глазах потемнело, он упал на колени. Когда кровавая пелена начала рассеиваться, он увидел своего врага совсем близко: тот, опустившись на траву рядом с ним…перевязывал его рану! Заметив удивленный взгляд Марко, Рум пояснил:
-Не хочу, чтобы ты истек кровью…раньше времени. – Поднявшись, он твёрдо добавил, -  Вставай – продолжим!
Сабли ластились к его рукам, как кошки – не дать не взять просили добавки! Марко с трудом нашарил в сумерках среди травы пистолет.
Рум издевательски усмехнулся:
-М-да, как сказал некий Люциус Лассо, прижимая к себе отбивающегося мальчика,: «Терпи, Марко-тян – командиром будешь!»
Марко вскинул на него полный изумления и ненависти взгляд и, зарычав от ярости, бросился вперед. Шаманы вновь схлестнулись, но на этот раз Рум был в своей стихии! Озорницы-Сестры, словно продолжения его рук, обрушивали на врага стремительные удары, отводили в сторону выпады противника, становившиеся с каждым разом всё менее точными. Рум вертелся волчком, вился змеёй, предугадывая его действия, пробуя то один прием, то другой и, вдруг поймал себя на том, что получает от этого удовольствие! Сила и ненависть, переполнявшие его, наконец-то нашли применение и теперь выплескивались наружу! «Главное – не терять головы! Одно неверное движение может дорого обойтись».
А Марко явно терял контроль над ситуацией. Ангел бестолково наносил удары, встречавшие пустоту, в то время как волк, выросший до размеров среднего деревца, успешно нападал. Обрывки мыслей метались в голове Марко: «Нет, как же это?!... Что происходит?!... Он слишком быстр, слишком гибок…». Наконец, получив рукояткой сабли в челюсть, Марко без сил рухнул на землю. В это же мгновенье Могрим стремительным прыжком сшиб Михаэля с ног, вцепился в горло и мгновенно отгрыз уродливую голову робота.
И тут контроль потерял Рум. Тупая, дикая ярость захлестнула его! Совершенно пьяные после такого роскошного пира Сестры полетели, как попало в разные стороны, и остались лежать на траве, сладко постанывая.
-ТЫ! - закричал Рум не своим голосом, - ТЫ РАЗРУШИЛ НАШУ ЖИЗНЬ! ИЗЛОМАЛ, ИСКОЛЕЧИЛ! Как ты её бил?! Как ты её бил?! Так?! Или может так?! – выкрикивал он, нещадно пиная, извивающегося на земле Марко.
Тот попытался, было дотянуться до пистолета, но Рум шагнул вперед, пригвоздив ногой его пальцы к земле, и безжалостным пинком сломал ему локоть. Марко страшно закричал, выгнулся на земле, поперхнулся кровью, наполнявшей разбитый рот!
-Как ты её бил?! Как?! - голос Рума срывался на истеричный визг. Дрожа всем телом, он размазывал по щекам кровь и слезы, но бить не прекращал. Марко оставалось лишь прикрывать обрубком руки голову от сыпавшихся на него ударов. Наконец он захрипел, едва ворочая распушим, изрезанным обломками зубов языком:
-Кого - её?! Кто ты?!
Рум побелев, рухнул рядом с ним на колени, схватил его за ворот, и, встряхнув, первый раз взглянул своему врагу прямо в глаза:
-Не помнишь?!
Эти глаза! Марко тут же узнал их. Как не узнать – почти 20 лет они преследовали его во сне и наяву. Других таких нет в мире.
-Лё… - охнул он тихо. Но Рум услышал.
-Вспомнил, гад?! Да! Я – Гидраргирум, сын Лё и Силвы!  Ты совершил мерзкое преступление – поднял руку на женщину! И сейчас понесёшь наказание! - и добавил внятным шепотом, - Сегодня я здесь – СУДЬЯ и ПАЛАЧ. Обещаю – МАЛО ТЕБЕ НЕ ПОКАЖЕТСЯ! - он истерически засмеялся и что есть силы, двинул Марко кулаком в нос!
Вдруг Рум почувствовал, как кто-то тянет его сзади за жилетку, и обернулся, выпустив Марко.
-Могрим?!
Волк вскинул передние лапы на плечи хозяина, закричал в его разгоряченное лицо:
-Прекрати! Опомнись! Ты уже достаточно наказал его – победил, избил до полусмерти, унизил, наконец!
-Бросить всё на полпути?! НЕТ! - завопил Рум.
-Не губи свою душу! Есть в тебе что-нибудь святое?!
-Святое?! У тебя когда-нибудь была МАТЬ?! Ты вообще когда-нибудь ЖИЛ?! Нет?! Оно и видно! - Рум оттолкнул от себя духа и вскочил на ноги, - Прочь, собака! Своей душой я сам распоряжусь!
Могрим шарахнулся от него, заглянул в огромные карие глаза, и, не найдя в них ничего человеческого, бесшумно растворился в ночной тьме.
Рум прижал ладони к лицу, застонал. Марко, сумевший за это время отползти на несколько шагов, увидел, как он зашатался. «Вот и конец его силе!», - с надеждой подумал Марко, но в этот момент Рум, дико вскрикнув, молниеносно выбросил в сторону левую руку, как бы отталкивая невидимую преграду раскрытой ладонью. С растопыренных пальцев сорвались языки пламени и, осветив ночную поляну, ударили в оказавшуюся неподалеку кучу хвороста. Костер тут же разгорелся, ночной сумрак отпрянул к краям поляны, открывая глазам место их недавнего боя.
Рум тяжело опустился на землю, медленно отвел руку от лица и удивленно воззрился на левую ладонь, будто в первый раз увидел. Затем, тряхнув головой, он часто заморгал, словно пробуждаясь ото сна. Лицо его приобрело странно-спокойное выражение, на губах появилась едва заметная улыбка, полуприкрытые глаза смотрели на Марко почти отрешенно. Тот насторожился: Рум сейчас подозрительно напоминал кого-то. Кого?
Слепая ярость исчезла без следа. Спокойным, ровным голосом, Рум медленно произнёс:
-Конец? О, нет, это лишь начало…
Марко нервно дернулся: «Он, что, мысли читает?! Прямо как …Зик!».
-Итак, выношу приговор Х-Судье, - издевательски ухмыляясь, продолжал Рум, - Когда-то ты, жестоко и цинично избил мою мать, но, несмотря на это, она впоследствии вернула тебе здоровье. Долг платежом красен – теперь ты вернешь здоровье ей.
Марко полными ужаса и боли глазами смотрел на Рума – понимал: помощи ждать неоткуда, а на пощаду рассчитывать глупо, но все ещё не верил, не верил, не верил в реальность происходящего!
-Однако время идет, - Рум встал с земли, подошел к костру, аккуратно положил на угли конец железного прута и обернулся к Марко, - Начнем, - в руках у него возник небольшой скальпель.
Языки костра заиграли на тонком лезвии, отразились в спокойных карих глазах, и, казалось, что пламя живет внутри этого человека…

1. Морок – легкая форма гипноза, не дающая полного контроля над сознанием человека, но лишь заставляющая его видеть (или не видеть) некоторые предметы и явления. Отсюда: «обморок», «морочить голову».

16

6. БЫВШИЕ СУДЬИ
В это тяжелое пасмурное утро улицы Лондона были окутаны туманом. Сизая дымка выползала из-под мостов через Темзу и не спешно, квартал за кварталом подчиняла себе город. Аллеи парка в этот день вселяли страх в сердца прохожих. Входя под сень деревьев, человек будто погружался в другое измерение, где каждый куст казался, издали диковинным существом из древних легенд, непостижимым человеческим разумом и от того ещё более ужасным. Человеку, попавшему в его лапы никогда уже не увидеть солнечного света.
Похоже, подобное существо побывало здесь накануне. То, что оно оставило, уходя, на одной из тихих полян вряд ли могло быть делом человеческих рук. Произошедшее здесь этой ночью с трудом укладывалась в голове не только простых обывателей, но даже опытных полицейских, для которых сегодняшнее утро выдалось и впрямь тяжелым.
Сейчас поляна была оцеплена со всех сторон, но, по правде говоря, в этом не было необходимости – идти туда и так никто не хотел. Да, что там идти – бывалые следователи старались лишний раз не глядеть в ту сторону, двум молодым стажерам, взявшимся было осматривать место происшествия, стало плохо. Молоденькую девушку, которая выгуливала  здесь свою собаку  рано утром и первой обнаружила страшную находку, допросить пока не удалось – бедняжка находилась в глубочайшем шоке: сначала билась в истерике, выкрикивая что-то бессвязное, потом вдруг замолчала, уставившись в одну точку, и не проронила больше ни слова.  Девушку  увезла «скорая». Собаку её так и не нашли.
Лайсерга Дитела, не первый год работавшего частным детективом, трудно было чем-либо удивить, но, когда он взглянул в лицо обезображенного трупа, растянутого за руки между двумя близко стоящими деревьями, на краю поляны, ноги его подкосились: «МАРКО?! МАРКО! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!»

Рассекая туман и тишину аллей, Нихром гнал свой скутер к месту случившегося, потому что случившееся обещало стать сенсацией! У такого скандально известного журналиста, как он на сенсации должен быть своего рода нюх. Нихрома матушка-природа этим нюхом не обделила – сенсации он чуял за версту! Эти способности проявились у него ещё в детстве (если выполнение обязанностей судьи на турнире шаманов можно назвать детством). Что бы ни происходило в деревне Добби и её окрестностях: от грандиозных баталий на арене и жестоких разборок вне конкурса до мельчайших подробностей личной жизни участников турнира – Нихром был в курсе! И мог ввести в курс дела практически любого желающего (кроме нескольких лиц, находившихся в его «черном списке»), но, разумеется, не бесплатно. Хотя, если настроение было приподнятое, а новость – свежей и злободневной, то удержаться было невозможно. За излишнее усердие Нихром был неоднократно побиваем теми, кому распространение этих новостей было невыгодно или просто неприятно. Однако ни что не могло унять его любознательность – репутация сплетника все крепла, а следов «благодарности» на спине становилось всё больше.
Но после Решающей битвы Нихром впал в немилость, и за содействие врагу был приговорён к исправительным работам. Тогда он почувствовал, что значит быть оттесненным на задворки жизни, из специально уполномоченного должностного лица, судьи турнира шаманов, он, в одночасье, превратившись в чернорабочего.
Долго терпеть подобное существование он не смог и однажды сорвался. Хорошо, что Калем оказался рядом – вынул из петли, уже затянутой крепким узлом противоречий и одиночества на шее подростка. Тем же вечером, немного придя в себя, Нихром решил, бежать из деревни, где жизнь для него стала невыносимой. Спустя несколько дней он наскреб немного денег и подался, куда глаза глядят, подальше от родной земли, унося с собою лишь воспоминания. А вспомнить было о чем…
Нехрон был благодарен этому турниру, прежде всего за то, что среди массы самых разных людей, съехавшихся со всех концов земли, чтобы принять участие в великом поединке, проходящем один раз в пятьсот лет, он встретил того, кто в первую очередь видел в нем человека, а не судью или источник информации. Она пришла в деревню вместе с Зиком и его людьми. Айя. Хрупкая девочка лет четырнадцати, выделялась среди этой компании.
Нихрому всегда трудно было сходиться с людьми, но, неожиданно для самого себя он вскоре подружился с Айей. Стали делиться радостями и горестями, мнениями об участниках и исходе соревнования. Точнее, говорил в основном Нихром – Айя располагала к откровенной беседе, с ней можно было поделиться сокровенным, не боясь за сохранность своей  тайны. И Нихром в свою очередь платил ей тем же.
Но спустя некоторое время, он внезапно понял, что Айя для него – не просто друг. Душным майским вечером он провожал её через лес. До поляны, где располагался лагерь Зика, оставалось совсем недалеко. Уже почти стемнело и Нихром с Айей, не спеша, беседуя, шли по лесной тропинке, как вдруг ветер донес до их слуха незнакомую мелодию – нежная скрипка, казалось, пела о вечном равновесии, царящем в этом мире, о спокойствии лесов, необъятности океанов, величии гор и гармонии отношений между людьми – между мужчиной и женщиной.
Разговор затих сам собой, они остановились, и тут Нихром впервые взглянул на неё по-новому, так как ещё ни разу не смотрел  девушку. Рука сама нашла её руку, от прикосновения по телу побежал жар, сердце на мгновенье остановилось и тут же сорвалось в бешеный ритм, замирая с каждым переливом музыки. Росшие по краям тропинки кусты олеандра медленно раскрывали бутоны ярко-желтых цветков. Нихрому захотелось рассказать Айе об урагане новых, неизведанных чувств, бушевавшем теперь в его душе, но слова не шли с языка, да и не нашлось бы, наверное, слов, для описания того, что с ним в этот момент  творилось! Девушка поняла всё по его глазам, мягко высвободила свою руку, и шепнув напоследок: «До свиданья», растворилась в ночной темноте.
Нихром остался стоять на тропе, а скрипка всё пела, и его мысленный взор ласкали любимые глаза, бездонные, как ночное небо! Среди цветов олеандра замелькали светлячки, наполняя майский лес неповторимым очарованием. Нихром сорвал один из золотистых бутонов и спрятал на груди: «Когда-нибудь этот цветок раскроется, и тогда не будет на Земле человека, счастливее меня!». Но тут скрипка замолчала. Значит, Айя благополучно вернулась домой, Зик отложил любимый инструмент и вышел из шатра ей на встречу…
Мечтам и надеждам Нихрома не суждено было сбыться - для любимой он оставался только другом. Они встречались всё реже и во время разговора он не раз замечал, что мысленно Айя была где-то далеко, не с ним – с Лайсергом  Дителом из команды Х-I. Нихром прекрасно всё понимал, но упрямо не хотел верить: «Нет! Вот сейчас! Сейчас она обернется и поймет, что это я, Я (а не какой-то непонятный икс!) ждал её всю свою прошедшую жизнь, и я буду носить её на руках всю оставшуюся жизнь!». И однажды Нихром попытался высказать ей всё, что было на душе.
Пасмурным летним днем они снова шли по лесу, говорили об участниках турнира:
-Серьезную конкуренцию Зику могли бы составить на этом турнире очень немногие. – Рассуждал Нихром, - разве что Х-Судьи, да и тех он половину пощелкал, как семечки, а остальные сами разбежались. У этой организации нет будущего, и у людей, что туда входят, нет будущего, потому, что у них у всех мозги набекрень! – он издевательски усмехнулся.
-Не смей! – Айя угрожающе сверкнула глазами, но Нихром уже не мог остановиться.
-Ты их защищаешь?!  А, я знаю, потому, что среди них этот Дител!
Айя отвернулась, сердито теребя сорванную травинку.
-Это тебя не касается.
-Не касается? Айя, как ты не понимаешь?! – он не знал, что говорить дальше, но чувствовал – отступать нельзя: о том, что египтянин готовит покушение на оставшихся Х-Судей, чтобы отомстить за погибшего брата, Нихром знал давно. Это должно произойти сегодня, уже скоро. Скоро Лайсерга не станет – исчезнет преграда на пути к сердцу любимой! И от таких радужных перспектив голова кружилась еще сильнее.
Он тихо приблизился и стал у Айи за спиной:
-Что у вас с ним может быть общего? Чего ты ждешь от него? – Нихром нежно убрал с шеи Айи непослушную прядку, выбившуюся из её светло-русой косы.
Она слегка повела загорелыми точеными плечами:
-К чему это ты?
-Я знаю, он тебе нравится. Думаешь, он ответит взаимностью? Зря – эти люди  преданы своей Железной Деве телом и душой. Видела, что они вытворяют на боях? И Дител – не исключение! Его сердце мертво. И сам он скоро будет мёртв. – Айя вскинула на Нихрома испуганный взгляд, но он продолжал взволнованно шептать, - А я…посмотри на меня. Я … люблю тебя, Айя…
Он крепко обнял её, прижался щекой к её щеке и … поцеловал! Сердце пачи забилось, как птичка, навечно попавшая огненную в клетку! В голове всё перемешалось! Лишь дивный запах цветов олеандра казалось, наполнял всё вокруг.
Но в этот момент небо прочертил слепящий луч. Айя оттолкнула Нихрома и дала ему звонкую пощечину, но тот только восторженно взглянул на отдаленное зарево:
-Вот и всё. Х-Судей больше нет.
-Ты лжёшь! - и Айя стрелой пустилась по лесу, на помощь Лайсергу – любимому, единственному!
Нихром не стал её преследовать. Без сил он опустился на траву. Хрупкая птичка разбилась об огненные прутья. Душу захлестнуло черное отчаянье: «Она меня не любит!».
Но пачи не сдался – тешил себя надеждой, что может, она просто обиделась на поцелуй, неожиданный для него самого.  Все то время, что Х-Судьи провели в больнице, Айя была рядом с Лайсергом. И все же Нихром пришел туда к ней, чтоб объясниться. Отойдя с ним подальше от любопытных духов, Айя прямо сказала, что надеяться Нихрому не на что. Он хотел, было извиниться за свою несдержанность, но тут Лё позвала Айю и когда она ушла, Аленка попросила Нихрома оставить девочку в покое. Пачи и сам решил, что так будет лучше. Больше он Айю не тревожил.
Теперь Нихром стал известным журналистом-международником, не испытывал недостатка ни в деньгах ни в славе, но до сих пор оставался холостяком. Конечно, бродячий образ жизни не способствует созданию семьи, профессия его опасна и непредсказуема, незачем сковывать себя узами брака. Он глушил одиночество работой, или в барах, иногда – с девушками, но всё это было не то...
Сейчас ему предстояло новое, громкое дело. Что ж, вперед! Прочь, тоска и уныние!
Нихром завернул крутой вираж на повороте аллеи, но тут прямо под колеса скутера, дико воя,  выскочила собака. Пачи резко затормозил. «Бешеная что ли?!»
-Взбесишься тут… - ответила ему собака человеческим голосом, вздохнула, закатила глаза, и с леденящим душу воем понеслась дальше.
Нихром крепко зажмурился и потряс головой: «Вроде не пил с утра (ну, вчерашнее – не в счет!). Привидится же такое…»

Тем временем работа на поляне шла своим чередом. Немного придя в себя, Лайсерг попробовал применить Кулон возврата, но тот бестолково метался из стороны в сторону и только сбивал с мысли. Дителу стало ясно одно: здесь был поединок шаманов. Закаленного и опытного в таких боях Марко обломали чудовищной силой, лишили его связи с Михаэлем, а потом уж забавлялись, как хотели. Хотя нет, на простую забаву это не похоже. Убийца (или убийцы) следовали определенному плану, четко выполняя его пункты один за другим. При этом выплеснулось столько негативной энергии, что Кулон возврата оказался бессилен.
-Труп мужчины приблизительно сорока – сорока пяти лет. – Бормотал седой эксперт-криминалист. – Тело стоит на коленях, растянуто между двумя деревьями веревками, привязанными к запястьям рук. Кисть левой руки отсутствует. Предположительно отсечена острым режущим предметом. Кожный покров на спине так же отсутствует. Вот посмотри, как ровно срезано, - обратился он к студенту-практиканту, который заносил слова эксперта в протокол, изо всех сил стараясь не отрывать взгляда от написанного. Студент обреченно посмотрел на тело и тяжело проглотил подступивший к горлу комок. А эксперт, указывая мизинцем на границу среза, продолжил, - Обрати внимание, срезали очень аккуратно, чтобы не задеть жизненно важных сосудов. О чем это говорит? – студент ответил гробовым молчанием, - О том, что преступникам было нужно, чтобы жертва была жива во время всех этих операций. Смерть наступила в результате колотого ранения  в сердце острым предметом. Орудие убийства стальной прут, заостренный с одного конца, оставлен в ране. Предположительно во время убийства он был нагрет до высокой температуры, о чем говорит характер запекшейся крови вокруг раны.
Лихо соскочив со скутера и на ходу вытаскивая диктофон, Нихром проскользнул через линию оцепления и тут же попробовал взять интервью у  полицейских, пытавшихся его остановить. Но те от комментариев отказались и, потеряв, наконец, терпение взялись выпроваживать назойливого репортера силой.
Хотя Нихрому было не привыкать к подобному обращению – его редко где встречали с распростертыми объятьями – но на этот раз он решил не связываться с полицией, а пойти другим путем.
Напустив на себя крайне возмущенный вид, журналист отошел от поляны и сердито начал заводить скутер. Уехал он впрочем, недалеко. Еще только подходя к поляне, Нихром машинально приметил раскидистое дерево, с которого, по его расчетам должен был открываться неплохой вид на место происшествия. Оставив скутер неподалеку, и удобно устроившись среди ветвей, Нихром увидел, что его расчет оказался верным.
-Снимки выйдут – что надо, - Бормотал он, настраивая фотокамеру, - Так, сначала общий вид, а теперь жертва крупным планом.
Но одного взгляда на крупный план жертвы оказалось достаточно, чтобы камера выскользнула из мгновенно вспотевших рук и повисла на ремешке, перекинутом через шею. А через несколько секунд на землю соскользнул и сам Нихром. Зажмурив глаза, он отчаянно замотал головой, чтобы изгнать из памяти открывшуюся ему картину. Сорвав с шеи камеру, Нихром упал на колени. Желудок вывернуло наизнанку. В глазах потемнело и он, наверное, ткнулся бы лицом в траву, если бы его не поддержала чья-то крепкая рука.
-Тише, тише, - произнес над ним негромкий голос, - держитесь.
Нихром прерывисто вздохнул:
-Всякое в жизни видел, но такого… - он не закончил, желудок снова скрутило приступом тошноты.
-Н-да, зрелище не для слабонервных.
-Спасибо, - журналист с трудом встал на ноги, и поднял взгляд на стоявшего рядом с ним – Ты?!
Лайсерг изумленно поднял брови, мелькнула мысль: «Закончатся сегодня неприятные сюрпризы или нет?!». Он обреченно покачал головой:
-Как говорится, не узнал – богатым будешь.
Бывшие соперники все еще неприязненно смотрели друг на друга, когда к ним подошел инспектор криминальной полиции.
-Лайсерг! А я тебя ищу.  – Но тут он заметил Нихрома, - Вы все еще здесь?! Только прессы нам тут не хватало! Лайс, - продолжал он в полголоса, когда Дител обернулся к нему, - я позвонил родным, что б  не высовывались лишний раз на улицу. Не исключены повторные нападения. Может тебе тоже стоит предупредить Айю и детей?
-Да, я уже звонил своим, - рассеянно кивнул Лайсерг.
Сердце Нихрома замерло: «Своим?... Айя?... Дети… Черт! Зачем я сюда притащился?!». Он угрюмо поплелся к скутеру.
-Ты куда? – нахмурился Лайсерг.
-Поеду. Не буду вам мешать! – язвительно бросил Нихром в его сторону.
Дител догнал его, взял за плечо и, развернув лицом к себе, твердо сказал:
-Не глупи. За руль тебе сейчас нельзя, ты даже ходишь зигзагами. Приди в себя, тогда поедешь.
У Нихрома не было сил спорить. Они присели рядом на поваленный ствол дерева, и журналист распечатал пачку сигарет:
-Будешь?
Дител отрицательно качнул головой:
-Не курю.
-Так и не начал?
-Нет. А ты, помнится, еще во время турнира покуривал. Хотел казаться старше?
Нихром отмахнулся, поморщившись. Лицо его понемногу утрачивало зеленоватый оттенок, а руки переставали трястись.
-Не пропала охота освещать это дело в печати? – спросил Лайсерг.
-Нет.
-А я бы на твоем месте поостерегся. Битвы шаманов не нужно делать достоянием общественности.
-Шаманов?
-Да. Ведь убитый – Марко. Это был бой шаманов.
Некоторое время молчали. Потом профессиональный интерес взял свое, и Нихром спросил:
-Как думаешь, кто мог это сделать?
-Еще не знаю. – Пожал плечами Лайсерг. – Врагов у него было множество.
Журналист понял, что пока ловить здесь больше нечего. Докурив сигарету, он поднялся:
-Ну ладно. Еще раз спасибо, я поехал. Если захочешь поделиться информацией или вам потребуется моя помощь – звони. – Он протянул детективу свою визитку.
Лайсерг усмехнулся такой самонадеянности бывшего судьи турнира, но визитку всё-таки взял.

17

7. ПОСЛЕ БОЯ
«…полиция Лондона делала все возможное, но задержать преступников по горячим следам не удалось! Сейчас отрабатывается несколько версий случившегося, главная из которых такова: убийство носит ритуальный характер, и совершено адептами какой-то секты, возможно сатанистами. Не исключены повторные нападения, поэтому жителям города рекомендуется сохранять спокойствие, но быть предельно осторожными! К расследованию этого чудовищного преступления подключены так же частные детективные агентства, но пока без…» Артур резким движением выключил радио и раздраженно забормотал, смотрясь в зеркало:
-Маньяки, сектанты, сектанты, маньяки… Третий день одно и тоже! Что, поговорить больше не о чем?!
Было раннее утро и он, собираясь в институт, приводил себя в порядок.
-Эй, Руммик, - обратился он к другу, - Что ты обо всём этом думаешь? - Рум молчал. – Это ж надо, так напиться! Колись – где «перебрал»! В следующий раз с тобой пойду!
Но Рум молчал. Уже два дня он лежал без движения на своей койке, отвернувшись к стене, закинув руку за голову, и молчал. Сначала друг пытался его расшевелить, но тот ни на что не реагировал. Временами Артур настороженно прислушивался – а дышит ли он вообще?! Рум  дышал. Пока.
Артур, скорбно нахмурившись, осторожно присел на край его кровати:
-Послушай, ну нельзя же так! – В который раз обратился он к Руму с уговорами. - Ты третий день ничего не пьёшь и не ешь. Что  с тобой? Не знаю, может «скорую» вызвать? Чем тебе помочь?
Рум молчал.
-В конце концов, про тебя уже в институте спрашивают! – «Наехал» Артур более жестко. -  Хорошо, что до экзаменов далеко, а то бы ты крупно пролетел!
Рум молчал. Помедлив, Артур серьезно добавил:
-Знаешь, что бы ни произошло, нельзя вот так лежать и медленно умирать. Возьми себя в руки, Гидраргирум! – Рум едва заметно повернул голову.
Артур поднялся, взял сумку с книгами и пошел к двери. У порога он остановился:
-Мне пора, а то опоздаю на первую пару. Но если тебя не будет сегодня в институте – вызываю   «скорую»! Я серьезно – ты меня знаешь.
-Я буду. – Неожиданно откликнулся Рум. Артур не узнал его голос – низкий, хриплый. Стараясь не показывать своей радости (Кажется, он оживает! Ага, испугался! Не хочет в больницу!) Артур серьезно закончил:
-Ну, смотри. Я пошёл.
Когда за ним закрылась дверь, Рум медленно повернулся на спину, уставился в потолок невидящими глазами. На большее сил пока не хватало.

Когда там, на поляне он ни с того, ни с сего, голыми руками разжег костер (хотя спички были приготовлены заранее), внутри, будто что-то надломилось, какие-то новые, доселе неведомые силы проснулись в нем. Истерика разом прошла, уступив место ледяному спокойствию, словно из глубины сознания раздался мягкий голос: «Сейчас не время раскисать. Взялся за дело – иди до конца!».
И Рум шёл до конца, выполняя всё четко и методично, без лишней суеты. В тишине весенней ночи бойко потрескивал костер, легкий ветерок шевелил волосы. Рум хладнокровно орудовал скальпелем, и всё шло как по маслу. Правда  раза два или три Марко терял сознание, но Рум приводил его в чувство, брызгая в лицо холодной водой, похлопывая по щекам и ласково приговаривая: «Эй, ну куда же ты пропал? Цени красоту момента, а то пропустишь самое интересное!». Прежде, чем приступить к делу,  Рум забил ему в рот кляп, так что Марко не мог издать ни звука, лишь корчился и глядел на своего палача измученными глазами. Когда «осужденный» отключился последний раз, Рум решил, что пора немного передохнуть. Он снова растормошил Марко, и, убедившись, что тот его понимает, присел рядом на траву. Ему захотелось поговорить.
-Пойми, ты нужен мне, как своеобразное ЛЕКАРСТВО ДЛЯ НЕЁ. Справедливый суд и всё такое…это для красного словца. Я делаю это не для того, чтобы наказать тебя, и не для того, чтоб ты раскаялся, - при этих словах Марко дернулся, было вперед, но Рум поднял руку. - Не перебивай. Такие, как ты не раскаиваются в содеянном. Думаю, мама права – горбатого могила исправит. Пора тебе туда, пора…, -  с пониманием улыбаясь, протянул он. Марко зажмурил глаза и отчаянно закивал головой, по щекам его текли крупные слёзы. Он снова воззрился на Рума с мольбой.
Рум поднялся, критически оглядел свою работу и опять наклонился к нему:
-Нет, знаешь – еще не пора!  - бодро сообщил он Марко, - Вот тут слева подровнять надо, а то несимметрично – не красиво получится! – и снова взялся за скальпель.
Марко, в глазах которого уже промелькнула надежда на скорое избавление, затрясся от беззвучных рыданий…

Рум не помнил, как добрался до общежития, как проскользнул мимо спящего вахтера. Оказавшись, наконец, в своей комнате, он в изнеможении, не раздеваясь, рухнул на кровать. Накатила страшная слабость, сознание туманилось. Перед глазами проплывали отрывочные воспоминания: перекошенное лицо его жертвы, окровавленный скальпель в руках, его собственное лицо, отразившееся в водах реки, когда он, закончив, пришел умываться, укоризненный взгляд Могрима, плачущая мама … Потом всё в голове перемешалось и он долго плыл, задыхаясь в каком-то буром мареве наполненном запахом свежей крови.
«Возьми себя в руки, Гидраргирум» - именно так, полным именем называл его отец, когда поручал серьезное дело или требовал ответа за серьезный проступок. Теперь слова Артура вывели Рума из оцепенения. Мысли вяло ворочались в голове: «Что он там говорил?... Какие еще маньяки?... Кого ищет полиция? За что?... Надо у дяди Лайсерга спросить, он наверно знает…»
-Тебя, дурак, кого же ещё! – Раздался рядом утробный низкий голос.
Рум вздрогнул и медленно повернул голову. Рядом с кроватью сидел Могрим.
-Ты?! – Рум приподнялся на локте, но комната начала вращаться перед глазами, и он уткнулся лицом в подушку. – Ты пришёл…
-Не могу же я бросить тебя одного, безо всякой защиты. Да ещё после того, что ты натворил.
-Прости меня… - Всхлипнул Рум.
На плечо ему легла тёплая тяжелая лапа:
-На то мы и друзья, чтобы прощать друг другу обиды.  – Могрим поднялся и подошел к двери. - Чтобы содеянное не пропало даром, надо спешить, если хочешь успеть ко дню рожденья матери. Ты и так уже потерял два дня.
-Сколько?!
-Вставай! Приводи себя в порядок, а потом займёмся твоей «добычей».
Рум медленно сел, закрыл лицо руками, посидел так минуту, пока не ослабло  головокружение. Потом осторожно заглянул под кровать. Там было пусто.
-А где я бросил сумку с…?
-Не здесь – печально ухмыльнулся Могрим. -  В подвале. Я два дня следил, чтоб никто туда не залез. Но ты молодец – лучшего места не найти: там темно, холодно и почти никого не бывает.
-Да, сейчас идем. А потом в институт, не-то Артур точно вызовет кого-нибудь из коллег Фауста.
Рум тяжело поднялся, держась за стену, подошел к зеркалу. Нет, прежде чем являться в институт, надо зайти в парикмахерскую: с висков на плечи падали две широкие белые пряди…

В институт Рум приковылял часам к двум. Посмотрел расписание, нашел нужную аудиторию, дождался звонка и тихо проскользнул на последнюю парту. Артур присел рядом, участливо посмотрел на товарища:
-Ну, как ты?
Рум исподлобья бросил на него тяжелый взгляд:
-Лучше.
-Ты хоть ел что-нибудь?
-Не хочу…
-А книги где?
-Какие книги?... - Рум  уставился на друга тусклыми глазами.
-О-о! Это называется «лучше»? – Безнадёжно отмахнулся Артур, - На! Пиши хоть лекцию. – Он сунул Руму чистую тетрадь и ручку.
Перемена закончилась, студенты, оживленно болтая, расселись по местам и преподаватель начал занятие. Рум пытался сосредоточиться на его словах, но в ушах стоял звон сабель. Вдруг в душном воздухе тесной аудитории ему почудился отвратительно-знакомый терпкий, соленый запах. Рум вздрогнул и нервно обнюхал свои руки (Неужели?! Ведь тщательно вымыл, как только вышел из подвала!). Да нет же! Бред.
Так о чем лекция? Он заглянул в конспект Артура, силясь понять какой предмет им сейчас читают.
-Отстал? - Шепнул тот, и посмотрел в тетрадь Рума, потом медленно перевел на товарища подозрительный взгляд, крутанул пальцем у виска и снова уставился в его тетрадь.
Проследив за его взглядом, Рум похолодел – на страницах тетради красовался узор из треугольников, затейливо переплетенных стеблями каких-то растений. Рум смущенно потер лоб и отвернулся от Артура, пряча глаза…

18

8. ЗАГАДКА
Вечером того же дня измученный догадками и безуспешными поисками хоть какой-нибудь зацепки Лайсерг сидел у себя в кабинете. Вот уже третий день он почти не появлялся дома, а страшные подробности преступления наперебой смаковали все центральные телеканалы и радиостанции.
Томас и Майя были в шоке от случившегося. Раньше Марко часто бывал у Дителов, иногда даже возился с детьми, и Томас был искренне привязан к нему. Майя же всегда немного сторонилась этого друга семьи, то ли из-за врожденной робости её характера, то ли потому, что он обделял девочку своим вниманием. Айя всячески старалась утешить детей и поддержать мужа, хотя Марко она всегда терпеть не могла (что было взаимно!) и, узнав о его ужасной гибели, лишь вздохнула про себя: «Что ж, я всегда знала, что он плохо кончит…»
В этот вечер, уложив детей спать, она тихонько подошла к кабинету и заглянула в приоткрытую дверь. Лайсерг сидел за письменным столом и, подперев рукой щеку, медленно переворачивал страницы старого фотоальбома в кожаном переплете. На столе помимо книг и обычных рабочих принадлежностей стояла теперь откупоренная бутылка виски и стакан с широким донышком. К спиртному он прикасался крайне редко, Айя никогда не беспокоилась по этому поводу. Но сейчас она решила на всякий случай подождать в гостиной и устроилась поудобнее на диванчике, где не так давно показывала Руммику альбом.
Лайсерг рассматривал одну за другой фотографии Х-Судей. «Марко…. Черт, не могу поверить, что его больше нет. Верный товарищ, надежный, умный, сильный, готовый поддержать и помочь в любой ситуации. Человек железной воли. Кому ты перешел дорогу на этот раз? Или это старые счеты? Кто, кто же мог это сделать?...». Разъедающая душу горечь и усталость последних дней давали о себе знать – рассуждать логически больше не было сил, мысли текли куда-то сами собой.

Почему-то вспомнилось, как после Решающей битвы они с Айей выхаживали на корабле Марко. Он был тяжело ранен Люциусом, который пытался помешать войти в пещеру Великого духа. Марко устранил это препятствие и теперь полумертвый от боли и потери крови лежал в своей каюте. Он категорически отказался идти в больницу, которая, по правде сказать, и без того была до отказа наполнена ранеными.
Лайсерг, тоже немало пострадавший во время последнего сражения, принялся оказывать командиру первую помощь.
«Кажется, Лё говорила – сначала обезболить…», - подумал Лайс.
-Делай что-нибудь, - еле слышно прошипел Марко посиневшими губами. Его расширенные от боли  черные зрачки казались просто огромными.
Лайсерг сделал укол обезболивающего и начал промывать раны. Вскоре Марко перестал кусать губы от каждого прикосновения, тело его постепенно расслабилось, и он устало прикрыл глаза.
-Раны очень серьезные. Тебе в больницу надо, - сосредоточенно морщился Лайсерг, разматывая бинт.
Марко отрицательно покачал головой и вздохнул:
-Не надо. Если я еще раз там окажусь, то уже оттуда не выйду…
-Глупости! Лё тебя в два счета на ноги поставит!
-И поставит – не уйду. Там останусь, - продолжал Марко как-то странно растягивая слова. - Останусь… Ей помощники нужны – работать буду. Ведь денег она не берет… Всё буду делать, что скажет, всю грязь и тяжесть на себя возьму… Платить не будет? Я так… За миску супа. Да и этого не надо! У неё же с продуктами напряженка - сам прокормлюсь как-нибудь… Все бы ей отдал… лишь бы не гнала… да ласковее поглядела…
Лайсерг чуть не выронил бинт! Вот уж такого он никак не ожидал! Марко отвернулся к стене и обреченно цокнул языком:
-Вот и всё…  - заговорил он вновь уже совсем невнятно, - Кончился командир-Марко. И железная воля его проржавела от той воды, что в деревянной кадке за больничным окном, а стальные канаты нервов опутаны тонкими стеблями, на которых алеют цветы, словно кровоточащие раны…
Марко затих, дыхание его стало прерывистым, на щеках выступил болезненный румянец. «У него жар» - догадался Лайс, глядя на командира и не веря своим ушам. Тот перевел на него бесцельно блуждавший до этого взгляд и спросил:
-Ну, что ты на меня так смотришь… будто не узнаёшь? Я сам себя не узнаю… - шепнул он, будто посвящая Лайсерга в страшную тайну. Но вдруг глаза командира яростно сверкнули, он тяжело приподнялся на локте и хрипло выкрикнул - Мальчишка! Ты, что, думаешь, любовь – это романтика?! Тихие беседы на скамейке?! Луна?! Нет! ЭТО – СУРОВАЯ ПРАВДА ЖИЗНИ! АДСКИЕ МУКИ!
Он откинулся на подушку, закатил глаза и, приложив ладонь к своему пылающему лбу, помотал головой, будто стряхивая наваждение:
-Ммм… Не слушай… Не слушай меня, Лайсерг, я болтаю чушь… я слаб – потерял много крови и… что ты мне вколол?
«Действительно, что?» - Лайс пробежал глазами надпись на пустой ампуле и пожал плечами:
-Просто обезболивающее.
-Ну ладно. Ты закончил? Тогда иди – мне надо отдохнуть. – В его голосе послышались знакомые ледяные нотки.
Лайс затянул потуже узел на последней повязке, навел порядок в аптечке, и потушил основной свет, оставил лишь тускло горящий ночник.
Уже подойдя к двери, он остановился и оглянулся. Марко лежал, отвернувшись к стене, на тумбочке рядом с кроватью поблескивали очки. «Держись, командир,- подумал тогда Лайсерг.- Держись. Не всем везет, так, как мне. Не у всех любовь взаимная…».

Вскоре Алена вышла замуж за Силву. Лайсерг с Айей были на их свадьбе.
На заднем дворе больницы в тени раскидистых деревьев были накрыты длинные столы. Среди гостей царило шумное веселье. Ласковое солнце играло всеми цветами радуги в бисерных серьгах смущенной и чуть растерянной невесты, легкий ветерок шевелил её длинные волнистые волосы, перевитые нитями жемчуга.
Но когда подошло время свадебных подарков, смущение Лё сменилось восторгом ожидания приятных сюрпризов. А так как компания за столом подобралась довольно разношерстная, подарки тоже были очень разными: от роскошных драгоценностей, до кухонной посуды. Но особенно порадовал Калем – преподнес Лё её давнюю мечту: гитару. «Странно получилось, - сказал он. – Ты столько раз пела у нас в кафе, но каждый раз меня при этом не было. Спой нам сейчас. Пожалуйста». Все поддержали его просьбу. Лё украдкой взглянула на Силву, в первый раз спрашивая у него разрешения. Тот благосклонно кивнул головой.
Гости притихли и приготовились слушать. Нежно перебирая струны, Алена негромко запела.

Хочешь, я выучусь шить?
А может и вышивать.
Выучусь правильно жить,
И будем жить-поживать.
Уедем отсюда прочь,
Оставим здесь свою тень.
И ночь у нас будет – ночь,
И день у нас будет – день.

Ты будешь ходить в лес
С ловушками и ружьем.
О, как же весело здесь!
Как славно мы заживем!
Буду, как прежде, прясть,
Чесать и сматывать шерсть.
А детей у нас будет пять,
А может быть даже шесть!

И будет трава расти,
А в доме – топиться печь.
И, Господи мне прости,
Я, может быть, брошу петь.
И будем, как люди жить,
Добра себе наживать.
Ну, хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать…1

В эти минуты Лайсергу подумалось, что Лё и Силва – прекрасная пара. Представить рядом с этой девушкой кого-то другого было очень трудно.

Глядя теперь на фотографию Х-Судей, Лайсерг горько усмехнулся и отпил еще виски: «Эх, Марко, бесстрашный наш лидер! Не боялся ты ни Люциуса, ни Зика, ни Бога, ни дьявола, но много лет боялся признаться даже самому себе, что полюбил по-настоящему, всей душой, как любят один раз в жизни… Да… «Эта любовь! У каждого – своя, для каждого – загадка!» - сказал однажды Руммик».
В этот момент Лайсерг почувствовал знакомое едва заметное напряжение. На правой руке еле слышно дрогнул кулон возврата. Детектив резко тряхнул головой, протер глаза и закупорил бутылку: «Хватит. Пора спать, а то уже начинает мерещиться…». Но тут он заметил, что фотография на следующем листе альбома вставлена в уголки как-то криво. Кулон задрожал сильнее! «Что? Неужели разгадка кроется здесь?» И Дител, взяв с собой альбом, вышел из кабинета. Начало расследованию было положено…

1. Вероника Долина «А хочешь, я выучусь шить?»

19

9. АЛХИМИК
Следующие несколько дней были для Рума настоящим адом. Он лихорадочно пытался наверстать упущенное в институте, но в мыслях царил полнейший  хаос. Образ Марко преследовал его постоянно. Где бы Рум ни находился, куда бы ни шел, Марко смотрел на него глазами каждого встречного, заставлял вздрагивать всем телом от каждого резкого звука. Ночами становилось совсем жутко. Дождавшись, когда все уснут, Рум спускался в подвал и работал над своей добычей до самого утра, пока Могрим стоял на страже, чтобы хозяину никто не помешал. Рум стремился осветить подвал как можно ярче. В такие минуты он отчетливо чувствовал присутствие своей жертвы и от одного взгляда в темный угол покрывался холодным потом, руки начинали мелко трястись, а сердце – бешено колотиться. То, чем, он занимался, требовало немалых физических усилий, однако Рум выжимал из себя все соки, и дело продвигалось быстро. Когда-то дядя Калем посвящал его в тонкости этого древнего ремесла. Знал бы он, для чего Руммик использует полученные навыки!
С первыми лучами солнца Рум тихо возвращался в комнату и, чувствуя себя, как выжатый лимон, долго стоял под душем, пытаясь избавиться от специфического запаха, которым уже пропитался весь подвал. Казалось, этот запах въелся во все поры его изможденного тела. В надежде хоть как-то взбодриться он напоследок окатывал себя ледяной водой и, совершенно разбитый, забирался в холодную постель, чтобы Артур, мирно посапывающий на соседней кровати, ничего не заподозрил.
Днем на лекциях Рум тяжело клевал носом. Всё, что раньше он схватывал налету, теперь требовало для осмысления титанических усилий. Друзья, и даже преподаватели, пожимали плечами, видя, как резко он изменился: отсутствующий взгляд, сбивчивая невнятная речь, синие круги под глазами, спутанные волосы…
Наконец Рум уже толком не помнил, когда в последний раз нормально обедал. И изо всех сил старался не вспоминать! Стоило теперь ему только подумать о еде, как лицо мгновенно приобретало зеленоватый оттенок, а уж от запаха пищи внутренности вовсе выворачивало на изнанку. Иногда Артуру все же удавалось почти насильно запихнуть в него пару сухарей, которые Рум запивал молоком, мысленно морщась – противное, совсем не то, что дома. Последние два года перед его отъездом Лё держала корову. Теперь сами воспоминания о детстве казались ему сказкой: жизнь окончательно разделилась на «ДО» и «ПОСЛЕ»…
А после трех дней такого бешеного ритма силы иссякли. Утром четвертого дня, выйдя из душа, он прилег на минутку…и тут же погрузился в стылую дрёму.
На укрытой ночью поляне, как и тогда, потрескивал костерок. Рум стоял перед ним на коленях и протягивал окоченевшие руки к огню, пытаясь уловить хоть каплю тепла, но вдруг чья-то нога в пыльном ботинке наступила в самую середину костра – огня, как ни бывало! Поленья, угли костра, трава вокруг мгновенно покрылись инеем, изо рта Рума повалил пар. Поляна осветилась тусклым серым светом. Рум медленно поднял глаза – это был ОН! Такой, каким Рум его там оставил. Только теперь с его плеч до самой земли спадал тяжелый потертый серый плащ, и не было кляпа во рту. Медленно, не спеша правой рукой, вывернутой в локте под неестественным углом, он стал вытаскивать из груди покрытый изморозью стальной прут. Корка запекшейся крови негромко похрустывала – Рум затрясся всем телом. Наконец вытащив прут, Марко тяжело оперся на него, заглянул Руму в глаза и медленно, тихим вкрадчивым голосом, от которого кровь стыла в жилах, произнёс:
-Теперь посмотрим, кто из нас палач… - он положил ледяную руку на плечо Рума и, наклонившись к самому его уху, внятно прошептал – Я ДОБЕРУСЬ ДО ТЕБЯ…
И тут Рум заорал не своим голосом, отчаянно забился, пытаясь вырваться, но ледяные пальцы его врага крепко впились в плечо! Марко, хищно оскалив разбитый рот, пару раз ощутимо встряхнул своего мучителя. Но вдруг глаза его наполнились тревогой, левой рукой он что есть силы стал хлестать Рума по щекам. Тот удивленно воззрился на эту руку: «Я же её отрубил!»
-Кого?! – донесся до него знакомый голос. Живой голос.
Рум поднял глаза. Над ним стоял Артур и держал за плечо. Он готов был закатить Руму очередную пощёчину, если тот не проснется. Рум затравленно огляделся вокруг – в глазах его всё еще стоял дикий ужас. Нет. Это был просто сон! Он в своей комнатке в общаге. Все хорошо…
Дождавшись, когда взгляд Рума станет осмысленным, Артур отпустил его плечо и тяжело вздохнул:
-М-да, приятель, тебе надо лечиться…
-Надо, - эхом отозвался Рум, вытирая с лица рукавом холодный пот.
-Знаешь, оставайся-ка ты сегодня дома – Бог с ним, с этим институтом! Хоть выспишься путем!
-НЕТ! – крикнул Рум на всю общагу и дернулся вперед, так, что чуть не упал с кровати.
-Что ты орешь?! Люди спят! – шикнул на него Артур, хватая за плечи.
-Нет, я…я лучше пойду с тобой, - сбивчиво ответил Рум, его дрожащие руки бесцельно шарили по одеялу, широко раскрытые глаза метались по углам. Мысль о том, что он останется в комнате один, показалась ему чудовищной! – Мне просто приснился кошмар. Просто кошмар…
-Просто ты вот уже несколько дней таешь на глазах! Не ешь, не спишь! И сейчас вид у тебя, как у настоящего психа. – Артур сокрушенно покачал головой. – Что делать будем?
-Так, - Рум сел на кровати и сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. - Сейчас мы идем в институт, а потом, обещаю – я собой займусь.
-Смотри, хоть там не выкини чего-нибудь подобного! А то вопит на всю комнату: «Я её отрубил! Отрубил!»
-Кого?! – спросил Рум мгновенно севшим голосом.
Артур безнадежно взглянул на него:
-Ты  меня  спрашиваешь?!...

Промаявшись пол дня в институте, Рум (с помощью Артура) приплелся в общагу, и, улучив момент, спустился в подвал. Пока он приводил там всё в порядок, Могрим окинул его работу придирчивым взглядом:
-Ну что ж, почти готово! Теперь повесь в укромном уголке и пусть сохнет до завтра, потом останется только размять, перекрасить и можно сдавать в мастерскую. Я останусь тут караулить, а ты передохни ночку.
Рум благодарно взъерошил серую шерсть друга:
-Что бы я без тебя делал?
В ответ Могрим совсем  по-собачьи вильнул хвостом:
-Иди и ни о чём не беспокойся.
Вернувшись, Рум как всегда тщательно вымыл руки. Артур сидел на своей койке, поджав  ноги, и пытался сверить свой конспект с тем, что написано в учебнике.
-Ты обещал. – Не отрываясь от книги, напомнил он другу.
-Да, сейчас… - Рум вытер мокрые руки о джинсы и достал из-под кровати свой чемодан и вытащил с самого дна потертую картонную коробку.
Артур никогда раньше не видел её, отложив «знания» в сторонку, с интересом смотрел на оказавшиеся под крышкой пузырьки и баночки, заботливо переложенные разноцветными лоскутками. К каждой крышечке был прикреплен небольшой листок бумаги, вырванный из ученической тетради в клеточку и исписанный корявым почерком – инструкция, от чего и как принимать лекарство. Сидя на полу перед раскрытым чемоданом, Рум звенел склянками, пока не нашел нужную. Он ласково согрел баночку со снадобьем в ладонях. Хотя, скорее наоборот – заботливо приготовленное мамой лекарство само по себе излучало тепло родного дома. На глаза сами собой навернулись слёзы, Рум закусил губу: «Надо же, как нервы расшатались!».
Он украдкой потер глаза, но перед мысленным взором уже поплыли картины детства.  В окна просторной бревенчатой летней кухни льются широкие лучи заходящего солнца, четко очерченные клубами пара, который поднимается из раскаленного на печи котла. Возле него суетится мама в нарядном переднике. «Лекарство должно готовиться непременно на живом огне, только тогда оно сможет возвращать человеку жизненные силы!». В столбах света пляшут, искрятся пылинки, и, кажется, что котел полон кипящего золота, над которым Лё творит магическое действо. Но она «просто варит очередное снадобье», между делом в пятый раз повторяя папиному духу – нерасторопному  быку, что от него требуется сделать сегодня по хозяйству. Тот озадаченно смотрит на неё и в пятый раз переспрашивает: «А?...». Мама, морщась, как от зубной боли, молча трясёт головой и безнадежно машет на него руками – уйди, мол, сил моих больше на тебя нет! Распахнув настежь дверь, в кухню заглядывает отец: «О! Да у тебя тут угореть можно!» - смеётся он.  Бык, сердито понурив рогатую голову, тут же идет к нему – жаловаться на хозяйку. «Сгинь!» - беззлобно приказывает Силва и дух, что-то укоризненно промычав, ковыляет во двор. Мама улыбается и кивает на дверь: «От разговоров с ним быстрей угоришь!». «А ну-ка, идем на свежую волю!» - Силва быстро подхватывает жену на руки (пока та не успела замахнуться горячим половником: ведь замахнется понарошку, а ожог у Силвы потом будет вполне реальный).
Моментально пьянея, то ли от паров зелья, то ли просто от счастья, он нетвёрдой походкой выносит её на крыльцо. Лё хохочет, запрокинув голову: «Пусти, бешеный!», но только крепче прижимается к нему. Потом они долго сидят на крыльце и ведут неспешный разговор о его работе, о  домашних делах или просто ни о чём. Иногда в подобные минуты отец подмигивал Руму – досмотри, мол, за котлом, будь другом, и уносит Алену в дом. Вот они мелькают в окне лестничного пролета – он несет  её на второй этаж, а через минуту в их спальне опускаются шторы… «За котлом гляди!» - папина змея, как всегда подкрадывается незаметно и теперь укоризненно цокает языком. Рум мигом краснеет и принимается сосредоточенно мешать густое варево…
Теперь всё это стремительно проносится в голове, и Рум отчетливо понимал: чтобы тот прекрасный маленький мир, в котором он вырос, не рухнул в одночасье, надо довести начатое до конца. Надо держаться.
Он откупорил скляночку, помахал рукой над горлышком.
-Ну, ты – прямо древний алхимик! – восхитился Артур, когда вдохнул тяжелый пряный аромат. – Признайся – вытяжка  из корня мандрагоры? – лукаво прищурился он.
-Почти. – Загадочно усмехнулся Руммик, спрятал коробку на место и, с заветной бутылочкой в руках отправился на кухню.
Вернулся он с дымящейся чашкой горячего травяного настоя, а оставшееся лекарство спрятал в тумбочку. Закутавшись в одеяло, он уселся на кровати, прислонился к стене, и вдыхал целебные пары, пока настой не пристыл, а потом взялся за учебники и, не спеша прихлебывал напиток за чтением.
С каждым глотком тревога и беспокойство отступали, на душе становилось теплее и легче. Наконец Рум почувствовал, что его клонит ко сну. Он медленно отвёл взгляд от книги. За окном уже стемнело, и настольная лампа раскинула по комнате длинные лучи света. Казалось, что стены, потолок, все предметы в комнате золотились в этих лучах. «Прямо как тогда…на летней кухне…». Веки смыкались сами собой, голова неудержимо опускалась на грудь.
Звук падения чего-то твёрдого заставил Артура поднять глаза от страниц учебника. Рум дремал сидя, книга выскользнула из его усталых рук и упала на пол. Артур поднялся со своего места и осторожно, чтобы не разбудить товарища, уложил его на кровати. Тот пробормотал во сне что-то невнятное, Артур разобрал нечто вроде: «…я всё… правильно сделал…».
«О чем это он? Хотя может, мне послышалось» - подумал Артур. Рум между тем свернулся калачиком и, натянув на голову одеяло, тихонько засопел.
Артур поднял с пола книгу. Учебник зарубежной литературы, упав, раскрылся посередине, как раз в начале новой темы. Артур машинально прочел её название. Отпечатанный жирными черными буквами заголовок гласил: «Ф. М. Достоевский   «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»»…

Спустя несколько дней работа в подвале была закончена, и Рум с тяжелой сумкой на плече отправился на другой конец города в один из захолустных районов. Там располагалась мастерская, которую он присмотрел заранее. Понравилась качеством выполняемых изделий и приемлемой ценой. На то, что было нужно Руму, придется потратить все деньги, которые у него были, но делать нечего.
Толкнув обшарпанную дверь, они с Могримом вошли в тесную полутемную комнатку. На прилавке и на стенах были выставлены образцы готовых изделий, под каждым из них – ценник с названием материала. Ни одного покупателя не наблюдалось, и Рум обратился к тощему парню за прилавком:
-Зови мастера, я хочу сделать заказ.
Парень смерил его мутными глазами неопределенного цвета, смачно плюнул на пол, где и без того хватало грязи, поднялся и, чуть покачиваясь, скрылся за дверью, ведущей, очевидно в соседнюю комнату.
-На наркомана похож, - рыкнул Могрим. Шерсть на его холке стала дыбом, он подозрительно поводил носом – в воздухе витал специфический запах. Сумка на плече его хозяина пахла немного иначе.
Рум печально усмехнулся в ответ:
-У меня сейчас, наверное, вид не лучше.
Могрим взглянул на него – что и говорить, Рум был прав. Между тем, из внутренней двери появился мастер. Им оказался маленький сгорбленный желтолицый старикашка.
-Я слушаю – сказал он высоким скрипучим голосом и уставил на Рума хитрые прищуренные глазки. Тот положил на прилавок чертежи готового изделия.
-Материал мой, - сказал он, расстёгивая сумку.
Старик надел очки с толстыми линзами, повертел материал перед своим крючковатым носом.
-Тут более чем достаточно – проскрипел он.
-Все обрезки – мне, - нахмурился Рум.
-Как скажете, - старик улыбнулся, обнажив желтые редкие зубы, и принялся разминать материал кривыми узловатыми пальцами.
Рума передернуло – мастер отчетливо напоминал ему огромную плешивую крысу. Немного поторговались и поспорили насчет сроков окончания работы (Рум требовал результата как можно быстрее), но, наконец, всё было улажено. Рум внес предоплату и с облегчением покинул это мрачное место. Мастер долго и подозрительно глядел ему в след, затем, сокрушенно вздохнув, покачал головой и начал пересчитывать задаток.

Уже стемнело, когда Рум с Могримом шагали от остановки автобуса к общежитию. Пронизывающий северный ветер гнал по небу тяжелые сизые тучи, готовые пролиться дождем, но Рум не чувствовал холода. Он старался не смотреть на редких прохожих появлявшихся в свете фонарей и спешивших должно быть по домам. А куда же еще – в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Люди, кутаясь в плащи, обходили стороной странного парня в короткой ветровке нараспашку, под которой виднелась лишь тонкая футболка. «Плащи. Все в плащах! – каждый прохожий, появлявшийся в свете фонарей, вызывал прикосновение к сердцу Рума холодной липкой ладони ужаса, - ОН тоже приходил в плаще, таком сером, тяжелом…  Нет, нет! Не думай об этом!» Рум застучал зубами. Не от ветра – от пробиравшего страха.
«Итак, к чему мы пришли, - если бы у Могрима были на лапах пальцы вместо когтей, он, наверное, загибал бы их, перечисляя все неприятности последних дней, -  жить нам не на что – все деньги уйдут этому упырю, которому мы отдали добычу (и еще не известно, что он с ней сотворит)! В институте у нас полный бардак, в голове – и того хуже! Кто ж знал, что мамино лекарство не поможет от угрызений совести?! Кстати, о маме: где ты теперь возьмёшь деньги на билет до дома? Просто не понимаю, зачем мы потащились в эту мастерскую! Ты, что сам не мог всё сделать?! Хорошо, хоть нас не прибили в этом бандитском захолустье! А вдруг старикан догадается, откуда материал?!»
-Не ной! – отрезал Рум, - Не должен догадаться – мы всё правильно сделали. А насчет денег, ну, как-нибудь выкрутимся, - добавил он без особой уверенности в голосе.
«Не болтай вслух, дурень. Вон, прохожие шарахаются! – усмехнулся Могрим, проводив взглядом пожилую женщину, которая перешла на другую сторону улицы, видя, что Рум говорит с пустотой. - Может занять денег у Дителов?»
«С ума сошёл?! – мысленно ужаснулся Рум, - Дядя Лайсерг расследует это дело! Да чем меньше я буду показываться им на глаза, тем лучше! И вообще неудобно: никогда в долг не просил…»
Рум потянул на себя тяжелую дверь общежития. Могрим скользнул за ним, предварительно оглядевшись на всякий случай. Двери захлопнулись, отгораживая друзей от холодного, вздыхавшего, как неприкаянная душа, ветра.

20

10. СОЛОМИНКА
«Здесь всё по-прежнему…», - Рум стоял на знакомой станции лондонского метро с гитарой в руках. Этот прекрасный инструмент ему подарили по случаю окончания школы, и любимая гитара частенько выручала его в Лондоне, принося небольшой заработок, когда с деньгами становилось совсем туго.
Рум давно облюбовал это местечко, здесь уже многие знали, и ценили его необычные представления. Ведь Рум не просто пел, он, подобно Аленке, определенным образом настроившись, с первыми аккордами музыки погружался в своего рода транс, полностью отдаваясь смыслу и атмосфере песни. В такие минуты голос его становился громче и раскатисто отражался эхом от окружавших  каменных стен. Слушавшие его люди тоже впадали в легкое оцепенение: чувства пространства и времени притуплялись, повседневная суета и проблемы отходили на второй план, волшебная музыка пленяла и вела в далекие сказочные миры, раскрывала тайны древних легенд или представляла простые жизненные ситуации в необычном свете – в зависимости от выбранной песни. За ни с чем не сравнимое ощущение легкости, полета англичане неплохо платили, приходили слушать снова и снова, приводили своих друзей и знакомых. Рум не считал такой морок чем-то плохим – ведь он помогает людям справиться с депрессией, вызваной повседневной рутиной, приносит им радость, а они помогают ему -  платят,  кто сколько может. Платили все по-разному – Рум от души благодарил за любую мелочь!
Сейчас он устроился на старом месте и принялся наигрывать что-то неопределенное. Бессонная ночь давала о себе знать – пальцы плохо слушались, он не мог сосредоточиться на мелодии, голова отяжелела как чугунный котел, в ушах стоял звон. Сил на создание морока не было никаких. Он встряхнулся и попробовал напеть что-нибудь. Ого! Нет, он, конечно, слышал, что от длительного стресса портится голос, но чтобы так быстро и настолько сильно?!

«Нет. Я не могу» - он устремил на Могрима беспомощьный взгляд. «Не торопись. Успокойся, соберись с мыслями. Споёшь и так, без морока» - уговаривал волк. «Я не могу! Мне всё противно, понимаешь?! Я не могу спать, я не могу есть, я не могу смотреть на людей, а теперь я еще и петь не могу! Жизнь уходит из меня, Могрим. Знаешь, что я могу? Я МОГУ НЕ УСПЕТЬ. Не успеть закончить обряд!» - Рума мелко затрясло, он только сейчас отчетливо осознал всю тяжесть своего состояния. Накатило отчаянье, грозившее перерасти в панику! Могрим хотел что-то ответить, но его прервал радостный возглас:
-Пачи Рум!
Детские рученьки обхватили Рума за шею, он повернул голову и тут же уткнулся в мягкие рыжие волосы.
-Эдит! – Рум крепко обнял её и закрыл глаза. Дрожь немного отпустила, по телу медленно разливалось тепло. Так утопающий хватается за соломинку… - Ты, что, здесь одна?
-Нет, вон моя мама, - девочка указала на стоявшую неподалеку одетую по последней моде эффектную блондинку, увлеченно болтающую по мобильному телефону.
«Заботливая мамаша, ничего не скажешь! Купит дочери красивую тряпку и считай всё, родительский долг выполнен! Даже не смотрит за ребенком!»- поморщился Рум.
-Как я рада тебя видеть! Я так ждала, я знала, что мы встретимся! – весело защебетала девочка. - Твой медальон я всегда ношу – он правда приносит счастье! Меня больше не дразнят в школе! Я даже подружилась с двумя девочками: одна из моего класса, а другая… - она остановилась, внимательно взглянула Руму в глаза и серьёзно спросила, - тебе больно?
-Да, Эдит, мне очень больно. Я устал. Я хочу домой! – вдруг вырвалось у него и это был скорее крик души, обращенный к девочке, до того напоминавшей ему сестру, что рядом с ней Рум и сам чувствовал себя ребенком.
Эдит озадаченно взглянула на его несчастное лицо, и её осенила идея:
-Сейчас я тебя развеселю! Я буду танцевать – играй! – она повелительно указала пальчиком на гитару, мгновенно переведя его из рыцарей в менестрели.
Подчиняясь прекрасной леди, Рум стал бренчать на гитаре и сам не заметил, как с пальцев сошла новая мелодия. Нет, стоп! Всё новое – хорошо забытое старое! Эту песню он уже слышал, давно, еще дома по радио. Её исполнял какой-то русский ансамбль. Рум с удивленьем обнаружил, что помнит и слова. Он поднялся на ноги и начал робко напевать:

На дальней станции сойду,
Трава по пояс,
И хорошо с былым наедине
Бродить в полях ничем,
Ничем не беспокоясь
По васильковой синей тишине…

Леди Эдит развязала синий шейный платочек, уперла кулачки в бока и стала приплясывать. Оказалось, голос Руммика никуда не исчезал, нужно было просто определенное настроение, чтобы распеться. Второй куплет пошел уже более легко и уверенно:

На дальней станции сойду,
Запахнет медом,
Живой воды попью у «журавля».
Тут все мое, и мы, и мы отсюда родом,
И васильки, и я, и тополя.

Девочка вовсю кружилась в танце, помахивая платочком, а перед мысленным взором Рума проплывали картины далекой родины: знакомый с детства лес, студеное озеро, бескрайние равнины:

На дальней станции сойду
Необходимо
С высокой ветки в детство загляну
Ты мне опять позволь,
Позволь, мой край родимый,
Быть посвященным в эту тишину.

Вокруг них собралось уже немало народа. Многие хлопали в ладоши или прищелкивали пальцами в такт музыке. Прикрыв глаза, Рум пел и играл от души, в которой теперь, первый раз за много времени воцарился мир и покой. Должно быть, его настроение передавалось окружающим – лица слушателей озаряли счастливые улыбки.

На дальней станции сойду
Трава по пояс.
Зайду в траву как в море босиком
И без меня обратный
Скорый-скорый поезд
Растает где-то в шуме городском.
И без меня обратный
Скорый-скорый поезд
Растает где-то в шуме городском1

С последним аккордом музыки Рум и Эдит учтиво раскланялись. Их одарили громкими аплодисментами и стали бросать деньги в пустой футляр гитары. Не потому, что эти двое вызывали жалость или сострадание (оба были опрятно одеты, у парня был, пожалуй, немного болезненный вид, но девочка – весела и довольна), просто люди стремились отблагодарить их за минуты радости, столь редкие и мимолетные в этом жестоком мире.
Толпа стала расходиться, Рум поцеловал Эдит в щечку и пересчитал деньги. Так много он еще ни разу здесь не зарабатывал!
-Сейчас поделим пополам! – он принялся отсчитывать её долю.
-Да что ты. Они нужны тебе. А мне дай только одну монетку, на память.
Рум удивленно уставился на девочку – в этот момент она говорила совершенно как взрослая. Он хотел, было возразить, но тут Эдит позвала мать, закончившая, наконец, телефонный разговор.
Леди Эдит мгновенно завязала на его запястье свой синий платочек, схватила первую попавшуюся монетку, торопливо чмокнула своего рыцаря в нос, и через минуту они с матерью скрылись в толпе прохожих.

-Сильный получился морок! – похвалили друга Могрим, когда они выходили из метро.
-По мне заметно, да? – сердито буркнул Рум.
Ещё как заметно: через каждые тридцать – сорок шагов он останавливался, чтобы перевести дыхание, в висках стучало, гитара в футляре за плечами казалась неподъемной. Могрим виновато прижал уши:
-Куда сейчас?
-В аптеку. Мамино лекарство кончилось, еще одна бессонная ночь – и я в сумасшедшем доме…
Рум вошел в  первую попавшуюся на пути аптеку. Там было довольно много народу. Он  снял со спины гитару, поставил к стене и, облегченно вздохнув, стал ждать, когда все разойдутся. Наконец дверь закрылась за последним покупателем.
-Я вас слушаю. –  Симпатичная девушка приветливо улыбнулась из окошка аптечной кассы. - Молодой человек! – позвала она, видя, что посетитель не реагирует.
Рум вздрогнул и отвел взгляд от витрины, пестревшей упаковками лекарств. Он пригладил взъерошенную шевелюру и нахмурился, пытаясь собраться с мыслями:
-Мне нужно… - Рум запинаясь, выговорил труднопроизносимое название лекарства. Это было сильное снотворное, способное начисто «вырубить» часов на двенадцать, а то и больше – в зависимости от дозы.
Девушка заметно удивилась:
-Это – сильнодействующий препарат. Без рецепта врача он не отпускается.
-Рецепт? Сейчас… - Рум кивнул и принялся шарить по карманам, сам не понимая, что он может там найти. Но удача улыбнулась ему и на этот раз – во внутреннем кармане ветровки оказался небольшой чистый листок бумаги, вырванный из блокнота. «Эх, была – не была!»
-Вот, пожалуйста. – Протянув ей листок, Рум предельно сконцентрировался, создавая очередной морок. Глядя в одну точку между бровями девушки, сумасшедшим усилием воли, он заставил её увидеть на клочке бумаги рецепт, написанный знакомой ей рукой терапевта, практиковавшего в местной поликлинике.
Внимательно прочитав несуществующие буквы, она кивнула:
-Минуточку, сейчас я его принесу, - встала и вышла во внутреннюю дверь.
Последние силы были исчерпаны. Глаза Рума закатились, он прислонился к стене и стал медленно съезжать на пол. «Руммик, Руммик! Ты что?! Эй! – засуетился вокруг него волк. - Держись! Держись!». Но Рум не слышал его – всё вокруг заволокло туманом, из которого медленно выступила рослая фигура в сером плаще. Рум вскрикнул и…открыл глаза!
Рядом стояла девушка в белом халате и испуганно смотрела на него, держа в дрожащих руках небольшой стакан. С лица Рума стекали капли воды. Видимо, пытаясь привести посетителя в чувство, она плеснула ему в лицо холодной водой.
-Минутку, я сейчас вызову «скорую», - девушка метнулась к телефону.
-Нет-нет! Не стоит. Я уже в порядке. – Рум тяжело поднялся на ноги, сжимая пальцами пылающие виски и мучительно пытаясь вспомнить, зачем он здесь находится.
Выручил Могрим: «Быстрей бери лекарство и пошли отсюда!»
-А, да. Сколько с меня?
Препарат стоил недешево. Рум расплатился, взял таблетки и направился к выходу.
-Подождите! Это ваше?
Он обернулся. Девушка протягивала ему гитару.
-Да, спасибо, - Рум рассеянно кивнул, взял из её рук тяжелый черный футляр с инструментом и, пошатываясь, вышел.
Она грустно посмотрела ему вслед: «Красивый парень. Жаль его…»

Рум приплелся в общежитие уже затемно. Внимательно прочитал аннотацию к лекарству – пить полагалось по одной таблетке за час до сна. Подумав немного, Рум съел полторы.
«Так, подействовать должно через час, ну может минут через сорок. Пойти пока чайку вскипятить что ли? А то зябко как-то» - и он отправился на кухню. Через пятнадцать минут Артур, кряхтя, втащил его обратно в комнату крепко спящим.
Опустив обмякшее тело на койку, Артур с минуту стоял рядом, озадаченно глядя на товарища. Потом закатал рукава его рубашки и внимательно осмотрел руки, но никаких следов уколов или синяков нигде не обнаружил. «Неужели наркоманит?! Если только нюхает что-нибудь, или пьёт. Или курит? Да нет, не может быть!» - теряясь в догадках, Артур накрыл Рума одеялом и вернулся на кухню.
Рум пролежал в глубоком забытьи почти сутки. Никакие сновидения его не тревожили – до того он был измотан.
-Ну как ты? – спросил Могрим видя, что друг наконец-то приходит в себя.
-Да знаешь, - ответил Рум, потягиваясь, - вроде немного легче…

С этого дня дела пошли на лад. Рум подтянулся в институте, занял у друзей денег на дорогу домой, и, наконец, забрал из мастерской готовый подарок для мамы. Работой остался доволен.
Отсчитывая деньги, он предупредил мастера:
-Настоятельно прошу помалкивать о нашей сделке.
-Понимаю, - оскалился тот. - Мне не впервой выполнять тайные заказы, хотя признаться, с таким материалом работать приходится нечасто. А если я проговорюсь, меня ждет то же, что и его? – старик, хитро прищурившись, кивнул на готовую работу.
Рум поднял на него суровый взгляд:
-Вижу, ты – мастер своего дела. Ну а я неплохо разбираюсь в своем. Если хоть пикнешь об этом, тебе будет во много раз хуже, чем ему.

1. ВИА Пламя «На дальней станции сойду»

21

11 КАЖДОМУ – СВОЕ 
День рожденья матери приближался. Рум всеми правдами и неправдами отпросился из института на неделю.
И вот, он дома! С крыльца навстречу сбегает мама. Боже, она ли это?! За несколько месяцев Лё страшно исхудала.
-Сыночек! Приехал! – мать крепко обняла его, поглаживая по голове. - Надежда моя, кровиночка родная… - но тут же вглядевшись в него, взволнованно спросила, - Что с тобой? Ты заболел? Похудел, глаза беспокойные…
-Ерунда, мам. Как твое-то здоровье?
Грустно улыбнувшись, Лё махнула рукой:
-Да ну его! Давай о чем-нибудь веселом. Устал ты с дороги, пойдем – накормлю тебя. Столько вкуснятины на праздник приготовили!
Из дому выбежали остальные «волчата». Ой, как выросли!
-Давно не виделись. – Сдержано обняла старшего брата Дакия.
Лют, едва заметно улыбнувшись (редкое явление!), хлопнул его по плечу:
-Неважно выглядишь. Давай-ка. – И забрал у брата тяжелый дорожный рюкзак.
-Лондон – город большой, видимо, продуктов на всех не хватает – Теллур ощутимо ткнул Руммика под ребра. – Ну вот, печень увеличена. Признавайся, частенько квасите в общаге?
Лё шутя, погрозила Руммику пальцем:
-Ах, бессовестный!
Рум в притворном испуге оглянулся – нет ли поблизости отца:
-Ты что! Я – ни грамма!
Рута со смехом повисла на шее и чмокнула в нос. Пришлось нести её в дом на руках, что далось Руму с немалым трудом: толи сестренка настолько выросла, толи он совсем обессилел.
Войдя на кухню, он повел носом:
-Пахнет вкусно.
-Садись, я тебя накормлю. Мам, сиди, я сама. – Усадив Лё на соседний стул, Рута тут же повязала себе кружевной фартучек и засуетилась по хозяйству. - Сейчас борща тебе налью. Не качай головой! Горячее обязательно – в жидкости вся сила. На второе печень тушеная в томатном соусе с чесноком, прямо как ты любишь. Тебе с чем положить, с картошкой или с гречневой кашей? А вот грибы в сметане. Пирожки с сыром, с капустой – какие больше нравятся? А давай тех и тех положу. Тут можно добавить наблюдение Лё, какая у нее дочка помощница растет)
-Скоро праздник. Вы хоть что-нибудь гостям оставьте, – буркнул Рум, чувствуя, как при виде этого изобилия текут слюнки, и вдруг поймал себя на том, что в первый раз за долгое время захотел есть. «Все-таки дома и стены помогают» - подумал он.
-У нас сегодня праздник – ты приехал. – Сказала Лё.
Она сидела рядом с Румом, поглаживая его по голове, перебирая его черные, густые  волосы, глядела на сына и не могла наглядеться.
Между тем, он заметил стоявшую у стены большую деревянную кадку. Проследив за его взглядом, мама пояснила:
-Это я капусту квасить затеялась. Отец любит. Свою-то уже всю давно поели, приходится покупную. А она – совсем не то, что наша, невкусная, не душистая.
-Вот вы чем гостей кормить собираетесь?! – шутя, спросил Рум.
-А что? – весело подхватила Лё, - пускай хрустят! Хороша закуска – квашена капустка! И подать не стыдно, и пожрут – не жалко!
-Боже, наконец-то я дома! – вырвался у Рума счастливый возглас.
В это время в кухню вошел Силва.
-Мать, ну ты даешь! Кроме как о капусте с сыном поговорить не о чем? – засмеялся он.
Лё только беззлобно отмахнулась:
-Ты ему лучше про свое кафе расскажи. Ему будет страсть как интересно.
Только Рум зачерпнул ложку дымящегося борща, как перед ним возник Теллур.
-А руки ты перед едой вымыл?
-Санэпидемнадзор, - недовольно проворчал Руммик и поплелся вслед за братом в ванную.
-Давай-давай, намыливай тщательнее. – Теллур приготовился внимательно следить за процессом, но тут же с визгом отскочил, попав под заряд водяных брызг, метко пущенных Румом из  крана. – Ах так? На тебе! – весело закричал он, ответив брату тем же.
Рум повернулся, ища полотенце, и вдруг увидел то, что не заметил сразу. Улыбка мгновенно сошла с его лица. В углу ванной комнаты стояла…стиральная машина. «Мама не может больше самостоятельно справляться по дому, иначе бы не допустила появления этого «монстра». Неужели дела так плохи? Ну, значит, я с лекарством подоспел во время!»

Один за другим на торжество прибывали гости: Рио, Фауст с Элайзой, Морти и Тамао, Трей, Рен с женой Лизой. Алена и Лиза были родом из одной и той же деревни и даже приходились друг другу родственницами. Лё радушно встречала старых друзей, и все они в тайне дивились произошедшей с ней перемене: милая Аленушка всегда молодая, бодрая и полная сил за год постарела лет на десять. Но, хотя волосы её теперь щедро украшала седина, Лё не растеряла своего веселого нрава и смотрела в будущее по-прежнему радостно и спокойно.
За день до праздника пришла открытка с поздравлениями от Дителов. Они писали, что не успевают приехать вовремя  – Лайсерг расследует очень важное дело, но дня через два непременно будут.

Наконец все предварительные приготовления были закончены. Наступило двадцать первое марта: день рожденья Алены.
За праздничным столом царило оживление. Вдоволь было всяких лакомств (квашеной капустке тоже место нашлось!) и «Горячего поцелуя» - знаменитого самогона, который Лё готовила по старинному секретному рецепту на травах и душистых кореньях. Гости говорили тосты, и преподносили Лё свои дары. Она, улыбаясь, принимала их, тут же раскрывала яркие обертки, чтобы полюбоваться подарком и поблагодарить друзей. Надо сказать, друзья не поскупились – понимали: возможно, этот день рожденья для Лё  - последний.
Когда, наконец, очередь дошла до Руммика, он нерешительно выступил вперед, горячо поцеловал маму в щеку и дрогнувшими руками протянул небольшой продолговатый сверток из дешевой оберточной бумаги:
-Носи на здоровье. Не болей! –  произнес он тихо.
Силва кинул на сына неодобрительный взгляд: у матери праздник, мог бы и не напоминать о её слабом здоровье! Лё озорно взглянула на Руммика, разрезала перетягивавшую сверток простую нитку, только что подаренным Фаустом большим кухонным ножом, развернула шуршащую бумагу и… ахнула! Ахнули и все присутствующие! В руках её был довольно широкий КОЖАННЫЙ ПОЯС, одновременно простой и роскошный, украшенный вышивкой: узор из треугольников переплетался стеблями и листьями диковинных ползучих растений. Довершала композицию среднего размера пряжка в виде волчьей головы.
-Мать моя – Вера!  - восхищенно ахнула Лё.
Гости окружили её, не в силах оторвать глаз от подарка. Видно – сделан с душой! Посыпались восхищенные возгласы
-Ай да Руммик…
-Знал чем угодить!
-Что называется, просто и со вкусом!
Пояс стал переходить из рук в руки.
-Выделка кожи идеальная, - одобрительно качал головой Калем (уж кто-кто, а он знал в этом толк) – Выкроен толково, аккуратно прошит. А что за животное? 
-Точно не знаю, вроде дикий бык, - пожал плечами Руммик. - Очень дикий, - грустно добавил он про себя.
Фауст повертел пояс в руках:
-О! Да тут на обратной стороне какие-то символы. Руны или латынь…, - он полез в нагрудный карман за очками (зрение у доктора к тому времени стало «сдавать»).
Но Руммик аккуратно, и настойчиво забрал подарок из его рук и подошел к Лё:
-Позволь мне, мама.
Лё развела руки в стороны, Рум прошептал: «Во здравие души и тела», и, защелкнув пряжку на талии матери, облегченно вздохнул – первая половина обряда выполнена четко по всем правилам:
-Пожалуйста, носи его каждый день, хотя бы пока я здесь. Надевай сразу же, как встаёшь утром, а снимай прямо перед сном. - «Потому что если ты этого не выполнишь, значит, все было напрасно»  - подумал он, а вслух добавил, - Он тебе очень идет!
-Правда, правда! – Силва с довольной улыбкой похлопал сына по плечу.- Всегда его носи! Молодец! - шепнул он Руммику.
Но тот его не слышал: «Так, сегодня двадцать первое число, значит двадцать восьмого пояс нужно будет снять. Каким-то образом. Уф! Теперь предстоит самое тяжелое – ждать.». Сидевший рядом Могрим грустно кивнул – ничего другого им не оставалось…

Спустя пару дней приехал Лайсерг с Айей и детьми. Радуясь встрече, Лё стала хвалиться подарками. Гордо подбоченившись, она показывала самый ценный из них – узорный пояс, подаренный Руммиком.
-Очень …красивый, - с трудом выговорил Лайсерг.
Лё озорно подмигнула Майе:
-Нравится? Хочешь померить?
Майя украдкой взглянула на мать и поняла по выражению её лица: «Ни в коем случае!».
-Спасибо, - покраснела девочка, - Как-нибудь в другой раз. Я пойду?
Айя облегченно вздохнула:
-Да, да, иди, погуляй.
-Места у нас красивые, - улыбнулась Лё, - знакомься с моими ребятами, они вам все покажут.
-Стесняется немного, - развела руками Айя, проводив дочь взглядом.
-Ничего, привыкнет. Пойдем-ка лучше, расскажи мне, как вы там, в городе поживаете?

Аленкина летняя кухня идеально подходила для неторопливой дружеской беседы. Айя с удовольствием вдохнула аромат трав, качнула колесо старой деревянной прялки, стоявшей в углу. Когда-то Лё рассказывала, что женщины её рода с помощью прялки могли искусно приворожить любимого или даже навести порчу: «Колесо гонит по жилам кровь, колесо в губы вливает яд, колесо, вертись, это я…».
Лё использовала этот инструмент в мирных целях – каждый месяц в определенную ночь из под её тонких пальцев выходила особая «лунная» пряжа и извивалась причудливым узором в свитерах и шалях, которые Алена дарила друзьям. Мерцающие потусторонним светом нити хранили зимой от холода, летом от жары, а в минуты опасности смягчали удары падения или вражеской руки.
«Здесь всё по-прежнему …», подумала про себя Айя и устроилась по удобнее на низенькой скамеечке напротив Лё, стала вместе с ней перебирать травы.
-Что ж вы опоздали к застолью? Было так весело.
-У тебя каждый день застолье, - засмеялась Айя, - совсем как в былые времена в больнице. Годы идут, а ты не меняешься!
-Ну, так уж и не меняюсь. – Отмахнулась Лё.
-Слышала, что с Марко случилось?
-Конечно, по радио передавали.
-Вот Лайс это дело и ведет. Дома почти не бывает, измотался, на нервах весь. Опоздали к вам из-за этого.
-Да, я заметила, что с Лайсом что-то не так. Еще не поймал убийцу-то?
-Нет, - отозвалась Айя, пряча глаза.
-Мать моя – Вера! Это что ж на белом свете-то делается. – Нараспев продолжала Лё, горестно качая головой. - И где только такие изверги родятся, откуда только выползают?! Как только земля этого гада носит?! Как у него совести хватает после этого среди людей жить, как он будет своей матери в глаза смотреть, если у таких нелюдей вообще бывают матери?!
-Бывают… - вздохнула Айя.
  -Вот горюшко-то ей, бедной! «Для того ли, -  скажет она, - я тебя, сыночек, рожала, чтобы ты такое беззаконие творил!». У вас теперь там неспокойно. А объявись здесь такой маньяк – не знали бы, что и делать! Вот Руммик домой приехал – я прямо перекрестилась, пусть хоть немного вдали от опасности побудет! И вы молодцы, что приехали с детьми.  У нас, слава Богу, пока мир и покой. Может и Лайсерг на свежем воздухе поправится, приободрится, а то ведь на нем лица нет. За детей-то как душа болит – неизвестно на кого этот изверг еще кинется. По правде сказать, и Марко был – не сахар, да все равно, жаль его. Красивый был парень… - Алена опустила глаза и мечтательно вздохнула, вспоминая молодость
-Я помню, он тебе нравился. - Усмехнулась Айя, обрадованная тем, что может перевести разговор на другую тему.
Лё вскинула на неё удивленный взгляд, на щеках выступил едва заметный румянец.
-Откуда ты знаешь? – снова потупившись, спросила она.
-По моему, этого не замечал только сам Марко. Когда он в больнице лежал, у тебя ж все на лице было написано. Кстати, что у вас с ним тогда произошло? Почему он сбежал, не долечившись? Хотя, по-моему, он тебя всегда побаивался.
-Может быть, - Лё задумчиво смотрела в окно. - Ты же меня знаешь – сила магическая есть – ума не надо.
Айя знала. Так уж получалось, что во время турнира шаманов почти каждый открывал в себе неведомые до того способности и силы. В турнире, проведенном пятьсот лет назад, участвовала Любка Тихомирова – настоящая «черная» ведьма. Она доводилась Лё прапрапра-(неизвестно сколько пра)-бабкой. От неё Алена и унаследовала магическую силу. Всю её старалась направлять на лечение, но иной раз выведет кто Аленушку из себя – сила темная выплескивается, захлестывает обидчика, словно петлей, тянет душу его в колодцы черные. Обычно у Лё глаза карие, а от злости чернеют всегда. Не отведи она их во время – так душу и вынут! Вот и мучалась Алена с этим «наследством», не знала, как избавиться.
-Это всегда происходило нечаянно, правда! Даже незаметно для меня самой. А Марко… Он был так красив: высокий, широкоплечий, глаза как льдинки, ух! А мы еще как раз тогда с Силвой в ссоре были, ну когда он из тюрьмы вышел слегка не в себе, помнишь?
Марко мне нравился. Чисто внешне. Характер у него стервозен до невозможности! А в то утро, когда он из больницы подался, я, как всегда, вышла за водой к кадке на задний двор. Набрала ведро, только понесла, а ручка возьми и оборвись! Ногу мне ниже колена ржавым ушком так и распороло, вот смотри. - Она показала длинный шрам на правой ноге, тянувшийся от колена к щиколотке. - Я опустилась на траву, рану рукой зажала, а кровь хлещет! Ох, от боли в глазах темно, встать не могу. Тут тебе и Марко. Откуда его только черт принес?! Нагнулся и шепчет на ухо всякие гадости: так тебе и надо, мол, змея. Я не выдержала, хотела пощечину влепить, да он вовремя отшатнулся – только рукой по губам мазнула, кровью выпачкала. Он глянул на меня глазами бешеными, затрясся весь: «Ведьма! Ведьма!» и бежать как черт от ладана. А я что? Я ему ничего плохого не хотела.
-Вот значит как …
-Да. Так мы с ним больше и не виделись. Ушел он, а мне после той драки на берегу старый шрам на губе оставил, да эту боль, - Алена провела рукой по своему впалому животу. - Что ж, каждому – своё. Помилуй Бог его душу!
Немного поколебавшись, словно раздумывая, стоит ли об этом рассказывать, Лё наконец решилась и, снова понизив голос продолжала:
-А душа-то его видно не успокоилось. Много на ней грехов, да и умирал он тяжело.
-Еще как. Мы на похоронах были. Его в закрытом гробу хоронили, чтоб людей не пугать.
-А вот не далее, как вчера ночью снился он мне.
-Да ну?! – воскликнула Айя, удивленно посмотрев на подругу.
-Снилось, будто стою я одна в прихожей, а в доме пасмурно так. Отворяется дверь и он на пороге! Молодой, статный, такой, каким мне в первый раз повстречался. А за плечами туман клубится, будто серый плащ. Мать моя – Вера! Я так и обмерла – думала, вот сейчас с собой потащит! А он усмехнулся, очёчки этак поправил, подбоченился да и говорит: «Вот я и вернулся к тебе. Ты рада?». Тут я и проснулась.
«Вот, как ты сама говоришь: сон в руку» - подумала Айя, а вслух произнесла:
-К чему бы это?
-Должно быть, к дождю, - глубокомысленно заключила Лё.

22

12 ЧУДОВИЩЕ
Мартовские вечера в деревне Добби еще довольно холодные, так что гости предпочли веранде гостиную, где за узорной каминной решеткой весело потрескивал огонь, было тепло и уютно.
Понимая, что ему всё равно не заснуть, и не желая беспокоить младших братьев, Рум ушел из их общей комнаты и тоже спустился сюда.
Сидя за большим столом, Трей и Рио играли в шашки. Айя с Лайсергом сидели, обнявшись на диванчике и, молча смотрели в огонь. Лицо Айи выражало покой и умиротворение, её муж, напротив, был мрачен и задумчив. Рум присел за стол и рассеянно наблюдал за игрой.
-А что это, такое вкусное было сегодня на ужин? – поинтересовался Трей.
-Похоже, какое-то французское блюдо. Лё коллекционирует рецепты разных народов, - ответил Рио, продумывая следующий ход. - Айя, кстати, тоже прекрасно разбирается во французской кухне. Я еще на их с Лайсергом свадьбе оценил – готовит так, что просто ум отъешь! – при этих его словах Айя немного смущенно усмехнулась, а Рио, улыбаясь, продолжал, - Нет, правда здорово! Жаль, что Фауст тогда так и не попробовал.
-А, это ты про тот случай, когда Руммик подсунул ему дохлую лягушку?! – оживился Трей.
Такой несправедливости Рум вынести не мог:
-Ничего подобного! Что вы на меня наговариваете?!... Она была живая!
Трей удивленно вскинул брови:
-Да?! Оказывается, я не всё знаю – ведь меня в тот вечер с вами не было. Так расскажите толком, что тогда произошло!
-Это я во всём виноват, – начал Рио. – угораздило же через несколько дней после свадьбы, когда гости еще не разъехались, рассказать Руммику, что французы используют в своей национальной кухне лягушек. А Аленка в этот день возьми и обмолвись: так и так, Айя задумала на ужин что-то из французской кухни приготовить. Так этот сорванец пошел, поймал лягушку…
-Ну, это легко сказать: «Пошел, поймал…» - с шутливым негодованием перебил Руммик. - А я целый день на это угрохал! Пока обошел рощу, пока нашел небольшой прудик, потом пол дня лежал в засаде – весь промок, замерз! Но зато лягушка попалась мне отменная – здоровая, пузатая, глаза навыкате, зеленая-призеленая! Да такая капризная – посадил её за пазуху, пока до дома донес, она мне весь живот коготками расцарапала и неслабо отпинала! Но я всё вытерпел и стал её готовить…
-Да, кстати, - обратился к «сорванцу» Рио, - а что это за странные звуки доносились тогда из ванной перед ужином? Какой-то ненормальный, прямо нечеловеческий хохот…
-Дядя Рио, обижаешь – покачал головой Руммик, - не мог же я подать к столу немытую лягушку! Я закрылся в ванной, стал её купать, а пузечко и лапки ну никак не отмывались, тогда я намазал их зубной пастой, взял зубную щетку…
Улыбавшиеся до этого Айя с Лайсергом мгновенно посерьёзнели.
-Какую щётку? – встревожено спросила она.
Рум невинно пожал плечами:
-Да там их и было–то всего две – красненькая и зелененькая…
Дителы насторожились еще пуще. Лайсерг глухо спросил:
-И какую же?
Рио и Трей затаили дыхание в ожидании ответа.
-Я взял под цвет лягушки – зелененькую.
Тут Айя облегченно выдохнула, Лайсерг в ярости вскочил на ноги, а Трей с Рио дружно захохотали так, что опрокинули шашечную доску.
-Ну, знаешь, это уже чересчур! – негодовал Лайс.
Айя, с трудом пряча улыбку, гладила мужа по руке, пытаясь усадить на прежнее место:
-Лайсерг, ну ладно тебе – это же сто лет назад было! И не кричи так, в доме уже все спят…
Держась за живот от смеха, Трей сполз под стол, вскоре к нему присоединился Рио и они, всё еще смеясь, стали собирать раскатившиеся шашки.
-Это вам: «Ха-ха!», а я потом еще долго этой щеткой зубы чистил! – напустился на них Лайсерг.
-Ну а лягушке, должно быть было щекотно, - продолжил Рум, - вот она и разквакалась на весь дом!
-А дальше что было? - спросил Трей, усаживаясь, наконец, на свой стул.
Выбравшись из-под стола с зажатыми в руке шашками, Рио стал вытирать влажные от смеха глаза:
-Дальше представь себе аппетитное блюдо – на тарелке лежит большой лист салата, а на нем живописно разложены тушеные овощи: картошечка, помидорчики, все это приправлено…
-Рио, не отвлекайся!
-Ах, да! Так вот Фауст садится за стол. Из-под листа салата в его тарелке на доктора смотрят выпученные глаза. Фауст удивленно глазами – хлоп, хлоп; глаза с тарелки на него сердито – хлоп, хлоп. Своим глазам доктор, очевидно, не поверил. Он зажмурился, тряхнул головой и ткнул под лист вилкой! Лягушка решила, что с неё приключений достаточно. Она громко квакнула, подпрыгнула, чмокнула Фауста в нос на прощанье и удрала! Все, кто был за столом – в шоке, доктор – в обмороке!
Новый взрыв хохота огласил гостиную. Теперь смеялся даже Лайсерг, вспоминая ошеломленное лицо Фауста.
- Руммик, с тобой в одном доме жить опасно! – немного успокоившись, подытожил Трей.
-Зато скучать вам не приходилось – Руммик весело развел руками.
-Да ты просто чудовище, - все еще улыбаясь, покачал головой Лайсерг и вдруг серьёзно и решительно взглянул Руммику прямо в глаза, и повторил отчетливо, без тени веселья. – Ты – чудовище, Рум.
Тот мигом перестал улыбаться, побледнел и съёжился под этим взглядом. «ОН ЗНАЕТ! Он все знает! – и тут же внутренний голос ответил, - Конечно. А ты думал, он не догадается…».

Еще немного поболтав, стали расходиться спать. Лайсерг проводил жену до отведенной им комнаты:
-Ложись, я попозже приду. Посижу на воздухе, а то что-то голову разломило.
Айя нежно поцеловала его в щеку:
-Только не простудись.
Лайсерг вышел на улицу и задумчиво побрёл по тропинке, бежавшей от ворот к лесу. Голова действительно раскалывалась от противоречивых мыслей. Он распутал это дело. Не просто очередное дело – он раскрыл убийство своего друга. Вычислил убийцу, у него на руках неоспоримые доказательства. Но кто бы мог подумать, что этим убийцей окажется Рум, сын Алены и Силвы, мальчик, которого он знал с детства, который дружил с его детьми, веселый, общительный, одним словом – СВОЙ! Старик-мастер опознал его по фотографии и даже отдал оставшийся у него остаток кожи. Экспертиза подтвердила, что она принадлежит Марко.
«Что толкнуло Рума на это преступление?! Ведь это не было самообороной! И состояния аффекта тоже не было – Рум всё тщательно спланировал и хладнокровно расправился с Марко. Да ещё как расправился! Эксперты говорят – убийство ритуальное. Что еще за ритуал?! Что за дикость?! Где это видано – дарить родным на день рожденья пояса из кожи своих жертв?! - при этой мысли Лайсерга пробрала дрожь, - Боже, Марко, за что тебе это?! Почему именно ты?!»
Между тем тропинка привела Дитела на берег маленькой речушки. Лайсерг присел на ствол поваленного дерева и поднял глаза к холодному ночному небу. Всходила полная луна и все вокруг серебрилось в её сиянии.
«Что же теперь делать? Передать Рума в руке полиции и пусть гниёт в тюрьме? Что тогда будет с Аленой? Дни её и так сочтены – она не переживет, если узнает, ЧТО на себе носила, и кто это сотворил! Ей-то за что такая мука?!
Наказать Рума самому? Как? Вызвать на бой, как шаман шамана? Погубить мальчишку. Хотя какой он уже, к черту, мальчишка, раз способен на такое! Ну и кто я буду после этого?..»
Вопросы, вопросы, одни вопросы!
Но тут он услышал позади себя шорох – словно кто-то приближался к нему нетвердым шагом. Лайсерг не спеша поднялся со своего места и обернулся. Он почти наверняка знал, кого увидит на тропинке. По направлению к нему шел Рум.
Надо сказать, что этого направления он придерживался с трудом – его сильно шатало из стороны в сторону, раза два Рум споткнулся на ровном месте и не ухватись он за стоящее рядом дерево, наверно пропахал бы носом траву. Верный Могрим трусцой сопровождал товарища, что-то бормоча ему в лицо, но Рум только отмахивался.
Когда до Лайсерга оставалось шагов пять, Рум остановился. В лучах луны Лайс отчетливо видел каждую черточку его худого бледного лица и лихорадочный блеск в глазах. Левой рукой он сжимал наполовину пустую бутылку «Горячего поцелуя». Парень был пьян.
-Ну, что, дядя Лайсерг? Поговорим?! – предложил Рум заплетающимся языком.
-Давно пора. – Глухо ответил Дител.
-Мож всё-таки не надо? – Могрим последний раз жалобно взглянул на друга.
-Брррысь! – Рум махнул на него рукой и шатнулся в сторону, потеряв с таким трудом установленное равновесие. - Каждая собака мне будет указывать?!
Понимая, что всё бесполезно, Могрим страдальчески закатил глаза, отошел и притаился за соседним деревом, готовый в любую секунду прийти на помощь пьяному товарищу.
-Догадался, значит. Рас-ко-пал. – Рум, обращаясь уже к Лайсу, цокнул языком и беспомощно развел руками. - Ннн-да, это я. Я! Я его прибил…и ободрал, - он нахмурился и поднял указательный палец, - Нет, сначала ободрал, а потом…
Лайсерга затрясло от ярости! Рум подошел к нему вплотную и положил руку на его плечо.
-Убить оказалось не так уж сложно, - заговорщески прошептал он на ухо детективу, - а вот потом…потом… Знаешь, я сегодня вечером почу…почуствоав…да что ж такое-то?!...почувствовал, во!, что не могу это больше в себе носить. - он приложил руку к своей впалой груди. - И, если не расскажу кому-нибудь, то точно рехнусь! Ну а тебе рассказать проще всего, ты ж и так всё знаешь! – Рум пьяно засмеялся, отстраняясь. - Ну, чего?! Помянем, что ли, грешную душу командира?!  - он отпил немного из бутылки и протянул её Дителу. - Будешь?
Терпенье Лайсерга лопнуло – мощный удар в челюсть швырнул Рума на траву. Краем глаза детектив заметил, что серая тень за деревом дернулась было вперед, но, промедлив секунду, осталась на месте. Скорчившись на холодной земле, Рум простонал:
-Бей! Бей меня, Лайсерг, режь, жги…
-Я не такой, как ты!!! – заорал Лайсерг на весь лес.
Рум повернулся к нему и посмотрел в глаза совершенно трезво:
-Просто ты не можешь наказать меня страшнее, чем я сам себя наказал.
-ЗАЧЕМ?! Зачем ты это сделал?! – почти теряя над собой контроль, Лайсерг упал рядом с ним на колени, схватил спереди за ворот куртки и сильно встряхивал с каждым вопросом. - Зачем?! Зачем?! Почему его?!
-Не ори – в ушах звенит! – Рум безуспешно пытался вырваться из его рук. - А кого же еще?! Это он! Он избил мою мать двадцать лет назад! Теперь она умирает! Из-за негооо!
Пораженный новым обстоятельством дела Лайсерг отпустил Рума.
-Это тебе кто сказал?
Рум сплюнул кровью в траву.
-Врач в больнице. Травма, полученная во время турнира, разъедает её изнутри! Это Марко. Он во всём виноват!
-Но это не даёт тебе права… - зашипел Лайс ему в лицо.
-Не даёт права?! Да это меня просто обязывает к действию!
-Что ты несешь?! – детектив встал и отступил на шаг.
Рум, дрожа всем телом, с трудом приподнялся и сел:
-А ты послушай. Врачи сказали, что мама безнадежна, что ей остался от силы год жизни. Она пыталась лечиться сама – все напрасно! А тут я ездил в Германию к дяде Генриху, чтоб собрать материал для курсовой о Фаусте I. В его старинных рукописях был обряд, исцеляющий смертельные раны. «Обряд очищения».
Лайсерг снова присел на поваленное дерево. В душе вдруг стало пусто и холодно. Он готов был выслушать Рума, тем более что видел – Рум не врет! А тот между тем продолжал:
-Этот обряд очень сложен. Надо выполнить множество условий, чтоб он сработал. «Орудием очищения» должен быть кровный родственник больного, и чем ближе родство, тем лучше. Я – её сын, куда уж ближе! Того, кто нанёс ей рану, я должен одолеть в честном бою, используя два вида оружия. Я честно сражался сначала двуручным мечем, а потом саблями и победил. – Лайсерг кивнул, он помнил, как Рум показывал Томасу несколько приемов с этими саблями. – Потом третьим видом оружия (оружием, добытым в бою, то есть не в этом бою, а раньше) я должен снять с его спины кожу. Непременно заживо, иначе обряд не подействует! – тут Рум вынул из кармана небольшой скальпель, и горько усмехнулся. - Вот. Я отнял его у Фауста, еще на вашей свадьбе, когда он погнался за мной после «Хеллоуина».
Лайсерг отвернулся. Он не мог видеть этот поблескивающий в лучах луны нож, которым пытали его друга, эти длинные костлявые руки, сдиравшие с живого Марко кожу. Дител боялся. Боялся, что сейчас не выдержит и вцепится Руму в горло. Он тряхнул головой, отгоняя бредовые мысли. А Рум продолжал:
-Потом надо прожечь жертве сердце раскаленным железом. Я приготовил стальной прут заранее. Затем из кожи надо сделать пояс. Как он будет выглядеть – без разницы, но на внутренней стороне должно быть написанное рунами заклинание. Это очень важно! Одна неверная черточка и всё пропало! Но я сделал всё как положено. Дальше мама должна носить этот пояс семь дней, и он «вытянет» болезнь из её тела. Потом пояс нужно уничтожить, чтоб болезнь не вернулась.
Рум замолчал. Дител серьезно посмотрел на него и спустя несколько мгновений спросил:
-Ты в своём уме? Тебе сколько лет? До каких пор ты будешь верить в сказки?!
-Мне не во что больше верить…
-Ты хоть понимаешь, что наделал?! ТЫ УБИЛ ЧЕЛОВЕКА! И не прикрывайся тут разговорами о праведной мести – она никогда не приносила ничего хорошего!
Рум вскочил на ноги:
-И это я слышу от тебя?! Да ты же сам, ты сам пошёл в Х-Судьи, чтобы отомстить за смерть своих родителей! Разве ты не мечтал убить Зика?!
-Это – другое!
-Конечно, это – другое! Зик убил их в одно мгновенье, и его смерть ничего не могла бы изменить! А Марко? Мало того, что по его вине погиб мой брат (ну, или сестренка, не знаю), ведь мама ждала ребенка, а из-за этой старой раны случился выкидыш. Марко обрек мою мать на медленную, мучительную смерть. Но её еще можно спасти! Я убил этого зверя, а мама теперь выздоравливает.
Чеканя каждое слово, Лайсерг ответил:
-УБИТЬ ЗВЕРЯ КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, В САМОМ СЕБЕ. То, что ты совершил – чудовищно! А благими намерениями знаешь, где дороги вымощены?!
-Не знаю! Я в отличие то тебя там еще не был! Хотя, в конце концов, я ни на что другое теперь не надеюсь.  – В глазах Рума мелькнул страх, тут же сменившийся фанатичным блеском. Он  устремил взгляд куда-то мимо Лайсерга. - Зато теперь мама выздоравливает. Она будет жить, слышишь, ты?!  - Рум быстро обернулся вокруг своей оси, как бы ища в пространстве невидимого собеседника. - Знаю – слышишь. Ты здесь, всегда рядом со мной.
«Что это с ним?» - за годы работы частным детективом Дителу многое приходилось видеть, и он безошибочно мог определить врет человек или говорит искренне, действительно боится или притворяется. Сейчас в глазах Рума плескался неподдельный ужас! Лайсерг поднялся и взял парня за плечи:
-Рум? Нельзя было так напиваться – тебе мерещится…
-Нет! Не мерещится! – Рум схватился за его руки, как за единственную защиту, и прошептал дрожащим голосом – Он, правда, здесь. Не успокоился после смерти и мне покоя не дает – всё время преследует, мучает, снится по ночам, видится наяву, пугает, душу вытягивает! – и, будто устыдившись своих слов, он опустил глаза и упрямо пробормотал, - но, если это нужно для обряда, я вытерплю. Я, собственно, чего пришел-то – я сдаться пришел. Ты это дело раскрыл, вот приедем в Лондон, ты меня полиции и сдашь. – Рум как-то сразу присмирел и, опустив голову, продолжал, - Я не сбегу и не стану скрываться. Все будет, как положено – я отвечу перед судом за то, что совершил. Если конечно ты выполнишь два моих, м-м-м-м, условия…
-Ты еще смеешь ставить условия?! – возмущению Лайсерга не было предела.
-О, нет! Я лишь прошу. Только прошу! – Рум испугано заглянул ему в лицо, - пускай меня посадят, но я не хочу огласки. Мои не должны знать – мама этого не вынесет! Ведь законом предусмотрено закрытое судебное разбирательство, так? Ну а чтоб дома не заподозрили, не спрашивали обо мне, я вот тут заранее написал – он вынул из-за пазухи пачку пухлых конвертов и протянул Дителу. - Это письма. Ты не мог бы посылать их сюда, где-то раз в полгода? Пожалуйста!
-Ну, ладно, - подумав вздохнул Лайсерг.
Он взял письма посмотрел на Рума, бледного, истощенного, дрожащего от каждого шороха. И Дителу вдруг стало невыносимо жаль эту пропащую молодую жизнь, эту безнадежно загубленную душу:
-На кого ты стал похож… Ну почему, почему ты не мог просто жить, по человечески?
Рум снова потупился:
-Я не человек. Я – орудие очищения.

Обратно шли молча – все было сказано. Перед дверью дома Рум, все еще не смея поднять глаза на Дитела, буркнул: «Спокойной ночи» и пошел спать. Лайсерг остался на веранде. Уже начинало  светать, от реки полз густой туман, похожий на серый плащ, укрывающий землю.
Сам не зная почему, Лайсерг обратился к нему, как к старому товарищу:
-Не тревожил бы ты его сегодня…
В кронах деревьев прошелестел ветерок, словно вздох, полный досады. И все стихло.

Остаток ночи Рум спал на удивление спокойно, проснулся свежим и отдохнувшим. Правда разбитая губа побаливала, но это пустяки. После обеда он подошел к Лайсергу и сказал вполголоса:
-Видно, правду говорят, что признание облегчает вину. Спасибо, что выслушал!
-Не за что, - грустно усмехнулся Лайс, - голова то не болит после вчерашнего?
-Что ты, мне гораздо лучше! Впервые за последний месяц спокойно спал без лекарств.
-Поздравляю. Осталось три дня, да? Помни о своем обещании.
-А ты – о своем.

Солнце клонилось к закату, а в доме все понемногу заканчивали дневные дела. На  просторном резном крыльце появилась Дакия с глиняной крынкой молока в руках и направилась на задний двор, откуда уже довольно долго раздавался стук топора по дереву. В этот момент около забора неожиданно, словно по волшебству возник рослый парень пачи, примерно ровесник Рума. Дакия остановилась и смерила его устало-безразличным взглядом, как бы говоря: «Опять ты? Надоел – сил нет!». Парень едва заметно кивнул в сторону: выходи, мол, поговорить надо. Она пожала смуглыми плечами, презрительно хмыкнула и ответила ему взглядом, вероятно, означавшим: «Делать мне больше нечего!». Парень состроил обиженное и измученное лицо, взглянул укоризненно: «Долго ты еще будешь меня мучить?!». Дакия посмотрела свысока, но уже более благосклонно…
Неизвестно, сколько бы продолжалась эта «стрельба глазами», если бы во двор не вышла Майя. Парень мгновенно исчез из поля зрения, ибо Силва еще неделю назад всерьез предупредил дочь: «Еще раз увижу его рядом с тобой – прибью обоих!». Но Дакия сдаваться не собиралась и мгновенно придумала, как извлечь выгоду из сложившейся ситуации.
-Слушай, хочешь помочь хорошему человеку? – обратилась она  к Майе, и, не дожидаясь ответа, сунула крынку ей в руки.- Там мой брат дрова колет, отнеси ему молока, ладно? - Майя не успела и слова сказать, как пестрая юбка Дакии мелькнула за забором – только её и видели!
«Ну что ж, Рум наверное устал – вон как долго уже топором стучит! В последнее время он выглядит таким болезненным, может хоть дома немного поправится…» - думала Майя, проходя мимо летней кухни на задний двор. Там прилаживая на пеньке очередное полено, стоял…Лют.
Майя остановилась в нерешительности. Лют был одет в одни лишь тертые старые джинсы и стоял босиком на ещё холодной земле. Немного вьющиеся соломенного цвета  волосы были стянуты кожаным шнурком, повязанным вокруг головы. С топором в руке Лютовид отчетливо напоминал древнего скифа, словно сошедшего с картинок учебника истории. Он казался старше своих шестнадцати лет. Этот молчаливый и угрюмый парень, столь непохожий на своего брата Рума, внушал Майе страх и робость. Что же теперь делать? Оставить молоко на завалинке и уйти? Вроде нехорошо…
Между тем Лют, не слыша её легких шагов, поставил большое полено на пень, легко взмахнул здоровенным колуном и раскроил деревяшку точно пополам! Майя ахнула: вчера Томас помогал Теллуру прибирать во дворе и пробовал поднять этот страшный топор – чуть не надорвался! «Им только отец и Лютик работают» - усмехнулся Теллур.
Лют обернулся на её нечаянный возглас, посмотрел настороженно, даже как то испугано, а потом …робко опустил глаза. «Какая странная девушка…Непохожая ни на кого в этом мире одинаковых людей…».
Теперь уйти уже было нельзя и Майя, немного удивленная его реакцией, нерешительно шагнула вперед:
-Вы, должно быть, устали? – она покосилась на большую кучу уже нарубленных дров и протянула ему молоко. – Вот, возьмите…
Лют, никак не ожидал такого обращения! Местные девушки всегда сторонились его, одноклассницы шептались по углам: «У, волком смотрит! Говорят, его мать – русская ведьма, волки ей – братья родные. В лес, как к себе домой ходит! И этот наверняка – оборотень!». При этом никого не смущало, что к Лё обращались при любой хвори поголовно все жители деревни, никто не знал отказа,  не платил за лечение, а болезни как ветром сдувало. И то, что Руммик – весельчак и душа компании тоже был её сыном, но этот хотя бы выглядел, как настоящий пачи, а Лют…
А Лют, настолько смущенный теперь добрыми словами и вниманием к себе, мог только коротко кивнуть в знак благодарности (язык словно прилип к нёбу). В висках застучало, но не от усталости – он легко мог бы наколоть еще столько же, и даже больше. Какое-то новое, не веданное ранее чувство просыпалось в нем при виде Майи – загадочной англичанки, такой далекой и одновременно такой близкой!
Он неловко принял угощение из её рук и стал медленно пить. Нечаянно срывавшиеся с уголков рта белые капли падали на его широкую плавно вздымающуюся грудь. «Столько отмахал и даже не задохнулся…» - подумалось Майе. Осушив крынку, он вытер губы тыльной стороной ладони и повел могучими плечами – под кожей буграми перекатывались мышцы. «Какой красивый!» - испугавшись этой внезапной и дерзкой мысли, Майя густо покраснела.
-Спасибо. – Он протянул Майе пустую посуду, и в этот момент их глаза встретились.
С его тяжелого серого взгляда будто сдернули мутную пелену – он стал чистым, открытым и Майя почувствовала, что ей больше не страшно, а совсем наоборот – ни с отцом, ни с Томасом ей никогда в жизни не было так спокойно, как рядом с этим странным юношей. «Лютик…» Она, не глядя, протянула руки, чтобы взять кувшин, но вместо холодной глины вдруг ощутила его теплую шершавую ладонь и…не отдернула своей руки. Крынка выскользнула из его пальцев и разбилась о кирпичную дорожку, на которой они стояли.
-На счастье, - тихо вздохнула Айя, глядевшая на детей из кухонного окна, и опустила штору…

А тем временем, сидя на теплой завалинке с другой стороны дома, Рум настроил гитару и негромко запел:

Сам себя считаю городским теперь я
Здесь моя работа, здесь мои друзья.
Но все так же ночью снится мне деревня.
Отпустить меня не хочет Родина моя.

Там горячим хлебом пахнет в доме нашем,
И бежит куда-то под горой река.
И дорогу … Голдва переходит важно,
И в овраге шмель мохнатый пьет росу с цветка.1

Примостившийся рядом Томас подыграл на губной гармошке, слегка покачивая головой в такт мелодии. Рум отложил гитару, глубоко вздохнул и раскинул руки, словно желая обнять весь мир.
-Томас, я без ума от природы…
-Ну, я так и знал, что это у тебя от природы, - подытожил Томас, - Да, воздух здесь чище, деревьев больше, чем в городе. Но смотри, ни телевизора, ни компьютера, телефон, и тот плохо берет! Что хорошего? Оторваны от цивилизации!
-Это ты просто еще не втянулся, не почувствовал очарования деревенской жизни! Знаешь, без цивилизации спокойнее. А если бы и был телек, его все равно смотреть его некогда. Я люблю этот лес, эту реку, это студеное озеро! Вот, помню, еще маленьким был… Весной, встанешь пораньше, трава от росы бриллиантовая, солнышко ласковое тает на землю золотом! Залезешь в чужой огород, а там еще ничего не выросло. С досады нарвешь луку батуна, наешься до зеленой слюны! Голдва поймает, настебает хворостинкой – РОМАНТИКА!


1. Беликов С. «Снится мне деревня»

23

13. ПОСЛЕДНЕЕ ПРИСТАНИЩЕ
Со дня рождения Лё прошло шесть дней, но гости разъезжаться не торопились. Хозяйка всегда любила большие шумные компании и с удовольствием радовала друзей кулинарными шедеврами.
В то утро Лютовид спозаранку заглянул на кухню. Мама уже хлопотала там.
-Доброе утро, Лютик, – сказала она. – Как спалось, что хорошего снилось?
Лют слегка покраснел и опустил глаза. Он не был охотником делиться своими сновиденьями и тайными переживаниями, как, например, Теллур. Да и как рассказать маме, что снилась ему всю ночь… Майя! Будто бродили они по ночному лесу, и под ногами звездами были рассыпаны светлячки, и было им вдвоем так хорошо, что лучше не придумаешь. И теперь он был в растерянности от неожиданно нахлынувших таких новых для него чувств.
Видя смущение сына, Лё улыбнулась и заговорила на другую тему.
-Теллур еще не встал? Хотела его за хлебушком к завтраку послать, ну да ладно, не буди, пусть выспится. Сходи сам, пожалуйста.
Лют молча кивнул. Лё взяла его за руку, улыбаясь, привлекла к себе. Поцеловала в лоб своего молчаливого сына, пригладила его жесткие волосы и сунула в карман его ветровки пирожок с повидлом.
-Перекуси перед завтраком, солнышко.
Еще раз благодарно кивнув, Лют вышел из кухни. Все в доме только начинали просыпаться. Он направился, было на улицу, но пришедшая ему вдруг отчаянная идея заставила его остановиться посреди пустой гостиной. Поразмыслив немного, он, поднявшись на второй этаж, набрался смелости и постучал в комнату девочек. Дверь приоткрылась и выглянула всклокоченная спросонья Дакия в халатике, небрежно накинутом поверх ночной рубашки.
-Чего тебе? – зевнула она.
-Майя еще спит? – с надеждой спросил Лют.
Раздраженно вздохнув, сестра захлопнула дверь перед его носом. В спальне послышался приглушенный разговор, и в коридор вышла Майя, одетая, но еще с распущенными волосами.
-Доброе утро, – она смущенно улыбнулась нежданному гостю.
Лют только кивнул в ответ, не в силах вымолвить ни слова, весь горел и таял под её ласковым взглядом. Молчанье затянулось. Совсем растерявшись, Майя взялась за ручку двери, и тут он вспомнил, наконец, зачем пришел.
-Х-хлеба нету… а скоро завтракать…  - начал он, заикаясь. - Я иду в деревню… ну и может быть я… может быть мы… нам… ну как-то…
-Что? – робко спросила Майя.
В этот момент из спальни снова выглянула Дакия.
-О, Боже мой! В магазин за хлебом идет, тебя с собой зовет. Прогуляться. Типа свиданье. Что тут непонятного?
В комнате хихикнула Рута и Дакия захлопнула дверь.
«Ой, что же делать? Пойти – не пойти? Все-таки чужие места, странные люди. – Думала Майя, закусив губу, но взглянув еще раз на Лютовида, решилась. – Надо родителям сказать, что ухожу. Хотя, они, должно быть, еще спят, да и до магазина наверное не далеко. Мы быстро вернемся».   
-Ну, хорошо. Подожди меня немного. Я сейчас, – сказала она наконец и снова скрылась в спальне.
Лют тяжело прислонился к стене, облегченно вздохнул и вытер рукавом со лба холодный пот.

Не смотря на стремительно летевшие годы, хорошо знакомый Рену принцип: «Все в доме должны приносить пользу!» никто не отменял. После обеда Силва вышел на веранду  и сказал:
-Мы тут недавно с Лютом спилили старую яблоню. За домом росла. Пень надо выкорчевать. Кто со мной?!
Рен с Фаустом, игравшие в шахматы на свежем воздухе, поднялись из-за стола.
-А что, пойдем, - Фауст подскочил первым, так как безнадежно проигрывал уже третью партию.
-И правда, пора бы размяться, - усмехнулся Рен, с пониманием глядя на доктора.
В этот момент на веранду выглянул Рум.
-Пошли, поможешь. Неси лопаты, - кивнул сыну Силва.
После очередной бессонной ночи Рум чувствовал себя совершенно разбитым, но, решив, что работа поможет отвлечься, послушно поплелся в сарай.
Пень оказался неслабый – одному с ним справиться было не под силу. Рен, Силва и Рум дружно взялись за лопаты, а Фауст устроился поудобнее на распиленном стволе той же яблони, лежавшем неподалеку,  и взялся руководить процессом:
-Так, ну что ж, сперва, думаю надо обкопать его поглубже, потом…
-А не хочешь присоединиться?! – притворно возмутился Рен, протягивая врачу свободную лопату.
-Спасибо, мне и здесь неплохо! – улыбнулся тот, закуривая сигарету.
Махнув на него рукой, приступили к делу. Скоро вокруг пня образовалась порядочная яма, обнажились крепкие корни, а рядом с ямой выросли три кучи земли. Когда  под дотошным немецким руководством корни были отпилены, общими усилиями из ямы выволокли пень. Сделали небольшой перекур, присоединились к Фаусту, который разглагольствовал, участливо глядя на взмокших друзей:
-Все правильно – вы молодые, полные сил, вам это по плечу! А мне – старичку остается лишь делиться с вами богатым жизненным опытом. В этом и заключается моя помощь, тоже, согласитесь, немалая!
-Ты в своей жизни хоть раз поднимал что-нибудь тяжелее скальпеля? – усмехнулся Силва закурив.
Глядя на него, Фауст укоризненно покачал головой:
-А кто же, по-твоему, помогал Лё, когда ты, бессовестный, валялся с переломанными рёбрами после Решающей битвы. Ведь вся тяжелая и грязная работа легла на мои плечи, - он тяжело вздохнул, но было заметно, что, несмотря на «тяжелую и грязную работу» ему приятно вспоминать то время.
Легко сказать – вы молодые, сильные: Рум все еще не мог отдышаться. Когда он рывком потянул на себя вожжи, привязанные к пню, чтобы вытащить наружу неподъемный ствол в груди подозрительно кольнуло. Теперь все тело била мелкая дрожь.
Перекур кончился быстро («слишком быстро!» - подумал Рум), надо было закапывать яму. Рум бросил туда пару лопат земли и понял, что больше не может. Все вокруг: отец, дядя Рен, сидящий на пне Фауст начало медленно кружиться перед глазами, ноги сделались как ватные. Воздух стал тяжелым, даже каким-то вязким. Рум хватал его ртом, как рыба на песке, и не мог надышаться. В груди будто разгорался костер. Жар стремительно нарастал, захлёстывал!
Рум тяжело оперся на лопату и зажмурился. Откуда-то издалека донесся веселый папин голос:
-Ну-ка не филонь – только что отдыхали!
-Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит! – весело напутствовал Фауст
Рум кивнул головой, сделал глубокий сдавленный вдох. Грудь разорвало дикой болью! Он  приоткрыл глаза – земля почему-то оказалась перед самым носом и вдруг поплыла раскаленной лавой, куда он упал, сгорая заживо!
-Эй, ты чего?! – крикнул Рен, видя, как лицо Рума исказила гримаса боли.
А уж когда Рум молча ткнулся лицом в кучу свежей земли, Фауст одним прыжком оказался рядом с ним и перевернул на спину. Рум был мертвенно бледен, посиневшие губы приоткрыты – диагноз ясен с первого взгляда.
-А ну, дыши! – рявкнул Фауст и изо всей силы резко нажал на грудную клетку.
Рум выгнулся дугой, страшно захрипел, невидящие глаза широко распахнулись.
-Мою аптечку, живо! – крикнул доктор Рену, тот опрометью кинулся в дом, а Фауст схватил Рума за руку и быстро закатал рукав его рубашки. Сзади подбежали Рен с Элайзой. Она мигом набрала шприц. Впрыснув лекарство и прощупав пульс, Фауст почувствовал, как сердце постепенно приходит в норму. «Ну, слава Богу! Вовремя!». Рум стал дышать ровнее, глаза его закатились, тело постепенно расслабилось.
Силва поднял полные ужаса глаза на Фауста:
-Что с ним?
-Сердце. Несите в дом.

Сначала не было ничего кроме темноты и острой боли. Казалось, что с каждым вздохом в сердце вонзают иглу. Сознание возвращалось медленно. Темнота понемногу наполнялась звуками и голосами, раздававшимися всё ближе и отчетливее. Кто-то держал его за руку. Да не кто-то – мама,  её руки он узнает всегда.
Рум глубоко вздохнул (вот, уже и не так больно!) и приоткрыл глаза, повел вокруг мутным взглядом. Он лежал на диване в гостиной, заботливо накрытый пледом. Рядом на коленях стояла Лё.
-Мама, – хрипло выдохнул он, увидев склонившееся над ним родное лицо. Но тут взгляд его упал на злосчастный подарок. Волчья голова на пряжке издевательски ухмылялась. - Мама, как ты себя чувствуешь? – встревожено произнес Рум.
-И ты еще спрашиваешь, как я себя чувствую?! – горестно сказала мама и, приблизившись, сбивчиво зашептала ему в самое ухо. – Что с тобой творится, сыночек? Ты приехал оттуда другим. Тебя что-то мучает, гложет, я же вижу! Чем я могу тебе помочь?
-Выздоравливай, - шепнул он, запуская пальцы в её тяжелые, шелковистые волосы.
Щеку Рума обожгла горючая мамина слеза.
-Мамин сынок, – раздался укоризненный голос Фауста, который стоял возле стола и возился в аптечке. - Рум сильно истощен, да плюс твоя наследственность – слабое сердце. Ему необходим отдых, - кивнул он Алене.
Пристроившись рядом с врачом, Теллур пожирал глазами блестящие ампулы и шприцы.
-Ерунда, - Рум попытался встать (сердце трепыхнулось в груди испуганной птицей), но тяжелая мамина рука уложила его на место.
-Позволь-ка, - Фауст со шприцем в руках отодвинул Лё и присел рядом с диваном. Она и не попыталась ему помешать – давно прошли те дни, когда они были врагами, теперь патологоанатом и травница полностью доверяли друг другу. Фауст взглянул на пациента, хищно ухмыляясь. - Ну, Руммик, попался ты мне! Сейчас ты ответишь и за дятла, и за колядки на свадьбе Лайсерга, и за лягушку в салате! Тебе всё шуточки, а я до сих пор курить бросить не могу!
Руммик  закатил глаза в притворном отчаянии:
-Дядя Генрих, не губите! Я больше не буду! Мама-а!
-Цыц! - грозно отрезал Фауст, вводя лекарство. - Тяжело в лечении – легко в гробу! Вот так, - закончив «процедуру» доктор улыбнулся и похлопал Рума по плечу.
Боль совсем отступила. Теперь Рум чувствовал себя спокойно и уверенно. «Надо закончить обряд как положено. Осталось недолго – потерплю! Тогда прекратится и весь этот кошмар! ВЕДЬ ДОЛЖЕН ЖЕ ОН КОГДА-ТО ПРЕКРАТИТЬСЯ?! Мама поправится, и все будет как раньше…».
-Никогда не слышал, чтоб на свадьбе пели колядки, - донесся до него голос Теллура. Рум приоткрыл слипающиеся глаза - младший брат сидел рядом и, улыбаясь, глядел на него. – Нет-нет, не разгибай руку, там же ватка со спиртом. Пусть полежит подольше, а то заразу занесёшь. К тому же её надо придавливать крепче, иначе будет синяк, - сыпал познаниями в медицине Теллур, украдкой поглядывая на Фауста.
Но тот ничего не замечал – мимо прошла Элайза: шелест её длинной шелковой юбки и тонкий аромат духов мгновенно вогнали доктора в ступор. Лё толкнула его под руку, мол, обрати внимание на ребенка, для тебя старается! Фауст очнулся от своих мыслей:
-Что? А, да. Рум, ты слушай Теллура, он дело говорит, - при этих словах Теллур просиял счастливой улыбкой. - А на счет колядок скажу, что в свое время твой сын вытворял и не такое, -  он погрозил длинным тонким пальцем Аленке.
-Что русскому хорошо, то немцу – смерть! - украдкой хихикнула мама, подмигнув Руммику.
Рум перевёл затуманенный взгляд на брата и уже в полудрёме шептал:
-Фауст очень грамотный и… опытный врач. Учись у него….
Довольное лицо братишки окончательно расплылось перед глазами, и Рум утонул в теплой вязкой темноте.

В это время на веранде показались Лютовид и Майя.
-Два часа дня, - сообщила им Дакия, прислонившись к резному столбику крыльца и скрестив руки на груди. - Ну и где вас носило столько времени?
Лют вздохнул и тихонько взял смущенную Майю за руку. Не рассказывать же Дакии, как они, позабыв обо всем, пол дня гуляли по лесу, любовались живописными видами студеного озера, могучими стволами вековых деревьев. Видимо Майя, благодаря своему ласковому взгляду и приветливой улыбке могла разговорить даже пень, и Лют сам не заметил, как превратился в увлеченного рассказчика. Он поведал ей о духах леса, его хозяевах – леших, об их женах – лисунках и проказливых малых лешачатах. Пирожок с повидлом, который обнаружился у Люта в кармане, они оставили им в угощенье.
Майя рассказывала о приведениях старинных лондонских особняков, о том, что зачастую это – неупокоенные души. Иногда они помогают её отцу раскрывать страшные преступления, совершенные в прошлом. Ведь Лайсерг – сильный шаман из знаменитого рода даузеров. В ответ на это, Лютовид высказал предположение, что род его матери, вопреки теории Дарвина, которую преподают в школах, произошел от волков. Обсуждая эту невероятную версию, они незаметно дошли до дома.
-Кстати, твои про тебя несколько раз спрашивали. – Кивнула Майе Дакия. – Пришлось вас прикрыть, так что, с вас причитается. Хлеба принесли?
-Какого хлеба? – Лют растерянно взглянул на сестру, вид у него был абсолютно счастливый.
-Оооо, - протянула Дакия и безнадежно махнула на них рукой. – Забей. Рута уже оладьев напекла.

Сладко потягиваясь, Рум приоткрыл заспанные глаза. Он лежал на кровати в комнате, которую занимал вместе с Теллуром и Лютом, когда жил дома.
За окном стоял солнечный день и весело носились друг за другом какие-то маленькие серые птички. Рум попытался вспомнить, как они называются – не смог. Голова была пуста, как кадушка из-под капусты, и думать ни о чем не хотелось. Должно быть от инъекции Фауста.
Но тут в противоположном углу комнаты хлопнула дверца тумбочки, и Рум понял, что он не один. И точно, на своей кровати сидел Лют. Он сосредоточенно рылся в небольшом железном сундучке, где обычно хранил всякий «нужный» хлам.
-Ну и здоров же ты спать, братец, - пробурчал он, вытащив, наконец, то, что искал – простую деревянную гребенку. - Теллур возле тебя сидел-сидел, уж, на что у него терпенье ангельское, и то плюнул и ушел.
Рум ничего не ответил. Прищурившись от солнца, заливавшего спальню, он продолжал наблюдать за братом. Лютик вел себя странно: отложив сундучок, он подошел к висевшему на стене небольшому зеркалу, снял с головы кожаный шнурок и стал …причесываться! Рум удивленно хмыкнул, такое с Лютовидом случалось редко, и только по большим праздникам.
-Разве я так долго спал? – зевнул Руммик. - Сколько времени?
-Полпятого, – отозвался Лют. Он, наконец, оставил попытки привести в порядок свои жесткие волосы, внимательно оглядел себя в зеркале и принялся соскабливать незаметное пятнышко с ворота рубашки.
-О, черт… - в досаде пробормотал он, видя, что пятнышко не поддается.
-Не ругайся, девушки этого не любят, - сказал Рум, поняв, наконец, причину его необычного поведения.
Лют мгновенно покраснел и бросил на Рума угрожающий взгляд.
-Ну ладно, ладно молчу! И не такой уж я соня – пень мы вытаскивали во втором часу дня, а сейчас только полпятого.
-Пень вы вытаскивали вчера. Мама просидела с тобой в гостиной остаток дня и всю ночь. Только утром отец уговорил её отдохнуть. Дядя Рен принес тебя сюда, а здесь за тобой присматривал Теллур, пока ему не надоело. Даже дядя Лайсерг один раз заходил, спрашивал, как ты себя чувствуешь. Уж хотели тебя будить.
Он промолчал о том, что сам не спал пол ночи, помогая матери. Лё читала всевозможные молитвы и заговоры против нечистой силы, чтобы не пустить в дом странный серый туман, настойчиво лезший с улицы в дверь и окна  гостиной. Лют втыкал в оконные рамы и притолоку длинные иглы, чертил по углам непонятные символы, а кто-то невидимый царапал стекла окон и зловеще скребся за дверью. С первым криком петуха все прекратилось, и мама отправила Лютовида спать.
-Вчера?! – Рум подскочил на кровати. – Какое сегодня число?!
-Двадцать седьмое, – пожал плечами Лют, не понимая реакции брата.
До Рума только сейчас дошел весь ужас положения – сегодня ночью надо будет уничтожить пояс, а у него еще ничего не готово.

К излучине реки Рум пришел уже за полночь. Он сел на берегу, достал из сумки пояс, с таким трудом украденный у матери, железный сундучок, без труда украденный у Люта, и трофейный скальпель.
Полная луна ласково серебрила струящиеся воды реки. Кругом стояла неестественная тишина, словно сама природа ожидала, чего-то страшно-непоправимого. Произнеся трижды латинское заклинание, Рум стал кромсать скальпелем ненавистный пояс, который шипел и извивался в его руках, точно живой!
Побросав куски кожи в сундучок, он закрыл его и хотел уже бросить в воду, как вдруг почувствовал на своем горле чьи-то ледяные пальцы.
Дыхание его перехватило, глаза стало заволакивать багровой пеленой. Рум выронил сундучок и попытался освободиться, но не мог вздохнуть. Могрим с быстротою молнии кинулся ему за спину, и полетели во все стороны обрывки серого плаща! Марко выпустил свою добычу, но сдаваться без боя не собирался – по искрящейся от ярости шерсти волка во всю гулял железный прут, раскаленный, будто только что из преисподней! Пытаясь  отдышаться, Рум упал на траву и еле дотянулся до сундучка, который, раскрылся, но к счастью не перевернулся. Внутри оказались клоки вонючей, темно-бурой слизи.
Рум захлопнул сундучок, накрепко запер и поднялся на ноги.
-Вот тебе последнее пристанище!
Марко замер, в отчаянии уставившись на своего убийцу. Рум показал ему это железное подобие гроба и зашвырнул как можно дальше в реку. Туда же полетел и ключ от замочка, запиравшего сундук. Марко с нечеловеческим воплем рванулся за ним и растворился в ночной тьме.
Оставшись вдвоем, друзья еще немного посидели на берегу, дыша ночным воздухом и приходя в себя после побоища. Начинало светать, когда они устало побрели домой.

Долгие проводы – лишние слезы… Но когда Рум уезжал с Дителами обратно в Лондон, он никак не мог расстаться с братьями и сестрами, долго прощался с отцом, не мог наговориться с мамой, наглядеться на неё, такую бодрую, помолодевшую и недоумевавшую, куда делся его драгоценный подарок. В день отъезда она ни на миг не отходила от Рума.
-Тревожно мне что-то. Нерадостно, – сказала Лё, когда уже пора было ехать в аэропорт. – Остался бы ты еще на денечек, а?
Лайсерг угрюмо покосился в их сторону. Алена не переставала гладить Рума по голове, заглядывать в лицо.
-Все будет хорошо, мама, – отвечал Рум, стараясь, чтоб его голос звучал как можно спокойнее. – Теперь все будет хорошо.
Силва обнял жену за плечи.
-Ну, что ты, мать. Не нагоняй тоску. Он ведь еще вернется.
Дител поискал глазами дочь, но её нигде не было. Стоя на заднем дворе за большой поленницей, Лютовид и Майя тоже никак не могли распрощаться. Лют держал её за руку и говорил в пол голоса, зачарованно глядя в глаза:
-Приезжай еще. Приезжай в мае, когда зацветет сирень.
Майя хотела что-то шепнуть в ответ ему на ухо, но, заметив Теллура, который с интересом наблюдал за ними из-за угла дома, лишь опустила глаза и покраснела. А Лют ничего не замечал.
-Мы вместе ходим в лес и собираем целые корзины сиреневых кистей. – Продолжал он. - Мама готовит из них какую-то настойку.
-И не какую-то, а от мозолей и натоптышей, – уточнил Теллур. Поняв, что его заметили, он покинул свое убежище и важно прошествовал мимо. – Неохота вас прерывать, но – время. Пора отправляться. – Добавил он, уходя.
Последний раз взглянув на Лютовида, Майя нехотя ушла за дом к провожающим. Отчаянно краснея под строгим взглядом отца, она наскоро попрощалась с остальными.
Дакия безнадежно качая головой, поглядывала на Руту, которая тщетно пыталась затолкать Руммику в рюкзак еще один пирожок с повидлом.

Рум, не переставал махать им рукой из окна машины, пока дорога ведущая, в город не скрыла родной дом за поворотом.
Лайсерг не спускал с Рума глаз всю дорогу. В аэропорту вышла небольшая заминка с документами. Против обыкновения, Лайсерг предоставил заниматься этим жене, а сам остался с Румом и детьми. Майя и Томас весело болтали, обсуждая подходившее к концу путешествие. Рум понуро сидел рядом с ними на длинной скамейке, стоявшей вдоль стены, и когда к нему обращались, отвечал не впопад, занятый своими невеселыми мыслями. Наконец все уладив, Айя вернулась.
-Поехали, – сказал Лайсерг. – Рум, пора. Что сидишь?
-Привыкаю к скамье подсудимых. – Буркнул Рум в ответ и нехотя поднялся.

В дверях полицейского участка Рум неожиданно остановился и оглянулся.
-Ты что? – нахмурился Лайсерг.
-Сейчас.
Рум не моргая, посмотрел на ласковое весеннее солнце: «Прощай, солнышко красное! Не видать мне больше ясного дня, не радоваться вместе с тобой…». Понуро трусивший за ними Могрим жалобно заскулил.
-Эх, дядя Лайс, - вздохнул Руммик. – Перед смертью не надышишся!
Он шагнул через порог, и тяжелая дверь полицейского участка закрылась за ними.

Следствие длилось не долго. Рум честно признался во всем, доказательства его вины были налицо. Правда иногда, забываясь, он упоминал в своих показаниях некоего Могрима, и у следствия возникло подозрение, что он покрывает сообщника. Но Лайсерг уладил это недоразумение, объяснив, что Рум был обращен своими родителями в особую веру – смесь христианства и язычества. Могрим – это тотемный зверь, волк покровитель их рода. Рум верит, что дух волка постоянно следует за ним и во всем ему помогает. Про Хлою и Зелела детектив предусмотрительно помалкивал.
Лайсерг, как и обещал, добился того, чтобы судебное заседание было закрытым. Но он знал, что кое-кто, если захочет, может докопаться до правды и предать её огласке. Чтобы этого не произошло, Лайсерг, скрепя сердце, отдал Айе визитку Нихрома и попросил её поговорить с ним.
Оказалось, что Нихром уже получил немало информации об этом деле из своих тайных источников и готовил сенсационный материал к выходу в печати. Но Айя попросила его не делать этого. Ей Нихром не смог отказать, и по одному из телеканалов прошел лишь коротенький репортаж о том, что преступник найден, но при задержании оказал сопротивление и был убит.
На суде Рум полностью признал свою вину, умолчав впрочем, о мотивах преступления, не желая впутывать в это родных, сказал только, что испытывал к убитому личную неприязнь.
Из посторонних, не относящихся к делу лиц в зале суда присутствовала лишь одна женщина в черном монашеском одеянии. За все время заседания она не проронила ни слова, только безотрывно смотрела на Рума и в глазах её стояли слезы. Рум знал, что это – Жанна, бывший духовный лидер Х-Судей, одинокая монахиня, у которой он отнял единственного в мире близкого человека. Её взгляд, полный невыносимого страданья жег убийцу, точно раскаленный прут, пронзивший сердце его жертвы.
Он рассказал обо всем, что совершил настолько подробно, что под конец заседания позеленевший адвокат не смог достойно выступить в прениях сторон. Когда же Руму предоставили последнее слово, он сказал, не смея взглянуть на Жанну:
-Мне очень жаль, что пришлось так поступить, но по-другому я никак не мог. Если бы подобная ситуация повторилась, я поступил бы точно так же. – И с надеждой посмотрев на судью, добавил. - Может, у вас смертная казнь предусмотрена, а?
Суд приговорил его к пожизненному заключению.

Сидеть в тюрьме оказалось гораздо тяжелее, чем Рум себе представлял. Он-то рассчитывал, что, отбывая наказание, сможет притупить чувство вины, избавиться от угрызений совести. Какое там! Дни напролет сидеть в тесной одиночной камере, погруженным в свои мысли было невыносимо. Он почти не спал из-за стоящей вокруг оглушительной звенящей тишины. Душу разъедала черная тоска, тоска по дому, родным, близким, тоска по вольному воздуху, бесконечному синему небу, живительному солнечному свету. Рум вырос в деревне на просторе и заточение в замкнутом пространстве переносил особенно тяжело. Он бесцельно слонялся по камере из угла в угол. Постепенно час за часом, день за днем внутреннее напряжение накапливалось и внезапно выплескивалось в безумных  приступах клаустрофобии. Тогда он начинал метаться, дико кричать, как загнанный зверь, в слепой ярости трясти решетку. Пару раз доходило до потери сознания и судорог.
Несколько дней Рум провел в тюремном госпитале.
Однажды, во время утреннего обхода врач сказал, что сегодня Рума покажут психиатру. Ближе к вечеру Рума отвели в процедурную.
-Вы не будете разочарованы. Чрезвычайно интересный случай, - говорил главврач, обращаясь к худощавой, небольшого роста молодой женщине. – Вот он, Полина Григорьевна.
Женщина откинула назад светлые, вьющиеся волосы и на шее её блеснул тонкий золотой обруч. Гладкошерстный рыжий кот в золотом ошейнике грациозно прыгнул к ней на колени и смерил Могрима неприязненным взглядом.
-Благодарю вас. А конвой может быть свободен. – Сказала она неожиданно низким, бархатным голосом.
-Но, как же? – удивленно развел руками врач
-Я хочу побеседовать с пациентом с глазу на глаз. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
Главврач пожал плечами и вышел, оставив Рума с ней наедине.
Руму приятно было поговорить с симпатичной девушкой. Он вежливо поздоровался и потянулся было к коту.
-Кис-кис. Ой, а можно погладить?
Но Могрим рванулся вперед перехватывая его руку: «Не трожь! Это на самом деле человек!». Рум недоверчиво посмотрел на него, но руку убрал. Ему показалось, что кот презрительно усмехнулся.
Узнав, что Полина Григорьевна – русская, Рум сразу проникся к ней доверием и стал рассказывать о доме, о родителях, об их укладе жизни, обо всем, что накопилось на душе.  И Руму было не важно, понимают его или нет, и что будет дальше – он радовался самой возможности высказаться! Полина внимательно слушала, иногда записывая что-то в блокнот.
-Моя мама тоже русская! – говорил он. - Знаете, она совсем простая женщина. У нее даже образования толком нет, но она по этому поводу не расстраивается. Она говорит: «Демон умен, да его Бог не любит!».
В этот момент шерсть у кота встала дыбом, он грозно зашипел. Могрим зарычал в ответ, загораживая собой хозяина. Полина отшатнулась от пациента, как от ядовитой змеи. Она злобно прищурила глаза, резко захлопнула блокнот молча встала и вышла из палаты. Замахнувшись на обидчиков лапой напоследок, кот побежал за ней.
-Я что-то не то сказал? - Рум удивленно посмотрел на Могрима. Тот пожал плечами, радуясь про себя, что эта странная парочка убралась. Больше Рум не видел эту женщину. 
Скоро Рум вернулся в камеру. Постепенно тревога и отчаяние уступили место глубокому безразличию. Теперь Рум часами сидел в углу, молча, глядя в одну точку. Он почти перестал есть, и порой ему едва хватало сил подняться на ноги.
Серьезно испугавшись за товарища, Могрим предложил: «Ты в себе не замыкайся. Я же здесь – поговори со мной. О чем угодно! И лучше вслух!». «А как же охранники? Услышат – решат, что я - ненормальный», - пожал плечами Рум. «Они и так думают, что ты – псих, - успокоил его Могрим. - Какое тебе до них дело?! Зато ты хоть собственный голос будешь слышать. Все не так одиноко…». С тех пор они вели долгие беседы обо всем на свете, иногда вместе сочиняли письма родным, и Руму становилось немного легче. «Опять этот чокнутый болтает сам с собой – говорили охранники, - Хорошо хоть больше не буянит!»

Был уже вечер, когда защелкали замки, дверь камеры открылась, и прозвучал голос охранника:
-Пачи, на выход!
Рум приоткрыл глаза и медленно повернул голову:
-Опять свиданка? – он страдальчески вздохнул. - Что им всем от меня нужно?..
Он с трудом поднялся, постоял, держась за стену и, когда головокружение немного отступило, устало пошел к двери.
Навстречу Руму из-за стола поднялся …отец. За спиной Силвы стоял Лайсерг.
Такого Рум не ожидал:
-Дядя Лайс, … ты же… обещал…
Лайсерг нахмурился:
-Он имеет право знать. Твои родные волнуются, и только Силва сможет их успокоить.
-У вас десять минут, – объявил охранник.
Силва же просто лишился дара речи. Он смотрел, смотрел и не мог узнать в этой тени человека своего сына, любимого первенца, надежду и опору семьи, неунывающего, полного жизни, прежнего Руммика.
Теперь Рум отчетливо напоминал узника концентрационного лагеря. Тюремная роба висела на нем мешком. По нему легко можно было изучать анатомию человека: кожа туго обтягивала шею, и при движении была видна работа каждой мышцы. На исхудалом лице с заострившимся носом запавшие глаза казались огромными, и от того еще более выразительными. Наверное, даже у тех несчастных военнопленных из лагерей смерти не было такого безнадежного, тусклого взгляда.
Тонкой, как щепка рукой Рум медленно откинул со лба отросшие спутанные волосы. Наполовину седые.
-Это неправда. – Силва с надеждой вгляделся в лицо сына, - СКАЖИ, ЧТО ЭТО НЕПРАВДА!
Рум потупился: «Он не верит…». Томас и Артур, навещавшие его раньше тоже не могли поверить.
-ЭТО ПРАВДА. – Рум спокойно и прямо посмотрел отцу в глаза.
На несколько секунд воцарилась тишина.
-Я подвел тебя, отец?
Силва тяжело вздохнул:
-Недели три назад мы с мамой ездили в больницу на проверку. Никакой раны врачи не обнаружили. Лё здорова. Нет, ты не подвел нас, сынок.
Рум зажал рот ладонью изо всех сил сдерживая слезы!
Немного наклонившись вперед Силва сказал в пол голоса:
-Если б я знал, что это ей поможет, я бы его сам прикончил. Серьёзно.
«Маньяков целая семья!» - подумал охранник, покосившись на посетителя.
-Может, есть способ его отсюда вытащить? Неужели ничего нельзя сделать?! – Обернулся Силва к Лайсергу.
Тот лишь угрюмо опустил глаза: «Что тут сделаешь? За свои поступки надо отвечать. Все по закону».
Силва нахмурился, глядя на Рума:
-Тебя, что здесь не кормят?
-Кормят здесь нормально. Он не ест. – Отозвался Лайсерг.
Рум укоризненно взглянул на Дитела и обратился к отцу:
-Дома не должны ничего знать, понимаешь?
Взяв его за руку, Силва сказал:
-Мама за тебя очень волнуется. Выручают только письма.
-Я пишу их здесь, - отмахнулся Рум. - Три первых написал еще на воле.
-Молодец.
-Знаешь, когда я их сочиняю, то представляю, как я мог бы жить, если бы ничего этого не произошло.
-Мы читаем их по вечерам, когда собираемся вместе на веранде. Вслух, по очереди.
-Значит теперь всё по-старому?!
-Да, – вздохнул отец. -  Не хватает лишь тебя.
-А вы вспоминайте меня. Вспоминайте меня прежним!
На плечо Рума опустилась рука охранника. Время вышло. Рум встал, тяжело опираясь на стол, прижал руку к впалой груди – сердце бешено колотилось. Он не знал, что сказать на прощанье, но вдруг вспомнил:
-Ой, подожди! – он полез за пазуху и достал оттуда темно-синий шелковый платок, подаренный когда-то Эдит. – Вот! Передай от меня Руте! Я знаю, он ей очень пойдет.

Вернувшись домой, Силва рассказал, что в Лондоне все нормально – Рум хорошо учится, все такой же беспечный и жизнерадостный. Самого Рума он, правда, не видел – тот сейчас проходит практику где-то на раскопках, но ему передали от него письмо, которое Лайсерг еще не успел переслать в Америку.
Рассказывая всё это, Силва старался не смотреть на Лё, тревожно ловившую каждое его слово.
-Да, чуть не забыл! – спохватился он, наконец. - Это тебе, - отец протянул Руте прощальный подарок брата.
Рута взвизгнула от восторга, схватила синий платочек, быстро повязала его на шее узлом пионерского галстука и с радостным: «Спасибо!», чмокнув Силву в щеку, ускакала к зеркалу.
-Руммика благодари! Это от него!
Алена углубилась в чтение письма. Беззвучно шевеля губами, она водила рукой по бумаге, словно пытаясь ощутить знакомое тепло, исходившее от строк, написанных любимой рукой. Вдруг на страницу упала едва приметная капелька.
Силва провел рукой по мягким Аленушкиным волосам. Лё взглянула на него – по её щеке пробегала мокрая дорожка.
Она рассеянно улыбнулась любимому и была в  этот миг так прекрасна, что Силва подумал: «НАМ ВСЕМ ЕСТЬ, ЗА ЧТО БЛАГОДАРИТЬ РУМА!»

Вечером, когда все в доме начали готовиться ко сну, Силва застал Теллура копошащимся в холодильнике. Это было странно – Теллур никогда не ел так поздно из-за своего слабого желудка.
-Да мы завтра с утра с ребятами на рыбалку собрались, - объяснил он отцу, - надо кое-что приготовить заранее.
-Только рыбачьте где-нибудь поближе, - предупредил Силва. - К излучине – ни ногой! Слыхал, что там творится?  За последний месяц уже три человека утонули! Да и ловиться в том месте стало непонятно что: рыба-не рыба, лягушки-не лягушки. Какие то мерзкие твари: глаза выпученные, лап – до черта, противные хвосты и кусаются больно!
Теллур распахнул глаза в притворном ужасе и пообещал, что ноги их там не будет. Успокоенный этим Силва пошел спать. Откуда ж ему было знать, что Теллур, с роду не любивший рано вставать, собрался на рыбалку именно из-за этих «мерзких тварей», о которых в последнее время ходили легенды среди мальчишек.
За каких то два месяца знакомая с детства спокойная излучина реки превратилась в гиблое место, смертоносный омут, населенный нечистой силой и разными чудовищами. «На что же они ловятся? – сомневался Теллур между сырым мясом и вареными макаронами. - Интересно, как они устроены внутри? Надо не забыть ножик, вскрою – посмотрю…»

Между тем Силва поднялся на второй этаж. Проходя мимо спальни девочек, он услышал голос Алены, немного приоткрыл дверь и увидел вполне обычную картину.
Лё сидела на краю постели Руты, поглаживая доченьку по растрепанной рыжей головке, и тихо мурлыкала колыбельную, а накрытая до подбородка одеялом Рута блаженно жмурилась, засыпая.
Эту колыбельную Лё часто пела детям. Силва слышал её много раз, но сегодня песня звучала как-то особенно, пронизанная светлой, но безнадежной печалью. Что-то было не так. Силва прислушался. Ах, да – слова были другими!
Устремив в пространство грустный взгляд, и немного покачиваясь в такт мелодии, Лё напевала:

Наши дети не родятся
Для бессмысленной вражды.
Наши дети не годятся
Для печали и нужды.

Ты катись, катись колечко –
Наших деток не калечь…
Пусть не гаснет в храме свечка,
Чтобы души их беречь1

Небольшой ночничок тускло освещал уютную комнатку, и на тумбочке возле кровати лежал любовно свернутый синий платочек…

Казалось, в эту ночь на всей земле царили тишина и покой. Даже за много километров отсюда во мраке тюремной камеры обессиленному узнику удалось, наконец, задремать. Он спал и не слышал, как бесшумно скользил по его тесному жилищу оборванный  край серого плаща, приближаясь к нему все ближе и ближе… «Если есть те, что приходят к тебе, найдутся и те, что придут за тобой»2.
Неподвижную тюремную тишину вдруг разорвал жуткий крик отчаянья и ужаса! Он прокатился по тюремным коридорам, перебудив заключенных и встревожив охранников. Никому из них не приходилось раньше слышать такого леденящего душу звука. Оборвался он так же внезапно, как и возник, и больше ничто не прерывало звенящую тишину властвовавшей над миром ночи.

КОНЕЦ.


Послесловие.

Человек в белом халате вышел из тюремного морга. Устало прислонившись к стене, он стянул противно чавкнувшие окровавленные перчатки, достал из кармана пачку сигарет и прислушался. Уже вторую ночь из парка, находившегося неподалеку, доносился протяжный тоскливый вой. Вот и сейчас в уши противно лез этот звук. Врач-патологоанатом тряхнул головой, отгоняя его. «Хоть бы перестреляли этих бродячих собак. Скоро по парку ходить опасно будет», - подумал он.
Через минуту, дверь вновь отворилась и второй врач присоединился к товарищу. Он был чуть ниже своего напарника и шире в плечах.
-Закуривай, - высокий протянул другу сигареты.
-Спасибо, Джеф. Что ты думаешь об этом? – широкоплечий кивнул на дверь, ведущую в морг.
-Астения. Нервное истощение. Сердце остановилось. Не выдержало. А вообще, - Джеф задумчиво покрутил в тонких пальцах дымящую сигарету, – вообще интересный случай…
Его напарник пожал плечами:
-Что в нем интересного? Труп как труп.
-Ну не скажи, Уотт. Ты обратил внимание на его сердце? Парень был еще молод – телу по всем показателям около двадцати лет. А вот сердце… - Джеф поднял указательный палец. - Сердцу не меньше восьмидесяти!
-Да ладно! – опешил Уотт.
-Поверь мне, я знаю, что говорю. – Задумчиво произнес Джеф.
-Пойду, взгляну. Как это я мог не заметить?
Озадаченно качая головой, Уотт скрылся за дверью, а Джеф еще долго курил в коридоре. Снова прислушавшись к доносившейся из парка песне боли и черной тоски, он рассеянно подумал: «Больше похоже на волчий вой. Вздор, откуда бы здесь взяться волку? Невозможно». Но что-то подсказывало ему, что в этом мире возможно ВСЁ.

1. Вероника Долина
2. Наутилус Помпилиус «Скованные одной цепью»

24

Ну, что ж. Начнем?
Мне понравилось, однако до самого конца я не догадывалась, что это конец. Конец справедливый, но грустный.
Больше всего мне понравилась то, что каждый персонаж был красиво раскрыт, расписан в тех и иных красках. Проработана Ле, из-за которой все и началось, мир вокруг, сама история.
Рум. Что только не может сделать ребенок ради своей матери. Он готов даже убивать. Хао бы его понял, мне кажется.
Но Хао в этом фике нет. (Наверное, экшна мало)
"Кто-то" кстати говорил, что не очень хорошо описывает бой. Неправда, бой Марко-Рум был что надо. Очень даже хорошо.
И символично то, что глав 13.
Грустно, грустно мне. Но ведь Лё так об этом и не узнает? Да?

25

Спасибо. Рада, что тебе понравилось :rolleyes:
Мы старались раскрыть персонажей, рассказать предысторию каждого, чтобы повествование не было плоским.
На счет боя. Я долго не могла представить, как надо его описать, потому, что в поединках шаманов мало что понимаю. Написалась эта сцена как-то сама собой, как ни странно, в ночь под Рождество. Всякая жестокость почему-то приходит мне на ум именно по праздникам <_<
История Рума закончена, Лё, конечно тоскует, ведь материнское сердце не обманешь.
Но для других персонажей, второстепенных в этом фанфе, все только начинается. Вот например загадочная женщина с рыжим котом... Когда-нибудь и эта блондинка предстанет перед нами "во всем великолепии". Но, это уже совсем другая история. Не будем забегать вперед, всему свое время  acute.gif


Вы здесь » Shaman Kingdom Forum » Библиотека фанфиков » Триллер